Про то, что женщины любят "таких" — это взяло меня за живое. Я ревниво думаю о Маркизе.
— А на каких это "таких" падки женщины? — спрашиваю я у Барона.
Барон пожимает плечами:
— Граф — человек, устремленный к некоторой амбициозной цели. И четко себе представляющий, какими способами и методами этой цели можно достичь. Не слишком стесняющий себя в выборе средств и моральных принципов.
— А женщины?
— Именно таких мужчин женщины и любят! Для них умение человека переступить через собственную совесть служит доказательством его силы, смелости, самостоятельности, целеустремленности! Как раз тех качеств, которых им самим не хватает. Женщины тоже питают амбиции, но идти ради них по чужим головам они, как правило, не способны. Поэтому им нужен такой человек, который будет делать это за них.
Удивительные вещи слышу я! Интересно, Маркиза — она тоже такая?
— А Граф? Выходит, сейчас он собирается пройтись именно по моей голове?
— Не исключено, — сухо отвечает мне Барон.
После такой неутешительной беседы я отправляюсь в свою комнату — будить Маркизу к завтраку.
Сегодня — день премьеры нового Акта Пьесы! Этого нельзя не заметить — весь мир взбудоражен, и с самого утра в коридоре царит какая-то суета. И я, подверженный всеобщему возбуждению, ощущаю едва ли описуемое волнение. Ведь сегодня — день моего первого выхода на Сцену! День моего дебюта в Пьесе! И пусть этот момент произойдет еще не скоро, только во второй половине дня, все мысли мои целиком занимает это предстоящее мне ответственное событие. Крайне противоречивы мои чувства. И я даже не знаю, желаю ли я скорейшего наступления этого момента, или же хотел бы отсрочить его.
Маркиза, видя мое душевное состояние, всячески пытается меня успокоить и приободрить.
— Не волнуйся! — говорит она мне. — Все пройдет замечательно! Я в тебя верю!
Это хорошо, что она в меня верит. Было бы совсем неплохо, если бы я сам так же верил в себя.
На завтрак мы с Маркизой отправляемся вместе. Она решительно берет меня под руку, и таким вот образом мы с ней шествуем по коридору. Мне не очень ловко, Маркиза же держится гораздо более непринужденно.
— Надо ли — вот так? — спрашиваю я у нее.
— Надо! — говорит она. — Неужели ты возражаешь?
Я не знаю, что и ответить. Наконец, решаюсь.
— Может быть, Граф меня убьет на поединке. В следующем же Акте Пьесы!
Она смотрит мне прямо в глаза, и в этих глазах я читаю, что она мне не верит.
— Нет! — отвечает она решительно. — Не может этого быть! Такого не может случиться!
Мне и самому хотелось бы верить в это.
Мы с Маркизой появляемся в Центральном Зале одними из первых. У дверей Обеденного Зала — только Баронесса. Смотрит на наше появление, и довольно-таки мило улыбается. Маркиза только еще теснее прижимается ко мне. Как будто намерена продемонстрировать наши с ней отношения всему окружающему миру — вот, мол! Не знаю, нужно ли это мне, но я не сопротивляюсь.
— Доброе утро! — приветливо обращается к нам обоим Баронесса, и мы с Маркизой почти хором отвечаем на ее приветствие. Она снова улыбается. И обращается теперь уже персонально ко мне:
— Готовы ли Вы, Рыцарь, к сегодняшнему Спектаклю?
Я отвечаю ей, что вполне готов. Мне хочется верить, что внешне мой ответ выглядит очень убедительно, хотя в душе моей такой убежденности нет.
Спустя совсем непродолжительное время к дверям Обеденного Зала начинают стекаться и остальные актеры. И каждый из них обращает особое свое внимание на нашу с Маркизой пару, отчего я испытываю большую неловкость. Маркиза же, наоборот, буквально сияет в лучах повышенного общественного внимания к собственной персоне.
Граф тоже появляется у дверей в Обеденный Зал, причем, увидев меня, рука об руку с Маркизой, он всем своим видом выказывает свое неподдельное изумление. Подумать только, еще вчера он даже не смотрел в мою сторону, а теперь рассматривает нашу пару с явным интересом.
Может быть, я и готов счесть этот момент благоприятным для откровенного разговора с Графом, но от этой идеи меня отвлекает Маркиза, а после завтрака — Барон, еще раз напоминая мне, что у меня очень мало времени для последних приготовлений к своему первому выходу на Сцену.
Следуя его наставлениям, после завтрака я уединяюсь в своей комнате, с тем, чтобы который уже раз повторить выученные наизусть монологи, заученные движения и жесты.
Какая полезная, все-таки, вещь — эти зеркальные стены! Благодаря ним, можно репетировать свою роль прямо у себя в комнате, оценивая свое исполнение со стороны. А точнее — сразу с нескольких сторон. Очень удобно!
И я верчусь перед зеркалами, принимая разные эффектные позы, откровенно любуясь при этом собой.
И тут снова в дверь мою стучат.
— Войдите! — говорю я. И голос мой, как видно, вследствие моих дикционных упражнений, звучит весьма драматически.
Дверь открывается, и на пороге я имею счастье лицезреть Герольда. Он стоит с обычным своим невозмутимым выражением лица, и, надо полагать, ожидает моего повторного приглашения. Каковое я и спешу огласить.
Войдя в мою комнату, и даже не глядя на меня, Герольд сообщает мне, что пришел специально помочь мне в приготовлениях к грядущему театральному представлению.
— Вам надо выбрать соответствующий костюм для выхода на Сцену!
Костюм! Я, честно говоря, даже не подумал об этом! А ведь это, должно быть, очень важно! Барон, я помню, обращал на это мое внимание. "Мир начинается с гардероба!" — сказал он. Что уж говорить о костюме, предназначенном для выхода на Сцену! Там, на Сцене, на глазах у многочисленных зрителей, актер просто обязан во всем соответствовать своему сценическому образу! Образ актера во всем должен быть совершенен — и в репликах, и в жестах, и в выражении лица. И, в первую очередь — в его сценическом костюме!
Действительно, какой костюм я мог бы выбрать для своего первого выхода на Сцену? К стыду своему, я сознаю, что на свой собственный вкус я ни в коей мере не могу положиться. И добровольная помощь Герольда в этой ситуации выглядит просто благодеянием.
И я спешу выразить Герольду всю свою признательность.
— Не стоит благодарностей! — останавливает мои излияния Герольд. — Я всего лишь выполняю свои должностные обязанности! В данном случае — это подбор костюмов персонажей Акта Пьесы. Это очень важная функция!
Я, безусловно, соглашаюсь с таким его утверждением.
— К тому же, — продолжает Герольд. — Услуга эта платная, и Вам, Рыцарь Макмагон, она обойдется в четыре "понта"!
Вот это обескураживающая новость! Впрочем, я тут же понимаю, что иного выхода у меня нет.
Герольд, в общем-то, и не ждет от меня никакого ответа на свое последнее заявление. Он уже приступил к исполнению своих обязанностей. Он решительно подходит к моему гардеробу, отодвигает его зеркальную дверцу, и придирчиво начинает изучать представленную там коллекцию одежды. Но совсем недолго. Молча вынимает из шкафа самые яркие, самые пестрые вещи.
— Парадная форма одежды! — делает он пояснение, когда полный комплект моего будущего сценического одеяния лежит на моей кровати.
Да, именно в таком облачении, помнится, я являлся на прием к Королю.
— Извольте явиться в этом костюме в Актовый Зал, сразу после обеда! — объявляет мне Герольд.
Я несколько удивлен — Спектакль должен начаться на пару часов позднее назначенного мне времени. Но внешний вид Герольда не предполагает какого-либо обсуждения данного вопроса.
— Хорошо, — отвечаю я кротко.
Герольд удовлетворенно кивает головой, и покидает мою комнату. За все время, что он находился здесь, он так ни разу и не взглянул на меня! Впрочем, когда вся комната в зеркалах, этого вовсе не требуется. Даже не глядя человеку в глаза, ты отлично можешь видеть его реакцию на свои слова. Наверное, иногда так даже удобнее. Мне тоже нужно когда-нибудь научиться пользоваться зеркалами подобным образом!
Подавив сожаление о четырех только что утраченных мною "понтах", я продолжаю репетировать свою роль. Чтобы еще более вжиться в образ своего сценического персонажа, я надеваю на себя костюм, выбранный Герольдом, и снова начинаю мысленно прокручивать все мельчайшие детали своего участия в грядущем Спектакле.
До обеда я успеваю "сыграть" свою роль четыре раза. Отточить все свои движения и мимику. Последний "прогон" получается у меня просто автоматически, что позволяет мне сместить центр своего внимания с исполнения роли на ее созерцание. Блестяще! Смотря на себя в зеркало, я мысленно аплодирую своему собственному выступлению. "Браво!" — говорю я сам себе.
На обед я чуть было не отправляюсь в таком вот "парадном" наряде. Но вовремя спохватываюсь и переодеваюсь. Негоже ходить в сценическом костюме по всяким суетным делам! Тем более — на обед, где по неосторожности можно пролить на себя суп или соус. Для повседневной одежды эта неприятность ерундовая, а вот для сценического костюма, да еще прямо накануне Спектакля, это явилось бы настоящей катастрофой!
И я незамедлительно хвалю себя за такую сообразительность. Похоже, я не только вживаюсь в роль своего сценического персонажа, я начинаю вживаться в этот мир! Я уже начинаю учиться жить не только на опыте совершенных мною ошибок!
Обед проходит достаточно молчаливо. Актеры практически не разговаривают друг с другом за столом, предпочтя погрузиться куда-то в свои мысли. Вот это, я понимаю, и есть профессиональный подход к делу! Полнейшая сосредоточенность на предстоящем выступлении — ничто не может ее поколебать!
После обеда я возвращаюсь в свою комнату, лишь затем, чтобы переодеться в свой сценический костюм, не отказав, впрочем, себе в удовольствии еще раз полюбоваться на себя в зеркало. После чего отправляюсь обратно, к Актовому Залу. И тут же в коридоре меня догоняет Маркиза. Я смотрю на нее, и как будто заново любуюсь ее красотой! Какое нарядное платье на ней, ярко-синего цвета, под цвет ее сияющих глаз! Оно придает этой стройной, грациозной женщине столько изящества! И сверкающие в ушах сережки как будто играют разноцветными бликами в ее восхищенных и восхитительных глазах!
Вместе с прелестной Маркизой мы направляемся к месту проведения Спектакля. Маркиза по дороге проявляет свой живой интерес к моему текущему душевному состоянию. Я уверяю ее, что вполне готов к исполнению своей роли. Что самое главное, я чувствую, что мои слова полностью совпадают с внутренними ощущениями.
У входа в Актовый Зал, неожиданно для меня, никого не оказывается.
— Нам сюда! — объясняет мне Маркиза, указывая на довольно непримечательную дверь в стене Центрального Зала, чуть поодаль от входа в Актовый Зал. — Это служебный вход для действующих лиц!
Взяв меня за руку, она спешит войти в эту дверь. Следуя за ней, я попадаю в достаточно тесную по своим размерам комнатенку, в которой уже находятся человек восемь актеров. Посередине помещения стоит Герольд, который то и дело отдает распоряжения каким-то малознакомым мне личностям, суетящимся вокруг нарядно одетых участников предстоящего сценического действа.
— Это Гримерная! — шепотом поясняет мне Маркиза.
Нам с Маркизой приходится немного подождать, зато я имею полную возможность наблюдать все таинство загадочного ритуала, посредством которого на лица актеров накладывается макияж. Наблюдать за физическим перевоплощением актера в своего сценического персонажа.
Теперь я понимаю, почему актерам предписано являться задолго до начала Спектакля. Для того, чтобы Герольд, как лицо, ответственное за антураж, имел возможность самым взыскательным образом осмотреть твое одеяние, проверить его на предмет гармоничности с костюмами других участников Спектакля и иными элементами декораций. Чтобы потом отдать распоряжение малоприметным личностям, вооруженным кисточками и пудрой, заняться твоей внешностью. И далее, так же строго оценить результаты их усилий. В-общем, у Герольда тут много работы, и ее темп даже вынуждает его изменить обычной своей размеренности движений и разговора.
Комната продолжает наполняться актерами, и становится все теснее. После завершения процедуры моего причесывания и припудривания, меня выпроваживают в какой-то узкий коридор, пройдя по которому, я неожиданно оказываюсь на Сцене, отделенной от зрительного зала плотным, тяжелым занавесом.
На Сцене стоит тот самый стол, в переноске которого я принял участие еще вчера. Во время репетиции стол был совершенно пуст, но сейчас он накрыт нарядной скатертью, и на скатерти этой уже расставлены какие-то блюда с едой, и прочая посуда. И, опять же, какие-то малоизвестные мне личности суетятся вокруг стола, что-то на нем расставляя и поправляя.
Из того же неприметного коридора на Сцену выходит Барон, тоже уже загримированный. Честно говоря, его вид меня несколько даже пугает. У Барона густым черным цветом накрашены брови, а цвет его лица, наоборот, приобрел неестественно бледный оттенок. Барон замечает удивление, написанное на моем лице.
— Что, непривычный видок, а? — спрашивает он, легонько пихая меня локтем в бок. — Вблизи посмотреть — такое чудище!
Я спохватываюсь — наверное, и я выгляжу примерно так же. Барон уверенно подтверждает эти мои предположения.
— Это не важно, как ты выглядишь вблизи, — тут же добавляет он. — Главное, чтобы из зрительного зала все смотрелось лучшим образом. Для них, для зрителей, все это и делается!
Я понятливо киваю головой в ответ. И тут же вспоминаю тот самый вопрос, который я хотел задать еще неделю назад. И задаю его Барону:
— А кто они — эти зрители?
Барон смотрит на меня удивленно.
— Что за вопрос! Разве ты этого еще не понял? Зрители — это актеры, которые не заняты в текущем Акте Пьесы.
— Это я вроде понял. Но я думал, может быть, существуют какие-то отдельные, профессиональные, так сказать, зрители...
— Это ты о чем?
— Ну, вот, к примеру, вот эти люди — и я указываю на персонажей, суетящихся вокруг стола, — они тоже актеры?
— Да, — отвечает Барон. — Они тоже актеры. В нашем мире все — актеры! Только одни из них играют главные роли, а другие — главных ролей не играют. Мы с тобой совсем недавно говорили на эту тему!
Потом Барон, подумав еще немного, добавляет:
— В сущности, можно сказать и так, что Пьеса — это такая игра, где главные актеры играют для актеров второстепенных. Соответственно, можно считать, что второстепенные актеры — это и есть те самые профессиональные, как ты выразился, зрители. Вот, сейчас они закончат все приготовления, и отправятся в зрительный зал, наблюдать Спектакль оттуда.
— Но ведь они видели, как готовится Спектакль!
— Что они видели? Стол, который сами же и накрывали? Тебя и меня с напомаженными волосами? И все! А сейчас они ждут, не дождутся, когда же начнется настоящее представление! Сейчас они усядутся на свои зрительские места, и каждый из них, конечно, будет делать вид, что ему все известно о грядущем сценическом действии. Но на самом деле ни он, ни другие зрители, и понятия не имеют, что им предстоит сегодня увидеть!
Во время нашей с Бароном беседы малозаметные работники, действительно, исчезают со Сцены, а из коридора появляются все новые и новые актеры. Я, на всякий случай, стараюсь не смотреть на их лакированные лица. Никогда я не думал, что для того, чтобы выступать на Сцене, нужно исказить свою внешность таким противоестественным образом. Но что поделать, если Сцена требует этого!
