Стальное время

Вот и сейчас — по телу пошла лёгкая дрожь и начала наваливаться лень и сонливость. Скорее бы добраться до ППД и завалиться спать хотя бы до вечера...

На улице послышался какой-то шум, будто спорили на повышенных тонах несколько человек. Я вопросительно глянул на Пахома.

— Что за херня, чаю не дадут попить нормально, — ответил он и, прихватив автомат, вышел на улицу.

Не нравятся мне такие ситуации. Да и чутьё что-то стало подёргиваться...

Переглянулся с Кирей и Тигрой, стрельнув глазами на стол, где лежало наше оружие. Тигра, в свою очередь, покосился на комендачей — мол, и как быть? За оружие хвататься вроде не правильно, мы же у своих.

До конца решить эту дилемму я не успел. Дверь распахнулась и под вопли комендачей в комнату втолкнули Дока и Петровича, вслед за которыми вбежали трое караульных с автоматами наизготовку. Замыкали шествие оба офицера и Пахом.

Что Док, что Петрович были без оружия и разгрузок. И, судя по отсутствию синяков на комендачах, дело обошлось без драки, то есть — на наших сразу направили стволы. Так, это уже какая-то нездоровая тема пошла, пора разбираться.

— Слышишь, капитан, — я поднялся со стола и положил правую руку на цевьё лежащего на столе автомата, — ты бы приказал своим бойцам оружие опустить. А то мы тут тоже парни нервные.

Наглеть, конечно, было совсем рискованно. Нас оставалось только трое, прямо как в песне. Уланы вообще не при делах, сидят, ушами хлопают и пытаются понять, что происходит. Так что если начнётся свистопляска — то мы тут поляжем с гарантией. Да и самое обидное будет, что не поймём, из-за чего полегли-то...

— Нервные? — нехорошо улыбнулся Захарченко, поигрывая "особистским" Стечкиным, — а ну-ка, нервные, бросаем оружие на пол. Только очень медленно. На пол, я сказал!!!

Надо было решать здесь и сейчас — или мы сдаёмся, или стреляем. Примерно через две секунды решение было принято и я, взяв автомат за ремень, бросил его под ноги. Моему примеру последовали Киря и Тигра.

— А вот теперь поговорим, — завёл шарманку Захарченко, когда вся наша группа, вместе с уланами, была разоружена, обыскана, связана и посажена под стенкой, — что вы пытались провезти?

— А ты посмотри, — ухмыльнулся я — всё ведь в машине.

— А мы уже посмотрели, — ответил Захарченко.

— И что? — я искренне не понимал, что происходит.

— Ну пусть тебе твои друзья и расскажут, — особист кивнул в угол, где сидели насупившиеся Док с Петровичем.

Я вопросительно посмотрел на них.

— Попали мы, Денис, — поднял глаза Док, — в коробках с детским питанием — героин. В общей сложности — килограммов пять-семь, не меньше.

Как говорят в театре — "Занавес!".

Киев, 2020 год, 18 мая, понедельник, 16.45.

Знаете, что такое правовое государство? Это когда даже уличный попрошайка может не давать никаких показаний в полиции, если при допросе не присутствует его адвокат. Это когда при аресте тебе зачитывают список твоих прав и уточняют, понял ли ты их. Это когда полицейский знает, что за выбивание "чистосердечного" с него могут сорвать погоны, а то и отправить в камеру к тем, из кого он это признание выбивал.

Представили? А вот теперь забудьте. Нет никакого "правового государства" у нас. Да и до войны, скажем честно, не было. Но сейчас отсутствие этих самых правовых норм особенно хорошо ощущается. Преступник имеет право хранить молчание, но ему это очень не рекомендуется, потому что хранить он его будет недолго, а подписывать протокол придётся переломанными пальцами. Преступник не имеет права на адвоката, правозащитника и своего представителя в суде в принципе. Преступник не имеет права на суд, потому что судебной системы сейчас нет. Даже в часто упоминаемом 1937 году было некое подобие судебной системы — так называемые "тройки". Сейчас нет и такого. Есть дознаватель, он же следователь, он же триумвират — судья плюс адвокат плюс прокурор. Он решает твою судьбу.

Может показаться, что такая система категорически нецивилизованна и имеет множество огрехов. Что ж, я отчасти соглашусь. Отчасти — потому что нельзя оценивать судебную систему государства, находящегося в состоянии войны, с системой мирного времени. Как временное решение подобная схема себя полностью оправдывала и создана была скорее "по бедности и необходимости".

Но самое лучшее — когда ты не познаёшь на себе всех "прелестей" этой схемы.

А у нас сложилось иначе.

Первичный допрос, который пытался нам учинить особист с дамбы, предсказуемо провалился. Не помогли ни крики, ни пинки, ни угрозы. А на большее у "соответствующего" товарища не хватило ни смелости, ни полномочий.

Через два часа приехала целая процессия: крытый "Урал" с отделением охраны ГУБ и "Нива" с Михаленко и двумя неизвестными мне людьми в штатском. Глянув на неизвестных, становилось понятно, что клейма там ставить негде — горячее сердце, холодная голова и длинные руки. Эту братию почему-то узнать очень легко, даже если они в костюмы Деда Мороза нарядятся. Ну а за целое отделение, конечно, спасибо. Видать, ценят и боятся, если десяток бойцов приволокли, да ещё в полноценных "доспехах" — бронежилетах и шлемах.

Нас семерых, вместе с обоими спасёнными комендачами, сразу же погрузили в кузов, запретив всякие разговоры, и выставили оцепление по кругу.

Кинул взгляд на парней. Петрович в растерянности, молчит. Тигра вообще впал в какую-то прострацию, уставился в одну точку и ни гугу. Ещё бы, за контрабанду наркоты ведь расстрел без вариантов...

А вот Док и Кирей, судя по их бегающим глазам, о чем-то активно думали. Словил взгляд Дока. Он стрельнул глазами на выход из кузова, на что я отрицательно покачал головой. Ну куда бежать? Мы тут и на пятьдесят метров не отбежим, как положат всех. Взвод охраны, плюс губари... Да и даже если сбежим, то что дальше? Уходить на наши законсервированные базы в лесах и сидеть там до пенсии? Не вариант, точно не вариант.

С другой стороны, умереть от пули своих — тоже вариант не Бог весь какой, но будем надеяться, что наши заслуги зачтутся, и мы сможем что-то доказать. Ещё в самом начале, когда прошёл первый шок, я сообщил всем нашим, чтобы говорили "правду, только правду и ничего, кроме правды". В нашем случае это разумно и наиболее выгодно. Лепить какую-то легенду нет ни времени, ни смысла. Особенно если учесть то, что мы действительно невиновны.

Через полчаса в кузов запрыгнули конвоиры почти в полном составе и процессия поехала в город. Состав колонны изменился, в него влились две наши машины (а точнее — уже бывшие наши), за рулём которых сидели солдаты из конвоя. Впереди же шла Нива с Михаленко, а замыкала шествие "таблетка" с раненым Олегом, в которую зачем-то погрузились "соответствующие" граждане, которые приехали с Игорем. Ну что ж, значит, моя мозаика правильно сложилась. Олеженька наш — губарь.

Что характерно — Михаленко за всё время не удостоил нас ни взглядом, ни словом. Хотя в его положении это, может, и лучше. Он ведь нас на задание отправлял, и фактически мы подчинялись ему. Теперь и его по допросам затаскают, как пить дать.

Ладно, пока есть время, попробуем проанализировать, что мы имеем, хоть голова и отказывается работать в сложившейся ситуации.

Итак, факт первый. Сеня из "Снежинки", гад ползучий, нас конкретно подставил.

Факт второй. Сеня работает на бандосов или сам им является. В любом случае, если нас не пустят в расход дознаватели, то мы постараемся сделать всё, чтобы пустить в расход Сеню. Вариант, что он не знал про героин, мы исключаем, потому что просьба "обязательно доставить детское питание" была озвучена весьма недвусмысленно.

Факт третий. Мы вообще очень хорошие ребята, за нами числится немало положительного. Сейчас особенно актуально уничтожение теплоходов и спасение группы уланов с губарём Олегом. Не знаю, помогут ли нам эти факты, но апеллировать к ним нужно.

Факт четвертый. Допрашивать нас будут жёстко, безо всякой либеральщины, и к этому нужно быть готовым. После допросов, вероятнее всего, выведут в подвал, расстреляют по-быстрому и похоронят неизвестно где.

Почти все факты меня устраивали, но четвёртый очень раздражал и портил всю картину. Не входит моя смерть в мои же планы на ближайшие годы, ну никак. Во всяком случае — такая смерть.

Вот ведь странное дело — тут жить-то осталось, может, день-два, а меня на шутки пробивает. Нервное, видимо.

* * *

Привезли нас во вполне ожидаемое место — в военное управление ГУБ, в район станции метро "Арсенальная". Здесь, прямо около выхода из метро, располагалось старое здание красного кирпича, которое когда-то давно входило в комплекс оборонительных крепостных сооружений. До войны здесь обитал комендант Киевского гарнизона со своими комендантскими помощниками. Здание — обзавидуешься. Каменная кладка больше метра толщиной, хитрые винтовые лестницы, казематы в подвалах... От былого евроремонта, правда, и следа не осталось, да и побитые пулями стены шарма не добавляли, но когда впервые попадаешь внутрь этой маленькой крепости — то начинаешь чувствовать себя как девица в замке у Синей Бороды. Монументальность здания в комплексе со спецификой местных обитателей даёт своё.

Мне тут доводилось бывать ещё в далёкие курсантские годы, когда за небольшой конфликт с "органами правопорядка" мы с товарищами провели замечательную ночь в здешнем подвале, и чуть было не вылетели из училища за полгода до выпуска. И вот почти через двадцать лет довелось снова ехать сюда под конвоем. Всё повторяется. Правда, на этот раз итог может быть гораздо печальнее, чем просто риск остаться без диплома о высшем образовании.

Наши УАЗик и "шишига" отделились от колонны ещё раньше и уехали, судя по направлению, к нам в полк. Ах, ну да, я и забыл. Они же теперь уже не наши, а очень даже конфискованные. Жаль. Мы ради этой "шишиги" жизнью рисковали, но кому это теперь важно?

"Таблетка" с раненым Олегом поехала дальше, в сторону Европейской площади. Ну, тут все понятно, поехали в госпиталь. Он тут, в двух кварталах, сохранился с довоенных времён. "Губари" не очень любят менять свои привычки.

А вот сопровождающие вылезли из "таблетки" и направились к зданию ГУБ, причем направились вполне уверенным шагом. Появилась возможность их разглядеть этих двоих, пока машина притормозила у ворот управления. Странно, на "губарей" не очень похожи. Крепкие, сбитые, коротко стриженные. То ли пловцов напоминают по телосложению, то ли гимнастов. Да и одежда у ребяток специфическая: бежевые брюки от компании "5.11", ботинки неизвестного производителя, но похожи на "Бейтсы" или "Бельвилли", рубашки поло навыпуск, глаза закрыты тёмными защитными очками. Мягко говоря, недёшево одеты парни. Можно сказать, по последней послевоенной моде, почти что франты. Похожи на частных контракторов, только контракторы не ходят без оружия, и обязаны на работе носить отличительные знаки своей конторы. А у этих граждан никаких нашивок на одежде не было. Оружия тоже не видно, но спрятать фирменный губарский "Стечкин" сзади за поясом так, чтобы его не было заметно — никаких особых проблем не составляет, несмотря на габариты этого пистолета.

Ворота со скрипом распахнулись и мы, сопровождаемые цепкими взглядами с вышек и пулемётных точек, въехали на территорию. Всё, теперь бежать уже не получится совсем никак. Во дворе, в которые мы заехали, располагался небольшой плац, со всех сторон просматриваемый и простреливаемый. Теперь надо приготовиться ощущать по полной программе всю доброту и нежность наших "губарей", мы в их власти.

Конвой, гремя доспехами и оружием, вывалился из кузова.

— К машине! — прозвучала команда.

Ну что ж, вылезаем, куда деваться...

Дальше всё было привычно и ожидаемо, прямо "дежавю": обыск, оформление, обычные вопросы "фамилия, имя, отчество, звание, дата и место рождения". Естественно, забрали ремни и шнурки; естественно, одежду проверили вплоть до последнего шва; естественно, была весьма неприятная процедура "присесть, раздвинуть ягодицы"...

Ну а что такого-то? Есть такая профессия — вертухай. Кто-то дома строит, кто-то людей лечит, кто-то бандитов ловит. А кто-то нам между ягодиц заглядывает. Тоже, знаете ли, работа не из лёгких. Пару лет поработаешь — и можно экзамен на проктолога сдавать. Экстерном. Да уж, ни черта в этом здании не изменилось и, как мне кажется, не изменится.

Переброситься даже парой слов с парнями уже не удавалось, потому что в ответ на любые попытки что-то мяукнуть прилетал в спину удар приклада. Вот что за манеры у конвоя — чуть что, так сразу прикладом. Хотя дубинок им нынче не выдают, времена не те. Да и "Стой, стрелять буду!" сейчас не кричат, а просто стреляют молча.

А вот и знакомый подвальчик! И запахи вызвали такую ностальгию, что чуть слеза не скатилась. Как говорится — все ароматы армии и тюрьмы в одном флаконе: сортир, плюс хлорка, плюс лизол, плюс вакса, плюс какой-то прокисший суп. Ну что я могу сказать... Конечно, не запах альпийских лугов и не морской бриз, но дышать можно, если через респиратор. Да и без него можно, когда выбора всё равно нет.

Дверь распахнулась и нас втолкнули в небольшой "предбанник", где стояли какие-то стулья, вёдра и прочий хлам. Предбанник переходил в коридор длиной метров десять, с дверьми по обе стороны. Это камеры, это я знаю. Заканчивался коридор небольшим пятачком, за которым находился стол дежурного и сортир (иначе не назвать). Уборных в камерах предусмотрено не было, а ставить вёдра — не совсем гигиенично, учитывая тесноту пространства камеры.

Вышел заспанный дежурный, полноватый сержант предпенсионного возраста. Судя по его зевоте, камеры нынче пустуют. Хотя оно вполне объяснимо, так как следствие и суд в наши дни очень быстрые, суровые и несговорчивые.

Меня поместили в отдельную камеру, а остальных ребят распределили по двое, так как камер было всего четыре. Ну вот и всё, захлопнулась за спиной тяжёлая дверь с небольшим окошком из оргстекла и я остался один. В камере за столько лет не поменялось ровно ничего. Те же серые крашенные стены, та же огромная деревянная лежанка, занимавшая почти всё свободное пространство. Больше в камере ничего нет. Просто — ничего. Стены и доски лежака. Лежак этот вроде ещё "сценой" именуют. А что, и правда, похожа.

Всё, товарищ ягд-лейтенант. Хотите — танцуйте на этой сцене, хотите — сидите. Можете даже попытаться поспать, но лучше не надо, потому что вечер обещает быть томным и долгим, а расхолаживать мозг сном в такой ситуации — дурное дело.

Плюхнулся с ногами на холодные, отполированные почти до блеска телами предыдущих сидельцев доски "сцены", попытался сосредоточиться. Плохо, что в одиночку поместили, это самое нехорошее дело. С непривычки умом можно тронуться, медитируя в четырёх стенах безвылазно. Парням повезло больше, компания есть. Кстати, до сих пор не знаю, почему я стал таким избранным — то ли потому, что командир группы и меня лучше держать отдельно, то ли по старой уставной привычке, что офицеры должны быть в отдельной камере от рядовых... Хотя не льстите себе, товарищ Еремеев, первый вариант всё же более реален.