— Точно, Поручик. Что там у них такого есть, чего у нас нет? Свитки эти, убер-раухеры? Так они на Прахе работают, а тот вне Ремнанта еще вопрос, будет ли хоть часть своих свойств показывать. Ради железок людей закапывать? Мало в войну закопали? Я вот из своего села один мужик, больше Крошеных не будет, конец фамилии.

— Там как раз люди под черными помирают.

— Поручик, а может, нам на эти деньги наших спасти? Которые уже здесь? И никуда лететь не надо? Смотри, что получается. Когда Наполеона побили на Березине, Кутузов не хотел до Парижа армию гнать, но англичане заставили. И как потом, поляки сильно радовались? Аж до "Варшавской заутрени". Потом уже наши Гитлера провожали. И в пятьдесят шестом венгры что говорили? "Мы вас не просили нас освобождать", у меня батя там служил, сам слышал. Чуть-чуть не дошло до танков, на сопле удержалось. Ты хочешь людей спасти...

Худой посмотрел на фотографию девушки с косой. Вздохнул:

— Ну еще бы. Такую любой захочет спасти. Конкистадор... Забирай сюда, на Землю. Тут всем дела хватит.

Лейтенант постучал пальцами по развернутой под колбасой "Правде", по заголовкам:

"Советская космонавтика в рамках подготовки к пилотируемым полетам сосредоточила усилия на исследовании Луны"

"Советский ученый Ари Штернфельд произвел сенсацию в Германской Демократической Республике"

— Если так пойдет, лет через двадцать, глядишь, на Луне начнем работы, на Марсе базы поставим. И детям и внукам останется. И отстроимся не хуже ихнего. Подумаешь, небоскребы...

* * *

Небоскребы отмахнули за спину крыльями, узкая полоска неба раздвинулась овальным прозором побольше, и Ваойлет вышла на станцию. Станция, стиснутая городской застройкой, с каждым годом вжимающаяся сама в себя, за двадцать лет превратилась из патриархальной деревянной платформы и такого же вокзала посреди полей — в изящный бетонный навес над всего лишь парой путей с единственной платформой, растущий диковинным грибком посреди стеклянных фасадов многоэтажек, среди паутины проводов, дичайшей мозаики знаков и вырвиглазно-ярких рекламных щитов.

Платформа тоже оделась бетоном и подросла до уровня пола вагона. Вайолет это приветствовала, потому как письма она всегда разносила с большой сумкой, и бегать вверх-вниз по ступенькам за краткую минуту стоянки пригородного состава не нравилось даже ей. А что при этом говорили люди постарше, с тележками и баулами, с детьми на шее и стариками на прицепе... Вайолет помогала, конечно, вот и наслушалась.

Чувствовала она себя странно. Двадцать лет времени за месяц. Семидверная комнатка, синяя сталь восьмиугольных люков. Щелк — прошел год. Щелк — два, три, пять, семь... Дома придвинулись ближе, город разросся. Если жить в нем постоянно, то не замечаешь, меняется же все понемногу. А так ускоренная перемотка: щелк, десять лет, дочка госпожи Нисы поступила в университет, и письмо надо везти в студенческое общежитие. Щелк, пятнадцать лет, университет закончен, женщина, которую Вайолет помнила маленькой, вернулась в родное селение.

Девочка удивлялась, что Вайолет не изменяется внешне, и пришлось делать вид, что на самом деле она приглашенная актриса, играть саму себя. Все-таки не каждый раз фирма получает заказ длиной в половину века, можно и подсуетиться немного...

Во что превратится станция к последнему письму, Вайолет не загадывала. Сейчас это красивый навес, изящный, несмотря на успевший позеленеть бетон. Каково это — быть бессмертным? Видеть все эти перемены не посредством семидверной комнатки оборотней, а топтать дорожку в будущее своим ходом?

На платформе клубились школьники в форменных костюмах, полосатых галстуках. У кассы толпились служащие, тоже в костюмах, только галстуки иной расцветки. Платье Вайолет — яркое синее с белым — среди строгих офисных одежд светилось фонариком, но обоснование Вайолет нашла давно. Улыбка, визитка студии косплея: "доставка в костюме", телефон, схема проезда — вопрос исчерпан, человек на работе.

Составы тоже менялись. Поначалу черный сопящий паровоз, иногда с тендером, но чаще без, ведь перегоны тут маленькие. За ним синие и зеленые коробчонки, деревянные, скрипящие на поворотах. Окна, рассыхающиеся, несмотря на все усилия служителей. Запах старого лака и мокрого дерева, угольной печки; даже кипяток в них пах по-своему...

Потом скошеный лоб, стремительный аэродинамический силуэт, цельная колесная шестивагонная ракета. Полированая сталь и кремовый пластик, искусственный ворс, серые покрытия на сиденьях, латунные сетки для вещей, вместо серьезного мальчика-проводника — стюардесса прямо как в аэропорту.

Понемногу люди богатели, покупали машины, пассажиров на линии становилось все меньше... И вот сегодня подошел розовый вагончик — не скошенный-зализанный, как десять лет назад, а прямо тебе автобус на рельсах, квадратная лупоглазая морда.

Единственный вагончик там, где двадцать лет назад народ плотно трамбовался в пять... Ваойлет прошла в переднюю дверь и прилипла к лобовому стеклу слева от кабинки машиниста, и над головой репродуктор объявил следующую станцию. Рельсы побежали навстречу, и Вайолет снова почувствовала себя летящей в прошлое.

Или все-таки в будущее?

Вагончик шел небыстро; здания справа и слева делались все ниже, наконец, потянулся обычный пригород. Маленькие участки, домики в два-три этажа, выгороженые сеткой дворики, велосипеды и микролитражные машинки, разрисованые яркими линиями гаражи, черно-желтые строгие полосы переходов, светофоры, шлагбаумы.

Медленное торможение, следующая станция, клерки понемногу выходят, школьники пока нет... Вайолет не оглядывалась. Дочери госпожи Нисы она возила письма много раз и могла бы открыть портал перед калиткой адресата. Но ей нравилось ощущение. То ли полет над шпальной клеткой, то ли движение навстречу распахнутому миру, смыкающемуся за спиной, как вода или океан.

Впереди проявились горы — пока еще не зеленой полоской, пока еще темно-серой. Над горами клубились здешние облака — не цветные, как в Сосновых Склонах — черно-сизые против солнца, угрожающие, беспокойно лезущие вверх, словно бы через невидимую ограду... Вайолет привыкла именно к таким облакам, ведь выросла она именно здесь.

И свой дом она бы строила именно здесь.

Если бы майор Гилберт не остался там, под завалом, в последнем бою.

Понятно, что с этой семидверной комнаткой его можно вытащить. Выкрасть из той секунды, где бой еще не сжевал. Но это пока теоретическая возможность. И то, не спутается ли следственно-причинная связь, когда нечто, уже вычеркнутое смертью из мира, вопрется в него поперек привычной физики? Доставка писем мало что меняет в общем рисунке. Допустим, придут они обычной почтой, для дочери госпожи Нисы никакой разницы.

А вот человек, уже вроде как стертый из ткани мира, возвращается в него снова... Возможно ли такое вообще?

Еще одна остановка, вышли школьники, за спиной только негромкая беседа людей взрослых. Урожай, дети, город хочет построить новую дорогу. Оно бы и неплохо, но пропадет хороший заливной луг, если насыпь окажется выше ожидаемого. А нельзя как-то привлечь этих молодых активистов? Должна же быть польза от их беготни с плакатами, как вы полагаете, сосед?

Ответ соседа Вайолет не разобрала. Следующая станция; горы все ближе, контуры все зримей. Облака все выше и выше, вон слева и справа жемчужно-серые полотенца между тучами и землей: дождь, вид сбоку.

Семидверная комнатка даже не план. Так, набросок плана. Вот вышла она в хаос последнего боя, из которого ее вынесли в санчасть... А майора не вынесли. Где он лежит? Надо вспомнить и нарисовать, как все располагалось перед разрывом. Куда Гилберта могло отбросить? В каком состоянии? Его же в портал тащить придется, а если сложный перелом, а это наверняка, иначе бы майор сам вылез... Надо минимум два человека. Но Хоро неудачно сосватала ее Капитану, и тот, наверное, не горит желанием подставить голову за девушку, выбравшую не его.

Кого же тогда попросить помочь?

А если она выйдет из портала чуть раньше и столкнется с собой же? Та, прежняя Вайолет майора не отдаст. Потому что это она сама и есть.

Вайолет вынула платочек и промокнула лоб. Вагончик шел не быстро, но и не лениво. Будущее накатывалось без лишней суеты. Обстоятельно. Неспешно.

Неотвратимо.

Насколько Вайолет понимала, Толмач и Звездочет у себя дома ученые не последнего разбора. Может, они что-то подскажут о природе времени? А захотят ли разговаривать? И что спросят взамен? Хоро приняла в оплату ее письма — но только Хоро считает ее психологом. Деньги Лейденшафтлиха вряд ли нужны за пределами родного мира...

Вагончик вошел в правый поворот. Накативший ливень хлестнул по стеклам, захолодил шею водяной пылью из потолочного люка, и проводник — тоже умилительно-серьезный стажер — подпрыгнул, повис на ручке невеликим весом, захлопнул крышку, и только тут Вайолет поняла, что ливень смыл запах цветов.

Здесь весна.

Таков мир оборотней. Кусочки места-времени. Там лето, здесь весна, тут зима, дальше осень. Здесь ты вышел в середине судьбы человека, вещи или события, а там у истока, а вот уже и конец мысли, речки, жизни...

Становясь океаном, сожалеют ли души людей о привычных телах?

Ливень пролетел дальше, пригибая и растрепывая цветущие низкие яблони, подстриженые точно по учебнику; Ваойлет вспомнила, как садовники Сосновых Склонов учатся формировать кроны деревьев, переживущих их правнуков.

Умирать собирайся, а жито сей. Ну, или письма дочке пиши...

После поворота открылась аллея, а там и платформа, а там и знакомая дорога, а там и селение. Получательница письма вышла за местного электрика, парня не хитросделанного, но по той же причине верного и заботливого.

Сейчас этот самый парень ворошил мокрый от пролетевшего ливня щебень перед аккуратным домиком, и Вайолет не заметил: что-то сосредоточено высматривал в камнях. Подойдя ближе, Вайолет услышала доносящуюся из щебенки мелодию. Будильник, что ли, уронили? Или радиоприемник сбросила с подоконника вон та трехцветная наглая кошастая морда?

— Мы купили сыну музыкальный горшок, — пояснила дочка госпожи Нисы. — Кстати, здравствуйте. Легко ли добрались? Не желаете ли чаю?

Вайолет здесь не задерживалась никогда, чтобы получательница письма не присматривалась чересчур внимательно. Наемная актриса, косплейная доставка. Точка.

— Нет, благодарю. Пожалуйста, распишитесь, — Ваойлет перевела взгляд на лиловые бархатцы в окне, на вымытую ярко-красную черепицу, на кошку, в конце-то концов.

Дочка госпожи Нисы поставила подпись в клеточке журнала доставок и получила очередной конверт. Ради сохранности Вайолет все письма запаковала в фольгу, так что на громкий хруст распаковки подошел и парень. Ваойлет он раньше не видел, вскинул брови недоуменно, и Вайолет немедленно сунула ему в руки визитку.

— Доставка в костюмах... Интересно... А что?

Дочка госпожи Нисы быстро завернула письмо в фольгу обратно и сунула за отворот мягкой бежевой куртки:

— Не нашел?

Повернулась и пояснила для Вайолет:

— В общем, купили мы сыну музыкальный горшок. Прошло время, что-то там закоротило...

— Контакты подкислило.

— Ну наверное, я не знаю. В общем, он стал включаться насухую. Муж содрал музыкальную пиликалку со дна горшка, но забегался с малым и забыл на подоконнике. Ночью кошка скинула ее на кучу щебня. Я подумала, что муж выбросил, а он подумал, что выбросила я.

— А сегодня ночью начались дожди. Вы, наверное, тоже попали?

Вайолет повертела головой отрицательно и показала сложеный голубой зонт:

— Ливня я не боюсь.

Супруги переглянулись и засмеялись:

— Оно и заверещало. Малой услышал знакомую мелодию и мигом уписался.

— Рефлекс, или как там это по науке.

— Искать ночью под ливнем пластиковую таблетку...

— Так и не нашли, сейчас вот роемся.

— О... Ну что же, мне пора к обратному поезду. Всего вам наилучшего!

Проводив девушку в сине-белом, дочка госпожи Нисы снова развернула фольгу, вытащила знакомый конверт, разорвала уже сильно дрожащими руками, прочитала первую фразу: "теперь тебе двадцать пять лет..." — и заплакала.

Муж обнял за плечи:

— Плохие новости?

— Нет. Или как сказать... Это письмо от мамы.

Электрик произнес несколько специальных терминов, но сделал это с таким чувством, что жена его поняла: вовсе это не терминология, совсем.

Муж обнял ее крепче и выдохнул:

— И они до сих пор доставляют письма? Фирма все еще существует? Прошло четверть века, все могло перемениться сто раз! Да я только читал про такое! Это как семья, двадцать поколений владеющая тем отелем в Лейдене, где мы останавливались после свадьбы, помнишь?

Женщина кивнула, не находя в слезах промежутка для слов.

— Или как семьи, пятьсот лет продающие угрей в порту. Ладно, я это видел в фильмах. Читал... Но самому в такое попасть?

Женщина все-таки утерла слезы и распаковала письмо, но тут ее прервал муж:

— Пошли внутрь, вон снова дождь.

* * *

Дождь начался вечером, незаметно, с почти беззвучного шепота капель по подоконникам и черепичным карнизам. Тогда еще собирали Вайсс, потому что все остальные собрались, конечно, раньше.

Руби заполнила половину сумки смазками, шайбами, дорогим инструментом, положила чуть-чуть одежды и много зарядов, проделав это все привычно и быстро.

Янг одним движением завернула коробку Праха в белье -одежду -дождевое -второй комплект, надела сумку на полученную сосиску, прижала коленом, чуть-чуть попрыгала сверху и застегнула молнию. Немного повздыхала и добавила упаковку батончиков.

Блейк открыла стоявшую в шкафу сумку, всегда готовую, всегда упакованую. Пробежалась пальцами по пакетам, словно по корешкам книг, проверяя, не забыто ли чего. Нашла, что все в порядке, вжикнула молнией и кинула сумку под голову, чтобы утром не терять ни минуты. Улеглась поверх покрывала, вытянулась и с удовольствием вслушалась в набирающий силу дождь.

Янг и Руби помогали Вайсс уложить вещи. Вайсс, абсолютно не желая никого обидеть, совершенно искренне не понимала: как ей обойтись без отдельного полотенца для шеи? Что надевать вместо привычной и удобной пижамы? Еще немного, и девушки бы перессорились, причем, что самое обидное, безо всякого злого умысла.

Но тут в дверь постучали и Янг рявкнула:

— Не заперто!

Требовать от парней входить с закрытыми глазами она перестала после того, как Рен честно закрыл глаза, вошел с протянутыми руками и добрых полчаса искал, где присесть. Разумеется, ощупью. Янг, конечно, не стеснялась третьего размера, но получить выволочку от Норы оказалось почему-то неприятно. Ее за сиськи хватали, и она же виноватой осталась?