Реактивация

Проснувшаяся Алёнушка не могла наглядеться на счастливые физиомордии родителей, поэтому сразу докопалась, как истый следователь:

— А чего вы такие довольные? Мороженое с утра поели? Я тоже хочу.

— Кашу ешь, дочка. Мы просто давно с Олегом не виделись и всласть наговорились о разном.

Хорошая обьяснялка, ничем не хуже других. Мол, захочется ещё наедине поболтать, так кто может запретить? Косари-добровольцы, вместе с Иркой тоже подтянулись к завтраку. Шмын, предусмотрительно, выделил по бутылке отвара Олегу и Эдику, чтобы в проблемы не вляпались по молодости. Ира, конечно, блюдёт себя, но горный воздух свободы следует учитывать на всякий случай.

В один из дней с негласной проверкой нагрянули проверяющие из Иссыка. Районные агашки, готовые к занудным ежегодным объяснениям председателя на этот раз дико удивились.

— Куда трава со склонов делась? Неужели академики её скосили?

— Ваши городские от работы скосили, а мои городские на рекорд уже идут!

На самом деле рекорд давно побили, а вот до плана ещё далеко. По крайней мере, скотина при сене зимой будет, одалживаться не надо. Облысевшая часть склонов ласкала взгляд и радовала сельскую душу — давайте, родные, дерзайте. Желательно до самых Яссов! Потом, на вечернем обмывании, главу посёлка подробно допросили, кто чудеса воплощает.

— Так это Старков, внук Аркадий Богданыча у нас геройствует. Хорошо бы наградить по итогам сенокоса, а то неудобно как-то.

— Надо будет, наградим, а тонн тридцать даст, так и к медали представим! Сколько он собирается работать?

Пряник, как и морковка, прекрасно стимулирует молодых, ещё не отравленных материальными благами — так чего этим не воспользоваться? Наобещать можно с три короба, а потом отвертеться. Чай, нет высокопоставленных родственников, чтобы заступиться за парня?

Июль дан богами для отдыха от работы или учёбы. Всё хорошо, наслаждайся погодой, солнышком, природой... А тут, дня через три, выпал снег — совершенно неожиданно и прямо на голову. В Тау-Тургень приехали... Эпштейны! Сама бабушка Виктория в сопровождении мужа и его брата. Профессор из Ленинграда решил воспользоваться отпускными и прилетел в Алма-Ату, чтобы познакомиться с чудо-переводчиком. Лучше бы на Чёрное море съездил — нечего знатных сенорубов беспокоить в самую страду.

— Здравствуйте, родные, — прямо со склона крикнул Шмын, — и чего вам дома не сидится?

— Да, вот решили проверить, чем ты тут занимаешься, — ответила Виктория, — вдруг от рук отбился и плохо себя ведёшь?

Спустившись, Старков выяснил причину столь неожиданного появления — его хотели проверить на соответствие легенде.

— Лёва сказал, что ты мёртвыми языками владеешь, хотелось бы убедиться. Если это так, то могу предложить сотрудничество. Поверь, это будет интереснее, чем косить сено!

— Солнце ещё высоко, поэтому сделаем мудро. Вы поезжайте ко мне домой, отдохните, в саду погуляйте. А я ближе к вечеру вернусь, тогда и поговорим.

Проситель, пытающийся убедить доводом "интереснее", сразу себя выдаёт. И если поставить его на место — можно кое-чего добиться для себя. Вернув профессора на бренную землю, Старков вынудил бедолагу мучаться от нетерпения, заодно разжевав кто в доме хозяин. И себе отгрыз время на обдумывание — переводы с этрусского следует "продать" как можно дороже. За них и нобелевку можно отхватить под соусом "поэзия древних этрусков". Это намного круче, чем вирши какого-нибудь диссидента Бродского или проза того же Солженицына!

Вечернее толковище началось с попытки перевода. Только неясно, как же ленинградский Эпштейн проверит правильность текста? О чём Олег сразу и спросил.

— Будем исходить из логичности и соответствия историческому периоду.

— Ну ладно, но напомню, что латинский — это тот же этрусский, но базово являющийся слэнгом сабинян и латинян.

Грубо говоря, три племени объединились в одно: два народца свинопасов и козогонов, и социум высокоразвитых потомков троянцев. Понятно, что культурную культуру поделили на всех, называя себя римлянами по месту прописки. Но существовавшее большинство, хоть и позаимствовало написание букв, однако пользовало свою устную словесность. Чисто этрусские обороты были непонятны простякам с окрестных холмов и очень неудобны для ассимилирования в бытовую речь. Так и остался дуализм класса написания кириллицей персидских слов. А за сотню лет и знатоков не осталось, кроме жрецов. Со временем и те перестроились, не имея практики и развития языка.

Первый же текст, после некоторого раздумья, полился сам собой — чему даже Шмын удивился. Неужели, настолько сильно умение "понимать всех", подаренное предками? Как же этим воспользоваться?

— Поразительно, но похоже на правду, — растерялся Борис Борисович.

— Тогда расскажите, пожалуйста, что случилось в Русском Музее, — попросил Старков, — а то в газете совсем кратко и ничего не понятно.

— Извини, но не имею права, — попытался откорячиться языковед, — давай лучше ещё один текст переведём.

— Не лучше, Борис Борисыч, баш на баш или забываем об этрусках навсегда!

Угроза прозвучала вполне серьёзно — явно было, что парню все эти древние до фонаря.

— Олег, но я действительно не могу, а ты можешь.

— Ошибаетесь, уважаемый, впрочем неволить не смею. Давайте лучше чай пить, а древности оставим древним. Тем более, что мне рано вставать завтра.

Важно сохранить твёрдость, иначе ничего не добьёшься. А профессоров, желающих получить помощь в переводе с пралатинского, полно по всему миру. Впрочем Эпштейн решил, что каприз назавтра пройдёт и тоже решил держать марку. Всех сотрудников музея обязали, правда устно, не распространяться по поводу инцидента.

Ранним утром Борис Эпштейн пошёл в атаку. За завтраком он обрисовал столь золотые горы, что они явно светились алмазами. Научная карьера, возможный переезд в Ленинград (в интернат для одарённых), покровительство языковедов, приобщение к культуре и интеллектуальному обществу.

— Спасибо, конечно, но всё это неинтересно. Ни карьера, ни общество, ни покровительство. Суета и рутина.

Трудно обьяснить людям, что свои жизненные приоритеты могут быть гораздо интереснее чьих-то там. Профессор не понимал суть отказа от столь сладкого набора плюшек.

— Да любой парень в твоём возрасте об этом мечтает!

— Ещё одна чепуха. В моём возрасте мечтают в футбол гонять классно и дурака валять чаще. А карьера интересна лишь карьеристам и прочим неудачникам.

Оп-ля-ля, приехали! Это кто же здесь неудачники?

— Расслабьтесь, дружищи Эпштейны. Всё просто, мне хорошо и ничего менять не собираюсь. Я даже школу бросил, чтобы все отстали с предложениями ухудшить мою жизнь. Она у меня одна.

И как с таким бороться, если он своей удачи не видит? Как убедить заняться переводами за просто так? Ради академической славы Бориса Борисовича. Наезды ещё продолжались, но Старков доел и ушёл на гору. Вечером попытка убедить снова провалилась, отпускное время тикало, а доводы иссякли. Пришлось, по секрету, рассказать что случилось в запаснике.

Среди разных экспонатов давно хранился перстень, который не могли отождествить ни с одной культурой. Камень зелёного цвета имел форму сплющенной пирамиды, внутри на золоте было выгравировано какое-то слово на неизвестном языке. Алфавит походил на санскритский. Ходила легенда, что это Перстень Власти и тот, кто его оденет — сможет повелевать миром! Вот и повадились высшие партократы в музейный подвал. Только с ними случались несчастные случаи со смертельным исходом. Перстень пробовали изучать, но ничего не добились — пришлось вернуть на место. Последнюю попытку овладеть ценностью произвёл кандидат в ЦК КПСС, курирующий культуру. Но стоило ему прикоснуться к артефакту, чтобы взять его в руки, как отказало сердце — инфаркт.

Олег из благодарности возобновил переводы...

Ничто не вечно, засобирались и Эпштейны. Несколько коротких текстов, даже переведённых, не позволяли найти ключ к языку, как таковому. Нужна серьёзная научная работа и гораздо большее количество материала. Борис Борисович, наивный, предложил выслать объёмный пакет, но Старков его сразу отморозил.

— Дорогой профессоре, у меня полно забот помимо этрусков, поэтому делаю вам предложение.

— Нет, Олег, ты не понял. Я организую твоё будущее...

— Извините, что прерываю, но привыкайте к тому, что условия диктую я. Будущее я и сам организую, так как мне нравится. В то же время, готов помочь вам, но не за идею, а под конкретный договор.

Сама суть соглашения была простой — Старков переводит объёмы и даже поможет с анализом и структурированием. Но после согласований с сектором инноваций в ЦК (Борисыч чуть не выпал в осадок, услышав это). Может быть языковеду придётся на время переехать в Алма-Ату, чтобы будущая нобелевка (или что там можно получить) числилась не только за Россией. В конце концов, ничего страшного не случится, если на всемирный научный курултай заявят обоих братьев. А свои личные условия Олег озвучит со временем, после визита в Ленинград. Хочется на артефакт посмотреть своими глазами. Естественно, что сотрудничество начнётся не раньше осени — пусть сначала в головах созреет, как следует.

— Борис Борисыч, вы пока своё руководство введите в курс и постарайтесь получить одобрение. А мой куратор с вами свяжется для согласования деталей. Такой подход объективнее голого энтузиазма. Иначе и у вас, и у меня сопрут открытие!

Ленинградец готов был загрызть наглеца, преступившего сразу две грани: разницу в возрасте и разницу между "второй столицей" и научной провинцией. Лишь врождённая интеллигентность и воспитание удержали его от оскорблений в лицо собеседнику.

— Мне всё ясно, Олег. Пожалуй мы уедем, а ты хорошенько подумай над своими запросами.

На этом стороны распрощались и научное семейство отбыло восвояси. Амбициозному Борисычу даже в ночном кошмаре не могло присниться то, что его руководство, вскоре, заставит его соблюсти все требования молодого наглеца. Неизвестно что о себе возомнившего! Нобелевская премия — слишком ценный приз, чтобы позволить профессору кобениться. Тем более, что никто не собирается отнимать у него открытие мирового уровня.

До конца июля удалось разок съездить "с семейством" в Тургень, а затем в Иссык — посетить магазинчики с дефицитом и импортом (от Казпотребкооперации). Особых ништяков почти не нашлось, но продавщиц Шмын озадачил номером телефона в поссовете. Заодно, купил "Сигнатюр" и подарил иссыкской "хозяйке медной горы". Алёнке сразу нашёлся классный мальчиковый комбинезончик из Италии, а Вике — набор мазюк от "Нины Риччи". Себе ничего не брал, так как одеколонами не пользовался, пока ещё не брился, а одежду опасно — вдруг подрастёт до конца лета? И так уже козырный самопал от Марианны стал невлезаем! Может подарить кому-нибудь, всё-таки ещё почти новый? По крайней мере, так выглядит.

Десять тонн июльского сена вознесли Олега на уровень "Саныч" в деревенской иерархии. Народ уже не верил, что парень из города, откуда там косари от бога? Да и в быту себя проявил, особенно, когда механизатор Митяй сбрендил и начал палить из своего карабина. Вообще-то, Митька был в армии снайпером, но это не повод пугать жену и соседей. Старк, не обращая внимания на выстрелы под ноги, дошёл до придурка и отобрал оружие. Потом привязал Дмитрия к стене сарая и три раза пальнул в него сам. Мимо, конечно, но мужик обосрался. Это ведь он снайпер и знает куда стрелять, а городской мог и промазать. Участковый пригрозил Митяю тюрьмой, если тот не одумается. Однако, сам механизатор осознал и на следующий день, вместе с женой, пришёл к Старкову.

— Спасибо, Саныч, за науку. Даже не думал что так страшно бывает.

— Нам тоже страшно было, — наехала на мужа Света, — ты же дурень, не понимаешь какой это ужас!

— Ты это, Олег, забери карабин от греха подальше, пусть твой будет. А то у меня руки с армии чешутся.

Знакомо, у Старка после армии тоже руки чесались, особенно когда гражданские умники пытались его "истинным ценностям" научить. Или вести себя по-ихнему, критикуя привычку бить морды хамам сразу, без предисловий. Мол, сначала надо словами убедить, так как слово — самое мощное оружие! Странно, но сами интеллигенты, почему-то этим оружием не пользовались. Если оно такое мощное — так наведите порядок на местах вместо милиции.

Когда вернулся из отпуска Михайла Семёныч — братья засели за оптимизацию планов. Разница в возрасте и положении в обществе за последнее время куда-то испарилась, оставив место двум единомышленникам. В результате, сотрудничать стало легче. Естественно, что в какой-то момент добрались и до артефакта. Олег объяснил ситуацию, предложив свой вариант службы Родине. Ему отдают перстень, а он переводит этрусков до посинения, безо всяких "так не бывает" или "никто не согласится". Вся власть, пока что, у Советов — то есть правит номенклатура и всё можно обстряпать тишком. Очередная Нобелевская премия стране очень важна — международный престиж, однако. Значит и идти нужно ва-банк, никаких полумер и соглашательства.

— Не знаю, Алик, получится ли, но переговорю наверху. Думаешь подключить второго Эпштейна — разумное дело? Чёрт, но тебя пока и придавить никто не может, благодаря возрасту!

— По комсомольской линии тоже, просто выйду из комсомола и вся недолга.

— Ох, аукнется мне это в конце концов. Итак из-за твоих идей без Франции остался.

— Дядь Миш, сейчас всё зависит от твёрдости в позиции, как себя поставим, так и относится будут. Крючок-то Кунаев уже заглотил, ему теперь тоже некуда отступать, за партийным экспериментом следят вовсю.

"Следят" не то слово, Кунаев с Машеровым уже подписали договор о намерениях и с сентября начнутся перемещения некоторых спецов из республики в республику. Рашидов и Щербицкий кругами ходят, чтобы возможности мимо рта не пронести, если эксперимент окажется успешным. А если провалится — то подключат Пельше и отгрызут у руководителей "братских" республик часть возможностей и влияния на центр.

По созданию сельхозрегиона в Аргентине — Олег расписал план-граф, чтобы можно было приступить к сбору информации и разработке программы действий. Чтобы такое начать внедрять года через три, нужно уже сейчас владеть вопросом. Семёныч удивлялся тому, что даже в условиях оторванности его кузен умудряется изыскивать необходимые цифры. Ему же невдомёк, что это уже было проработано и сведено во вполне рабочий проект в начале 80-х.

Констатацию того, что переговоры прошли успешно закрепили шашлычной вечеринкой...

В начале августа начались отъезды некоторых безответственных личностей. Сначала Эдуард, накосиваший три тонны, получил свои денюжки и отправился их прогуливать в более цивильных условиях. Талоны он прихватил в город, чтобы продать знакомому фарцовщику и увеличить капитал для просаживания. Но стопудово поклялся, что через год вернётся — ибо где ещё такие деньжищи заработаешь столь быстро? За Ириной приехали родители, удивились цветущему виду дочери и забрали её подальше от Анчарова. Маман имела свои планы по поводу желательного зятя — ну не за сына же грузчика её отдавать? Чувства самой кровинушки матушку не волновали, главное — исполнить святой долг и поставить большущую галочку в семейную летопись. Ира, наверняка, с годами поймёт и оценит заботу родителей, ведь так же? Она просто обязана это сделать, чтобы подтвердить факт правоты тех, кто за неё решение примет. Сама Ира, отравившись воздухом свободы и независимости, уже продумывала планы семейного восстания. Больше уступать она не собиралась, тем более, что её парень освоил профессию, которая может кормить в будущем. Причём лучше, чем должность инженера, если уж на то пошло.