Проблема была в том, что люди, с которыми мне предстояло соревноваться, потратили больше времени на то, чтобы набрать очки, чем я. Я все еще был очень молодым капитаном 3-го ранга. Я не проводил время в Группе Один по специальным методам ведения войны или Группе Два по специальным методам ведения войны, мне не поручали проводить регату SEAL в Коронадо или организовать олимпийскую команду ВМФ по бобслею. Что еще более важно, назначение в Пномпень сделало бы невозможным для меня получение очень важного назначения на должность старшего помощника командира.
Старший помощник командира — старпом на флотском жаргоне — это оперативные офицеры подразделения, менеджеры по кадрам и главные планировщики. Вам нужны три лодки на воде в 14.25? Обратитесь к старпому. Нужны восемь добровольцев для какой-то грязной работы? Обратитесь к старпому. Вас снова оттрахал командир и вы хотите отплатить ему тем же? Поговорите со старпомом. Старпом изучает, как думает командир, затем предвидит, что ему понадобится и выполняет работу еще до того, как командир об этом скажет. Они также являются советниками командира — единственным человеком, с которым командир может поговорить и — надеюсь — получить от него честное мнение. Великий старпом может создать подразделение. Недостаточно великий может навредить.
Однако у меня не будет шанса стать ни тем, ни другим. Я прибыл в Пномпень в сентябре 1973 года, с удовольствием вдыхая резкий азиатский воздух, наполнивший мои ноздри. Город представлял собой невероятную смесь третьего мира и французского колониализма. Я опустил стекла посольской машины, которая встретила меня в аэропорту, и глубоко вздохнул.
Камбоджиец-водитель вытянул шею, чтобы взглянуть на меня.
— Vous etes officier de marine? (Вы морской офицер? фр.)
— D’accord (Правильно. фр.), — сказал я. — Прямо в точку.
Я указал на «Будвайзер» у себя на груди.
— Je suis un phoque (Я «тюлень». фр.) — я из SEAL.
Я выглянул в окно и увидел реку с ее паромами и плавучими ресторанами. Вдали виднелся Серебряный дворец. Пыльные улицы были запружены людьми — красивыми, смуглыми дружелюбными людьми.
— Oui, je suis un officier phoque (Да, я офицер «тюленей»), — повторил я опять и громко рассмеялся.
— И я не могу дождаться встречи с «тюленями»!
Жизнь оказалась лучше, чем я ожидал. Вместо комнаты в казарме или холостяцкой офицерской квартиры мне выделили двухэтажный дом с садом в четверть акра, наполненным тропическими цветами и сотнями орхидей. В доме были большие комнаты с белеными стенами — идеальное место для приемов. Там были Соан — слуга один-за-пятерых, и водитель — Пак Бан — и через месяц после того, как я устроился, появилась команда племянников, племянниц и других родственников, и мой штат перевалил за полдюжины. Какого черта — цифры не имели значения. Я дал Сотану пачку денег и велел одеть всех одинаково. Девочек в черные саронги, а мальчиков — в черные брюки и белые рубашки. В качестве завершающего штриха я одел на них белые флотские жилетки, на которых была вышита золотом только что утвержденная в качестве официальной эмблема «Будвайзер» (Орел, пистолет, якорь и трезубец).
Я был в деле. Или мне так казалось.
Я отправился нанести визит вежливости коммодору Вонгу Саренди, командующему военно-морским флотом Камбоджи и был возвращен к реальности. Во-первых, мой тщательно изученный французский был практически бесполезен. Камбоджийцы говорили на своем собственном французском языке, почти так же, как гаитяне говорят на своем. Поэтому, хотя я заикался изо всех сил, но в основном мне приходилось говорить по-английски. Во-вторых, командующий держался со мной на расстоянии, даже холодно.
Я узнал почему позже — в тот же день, в посольстве. Офицер, которого я заменил, был капитаном 2-го ранга — a capitaine de fregate. Я был всего лишь a capitaine de corvette — капитаном 3-го ранга.
Итак, командующий разволновался насчет того, что США не озаботились послать к нему самого лучшего, и он воспринял это как дипломатическое оскорбление. Да и черт с ним — он никогда до этого не встречал бойцов SEAL. Посольство располагалось в большом белом здании в одном квартале от реки. Оно было окружено кованой железной оградой, увенчанной колючей проволокой — легкая цель для «красных кхмеров», подумал я, въезжая в ворота.
В резиденции посла не было, поэтому я связался с заместителем главы миссии, или ЗГМ, Томом Эндерсом. Эндерс, протеже Генри Киссинджера, представлял собой внушительную фигуру. Он был ростом около шести футов восьми дюймов (прим. 203см), с длинными серебристо-серыми волосами, зачесанными назад за ушами и толстыми, как донышки у бутылок «Кока-колы», линзами очков. Выходец из знатной семьи Коннектикута, получивший образование в Йеле, этот человек выглядел так, словно он был рожден для ношения костюмов в тонкую полоску.
Он мельком глянул на меня и объяснил ситуацию раскатистым аристократическим басом. Первое: сельскую местность, в основном, контролировали коммунистические отряды «красных кхмеров» — раз, так что все, что доставлялось правительству, от пуль до риса и мыла, они получали по реке — два, парень, которого я заменял, был то, что надо, но не слишком много сделал для улучшения ситуации — три. Ситуация была проста — кхмерский флот был в значительной степени неэффективен в предотвращении нападений «красных кхмеров» на конвои снабжения, которые шли вверх по реке из Южно-Китайского моря. Четвертое: число террористических атак в Понмпене за последние шесть месяцев увеличилось в два раза, что не слишком способствовало укреплению морального духа и общественного доверия.
— Что-нибудь еще?
— Конечно, капитан 3-го ранга — исправьте это.
Айе, черт возьми, айе, сэр. Так я и думал. Я прикусил язык.
— Мы попробуем, сэр.
Вообще-то, мне нравился Эндерс. Он не был ежедневно выжидающим, запискописательным слабоколенным диплодинком из Госдепартамента, который сдавался при малейшем намеке на угрозу. Эндерс никогда не отступал от драки. Он понимал необходимость тайных операций и войны нетрадиционными методами. Он постоянно давил на камбоджийцев, стараясь подготовить их к решительному нападению на «красных кхмеров».
Исправить это? Окай. Я быстро выработал для себя распорядок. Я вставал в 5.00, ехал в штаб-квартиру ВМФ Камбоджи и получал сводку разведданных о операциях за прошедший день и планах на текущие операции, в 7.30 шел в посольство, брал кофе и докладывал Эндерсу. Потом я отправлялся домой, часок тренировался, приводил себя в порядок и возвращался в штаб флота. Я оставался там весь день, наблюдая и слушая, или отправлялся на патрулирование реки. Ранним вечером я возвращался к себе на виллу, чтобы поужинать, вздремнуть часок, а затем около 22.00 возвращался в штаб, чтобы посмотреть, как они справляются с ночными операциями. Если камбоджийцы проводили операцию — а это случалось почти каждую ночь — я следовал за ними по пятам, чтобы посмотреть, как они справляются. С 03.00 до 04.00 я дремал дома, а затем вставал, переодевался и снова возвращался в штаб кхмеров в 05.00. Я провел в Пномпене в общей сложности 396 дней.
В течении 291 из них я был в бою.
Несмотря на мое неудачное начало с главкомом, я хорошо ладил с начальником оперативного отдела, энергичным офицером-кхмером по имени Ким Симанх, который хорошо говорил по-английски и предоставил мне свободный доступ в его штаб-квартиру.
Даже главком — именно так все называли коммодора Вонга Саренди — после того как он три недели наблюдал за моими приходами и уходами, внезапно решил, что ну да, он все-таки может говорить на английском. Однажды он подошел и обнял меня, и с тех пор не было ничего такого, чего бы я не получил от камбоджийцев, если попросил.
Я стал сотрудничать с кхмерами: я начал ездить на «пиберах», которые защищали конвои, показывая младшим офицерам-кхмерам — я звал их «минками», от Marine Nationale Khmer — как дейстовать против засад противника.
Как-то ночью я отправил два «пибера» вниз по реке зачистить место засады «красных кхмеров» — примерно в двадцати пяти милях к югу от Пномпеня. Они обстреляли малый десантный катер недалеко от центра узкого русла реки Меконг.
На фарватере катер получил пробоину в двигательном отсеке. Однако, затонул он лишь частично, так как внутренние отсеки, называемые коффердамами, все еще были заполнены воздухом. Таким образом, нос корабля выступал на четыре-пять футов над поверхностью реки, и когда движение замедлялось, чтобы его обойти, плохие парни на берегах реки открывали огонь менее чем со ста ярдов. Очевидно, мы должны были подорвать катер.
Я объяснил Киму Симанху, как я это сделаю. Я протяну вдоль киля линь, к которому прикреплю пару ранцевых зарядов. Когда я подорву оба ранца одновременно, это будет то, что боевые пловцы называют «пузырьковым» зарядом. Он поднимет весь МДКА на несколько футов над дном реки. Корпус треснет под собственным весом судна и упадет обратно в ил. Треснувший корпус, в свою очередь, выпустит весь воздух, оставшийся в коффердамах и судно красиво осядет на дно двумя или тремя частями. Я сказал ему, что это хрестоматийный пример операции UDT и прекрасная возможность для обучения молодых офицеров — «минков» и их людей.
Вернувшись на виллу Марсинко, я провел там пару часов, приводя в порядок свое снаряжение. Я обрезал взрыватели до нужной длины, сложил вместе детонирующие шнуры и соорудил капсюли-детонаторы. Затем я подготовил два запала, закатал их в презервативы и завязал концы, чтобы они оставались водонепроницаемыми. Это был старый трюк боевых пловцов. Мне был нужен только один запал для подрыва обоих ранцевых зарядов, но Эв Барретт научил меня всегда устанавливать их попарно.
— Ты, растудыть-затудыть-взатудыть, — ласково ворчал он — Вот что, черт тебя возьми, ты собираешься делать, растудыть его взатудыть, сидя на пятидесяти футах под водой, когда не сработает единственный запал, который ты взял с собой, растудыть-взатудыть? Отвечай, ты, долбанный мозгозаплесневелый говнюк, сфинктерогубый жопорукий чудик, Марсинко.
Единственный правильный ответ конечно был:
— Айе-айе, шеф, я установлю два запала, как ты любезно предлагаешь мне сделать.
Слуга номер один Сотан, критически наблюдал за тем, как я закатывал запалы в резинки.
— Вы сегодня ночью собираетесь трахи-трахи, мистер Дик? — спросил он.
— Bien sitr (можешь быть уверен, фр.). Я собираюсь хорошенько трахнуть «красных кхмеров», — сказал я, рассматривая свою работу.
— Засадить им как следует.
Сотан скорчил гримасу.
— По мне, так это пустая трата хорошей резины.
Это было как раз в конце сезона муссонов — ноябре — и ночи были настолько влажными, что вы промокали просто выйдя на улицу. Река была высокой. Мы покинули доки и водометы «пиберов» зарычали, когда старшины-кхмеры осторожно вывели их на стрежень.
Со мной были один камбоджийский капитан третьего ранга, два лейтенанта и двенадцать рядовых. Для меня было очень важно научить камбоджийских офицеров идти впереди. В Камбодже это было проблемой — офицеры, как правило, оставались позади, позволяя своим солдатам вести подлые и грязные бои. Таким образом войны не выигрывают. Я решил уговорить их, несколько легкомысленно:
— Почему, — все время спрашивал я, — вы позволяете своим рядовым заграбастать все веселье?
Мы были в пяти милях к югу от столицы, когда попали под обстрел. Первой реакцией офицеров был приказ развернуть катера обратно к городу. Я отменил приказ, запустил сигнальную ракету в направлении обстрела, ухватился за установленный на «пибере» крупнокалиберный пулемет и обстрелял береговую линию.
— Видишь? — я сделал знак старшему «минку» — Теперь ты.
Капитан 3 ранга кивнул мне, взялся за рукояти и выпустил длинную очередь.
Вражеская стрельба прекратилась. Я хлопнул его по спине.
Примерно через час мы остановились к северу от места засад. В джунглях сегодня было тихо — никаких «красных кхмеров». По крайней мере, пока. Рулевой «пибера» указал на что-то в воде, примерно в ста ярдах к югу от нас. Я посветил прожектором — тупой серый нос десантного катера высовывался из воды.
— Давайте, подойдем поближе.
Мы остановились рядом. Я вылез из своего зеленого комбинезона и вытащил из нейлоновой сумки надувной жилет, баллоны и редуктор, маску, ласты, грузила и водонепроницаемый фонарь на длинном лине.
— Вы, ребята, подождите здесь.
Я влез в свое снаряжение, повесил на шею фонарь и пару ранцевых зарядов Mk-135, перевалился назад через борт и упал в воду. Течение оказалось сильнее, чем я ожидал, и сорок фунтов (прим. 18кг) взрывчатки, которые я тащил, тоже не очень помогали. Я подплыл к затонувшему катеру, привязал конец к его носу, погрузился и ощупью опустился по левому борту. Пока я держался одной рукой, а другой светил себе, мне пришло в голову, что «красные кхмеры» могли установить мины-ловушки внутри развалины. Гибель тебе, Подрывник.
Вода была непрозрачной — полной муссонного ила — и мне было трудно что-либо разглядеть. Я потянулся вдоль планшира, пока не достиг грязного речного дна, а затем обогнул десантный катер. Там, где широкая корма зарылась в грязь, я привязал конец и прикрепил ранцевые заряды на расстоянии десяти футов (прим. 3м) друг от друга. Затем я вынырнул на поверхность и помахал рукой «пиберам», стоявшим в пятидесяти футах (прим. 15м) от меня. Я вытащил свой загубник.
— Брось мне линь!
Я вернулся на борт патрульного катера и объяснил, что я сделал.
— А теперь мы взорвем засранца.
Это было просто: я ныряю обратно вниз, прикрепляю водонепроницаемый таймер, выставляю его, возвращаюсь обратно на катер и смотрю как МДКА распадается на части. Базовые вещи для боевого пловца.
Вот только во время второго спуска меня поджидал мистер Мерфи. Во-первых, я порезал руку, когда спускался по килю МДКА. Ничего смертельного, но пришлось наложить швы, чтобы все исправить. Затем я обнаружил, что один из ранцевых зарядов оторвался и мне потребовалось пять минут, чтобы его найти. Затем я снова порезался о корпус. Все становилось сложнее, чем мне хотелось бы. Наконец, все было на своих местах. Я дважды проверил взрывчатку. Я еще раз проверил детонаторы. Я все перепроверил. Затем я нажал кнопку инициатора на своем запале. Ничего не произошло. Я потянулся к второму запалу и дернул его. Этот сработал идеально. Спасибо, Эв Барретт.
Наконец я вынырнул, моя маска осторожно высунулась из воды у носа МДКА, фонарик был маяком, так что «пиберы» могли меня видеть. Я установил задержку таймера на десять минут.
Пуля отскочила от металла в шести дюймах от моей головы.
