Агашская песня.
По морю бурному приходят
К нам корабли заморских стран,
Для смелых бурный океан
Как будто торная дорога.
Но не купцов сейчас принёс
Разбушевавшийся норд-ост.
К брегам опаснейшим пристали,
Ничуть проклятий не боясь,
Царьки всех варваров, бесясь,
От них с позором побежали.
Зато агашских-то людей
Спасли от варваров-чертей.
Достойных воинов желает
Приветить наш великий царь,
Когда воитель — не бунтарь,
Его всегда он возвышает.
Наш царь, поставить чтоб князей,
Берёт двенадцать сыновей.
Ужасные предвидя войны,
Сам царь на главном корабле.
Стремится к проклятой земле,
Чтобы спасти людей достойных.
И наш агашский славный флот
На помощь им стремглав идет.
Но принял пришелец владыку как равного.
И принцы все хором вскричали: "Позор!
Теперь невозможен у нас договор:
Не можем простить унижения главного".
Вдруг вышел наследник царя северян,
Весь праведным гневом на них обуян.
"Нарушили право и благопристойность!
В обычае древнем увидели ложь:
Ведь знатен безмерно наш северный вождь".
Слетели двенадцать голов недостойных,
А северный принц пред владыкой упал
И голову во искупленье отдал.
Но грозно ответил владыка наш мудрый:
"О царь и потомок полночных владык!
Бедою мы все не искупим беды.
Отважен твой сын. Вежлив. Благорассуден.
Мне нужен наследник. Отдай львёнка мне,
Он будет единственной данью стране.
Он станет наследником славным для нас,
Теперь и ты сам для меня младший брат,
Не будет меж нас и народов разлад.
Устроим мы праздник великий сейчас:
Тебя титулую великим царём,
Мы вместе историю перевернём.
Ты будешь всегда мне союзником верным,
Империю Юга наш сын воскресит:
Он смел, и умён, выше всех родовит.
Очистим мы южную землю от скверны,
Всех варваров вместе с тобой подчиним,
Порядок в горах и степях водворим".
А вот степная песня:
Редко встречали отважных людей
Родом из города, не из степей.
Вдруг из-за моря батыры приходят,
Земли проклятий, пустые, находят.
И, не боясь ни врагов, ни чертей
Их занимают, прогнав всех взашей.
Сами они невысоки, быстры,
В битвах кровавых отменно храбры.
Женщины славны небесной красой,
Очарованием, страстной душой.
Сильных мужчин они взглядом сражают,
Слабых же духом себе подчиняют.
Вождь их правителем мудрым слывёт:
Воинов на курултай соберёт,
Люди свободно ему говорят
Где всё в порядке, а где — недогляд.
Храбрых и умных нойонов поставит,
На рубежи на защиту отправит.
Благословившися пред алтарём,
Воины мудрого ставят царём.
Царь, что великим себя называл,
Их всех себе подчинить пожелал.
Шлёт он к пришельцам несметное войско
Семь сыновей возглавляют то войско.
Каждый из них — великан-богатырь,
Женщин заморских желает в ясырь.
Вышел навстречу им сын мудреца,
Царь засмеялся, увидев юнца.
"Каждый прикончит тебя враз щелчком,
Лучше сдавайся, и будешь шутом".
Не отвечает на ругань храбрец,
Всех семерых вызывает юнец.
И, не успел царь-спесивец моргнуть,
Головы их повергает на путь.
Царь поразился, он был восхищён:
"Ну а теперь я напомню закон.
Если ты выкупишь их головой,
Мир заключу с этой новой страной".
Смело на плаху царевич идёт,
Плачет отец, плачет целый народ.
И вдруг спесивец вождю говорит:
"Голову сына мой долг взять велит.
Если его ум и сердце отдашь,
Сына спасёшь, и мне сына ты дашь.
Будет наследником славным моим,
Будет залогом бесценным твоим,
Дружбу навеки меж нами скрепит,
И нам Судьба побрататься велит.
Буду я слушать твой братский совет,
Будем друг друга спасать от всех бед.
В жёны тебе я племянниц отдам,
Тех, чья завидна краса небесам".
И обнялись два великих царя,
И облегчённо вздохнула земля.
Бедствия все прекратятся на ней,
Ведь мудрый царь — благо для всех людей.
Явно эту песню слагали не тораканы, а пуники. И чуть-чуть поторопились степняки с описанием свадьбы Атара на племяннице агашца. А вот главным в союзе здесь выглядит именно Атар.
Песни пропели королеве Толтиссе. Вместе с царицей их слушала заехавшая на несколько дней в Зоор дочь от Императора Куктинга Алтиросса. Дочери было девятнадцать лет, высокая, тёмноволосая, зеленоглазая, с большой высокой грудью. Конечно же, фантастически гибкая и с лёгкими движениями. Безупречный вкус и в украшениях, и в одеждах. Но, впрочем, хуже одна из лучших учениц школы гетер не могла быть. Дочь прошла последнее испытание на Высокородную. Короновать её должны были в Линье через неделю. Глядя на неё, королева радовалась, но невольно думала:
"Я — дочь лавочника средней руки. В школе гетер, конечно же, все ученицы обычного срока были равны, и даже принцесс продавали в рабство, если они не выдерживали. Но вот дальше наше хвалёное равенство сестер по цеху давало сбой. Знатных легче брали в ученицы Высокородные. То, что мне удалось в двадцать лет стать Высокородной, заслуга до некоторой степени моего любовника — Императора. А вот Алтиро моя уже высочайшего происхождения. Пожалуй, выше принцесс: законная дочь Императора и Высокородной. Ей все пути были открыты сразу. Но я всё равно искренне горжусь ею. Какая мощная и ослепительная красота у неё! А какое духовное очарование! Даже немного страшно становится".
Алтиросса думала совсем о другом.
— Мама, я посмотрю в Линье на Аргириссу. Тоже выдающийся случай. Женская тантра не у Высокородной. И может стать Высокородной не через ученичество и клиентелу. Очень меня интересует этот Тор: двух женщин до тантры поднял. Я вспоминаю, как десять лет назад сидела у него на коленях и поцеловала его. Говорят, она тоже будет на коронации и если Аргирисса все-таки выдержит испытания, то Тор будет на её коронации и немедленно женится на ней. Но что-то неуютно мне во дворце. Я думала пробыть ещё дня три, но, пожалуй, уеду завтра.
— Дочь, меня кое-что беспокоит. Я слышала, что ты уже десяток человек сломала. Не будь столь безжалостна к тем, кто послабее духом.
— Мама, это были не люди, а людишки. Те, кто заслуживает звания человека, не ломаются.
Этот ответ ещё более встревожил Толтиссу. Дочь явно не считает людьми большинство людей. Ну ладно, те, кто не прошел или не вынес жёсткого обучения, те, кто не смог соблюдать законы общества. Но то, как относится дочь — это уж слишком.
— Дочь моя, я ведь и к слугам, и к рабам своим отношусь как к людям.
— Мама, к ним и я отношусь достойно. Но тот, кто желает достичь высшего взлета, а сил для этого не имеет, сам виноват и снисхождения не заслуживает.
А принц Картор, услышав, что его единоутробная красавица-сестра уезжает завтра, почему-то облегченно вздохнул и улыбнулся. Толтисса заметила этот признак и встревожилась в глубине души: именно из таких малозаметных явлений вырастает взаимная смертельная неприязнь между родственниками.
Король, конечно же, прослушав песни, ругнулся на Храмы и Великие Монастыри (почему — Толтисса не поняла, поскольку для неё информация о каналах передачи информации между храмами была закрыта).
— Теперь, по крайней мере, очевидно, что они там не погибли и заняли достойное положение. Союз с Агашом, судя по всему, у них равноправный. Но хитёр и мудр мой дядюшка! Отдать сына в наследники варварскому, хоть и великому, царю. Это надо и сообразить, и суметь. Да, в Империи он не мог развернуться. А там ему простор. Я рад за него. Всё, что он делает сейчас, на пользу и нашей семье, и моему королевству, и всей Империи. Убрали смутьяна и получили конкистадора.
— Неужели и у Атара сын оказался... — начала Толтисса.
— Молчи, жёнушка! — вовремя остановил её король-муж. — И даже мыслей таких не допускай!
И тут король вдруг сам ляпнул такое, что у жены как будто молния в голове сверкнула:
— Ведь твоя дочь тоже...
Всё стало ясно. Сохранились предания о том, что Сверхлюди не терпели близкого соседства других Сверхлюдей. И Толтисса убежала в экранированный подвал, чтобы схватиться за голову: она породила сразу двух демонов!
Но кое-что у неё в голове не укладывалось. По всем легендам и по рассказам Великих Монастырей, сверхлюди не выносили присутствия прежде всего тех людей, которые находятся на грани, гораздо терпимее относясь к более низким личностям. А эта не чувствует никакого неудобства в обществе матери и короля, да и вообще среди людей. Но такое холодное презрение к тем, кто пониже уровнем! Вот сын не такой. Он тоже свой среди людей, но он прежде всего добр и благороден. У него есть и милость к споткнувшимся, и жалость к несчастным. "Так что же получается: я произвела детей двух разных видов? Даже трёх, потому что младший сын — обычный человек" — подумала королева, и так и не нашла ответа.
* * *
Патриарх со сдержанным юмором воспринял песни, повествовавшие о событиях на Юге, и разговоры, начавшиеся вокруг них. У него-то была достаточно полная информация. Но ситуация в целом становилась всё грознее и грознее. Юг тоже был критической точкой, но от него волны до Империи должны были ещё докатиться, а вот пророк либо лжепророк мог нагрянуть в любой момент. Конечно, вероятнее всего было, что он сначала отправится разбираться с "неверными правоверными".
Патриарх должен был всё обдумать с ближайшим советником, тем более что "древние книги" приоткрыли ещё один пласт информации. Древними книгами называли кристаллические информационные устройства, секрет изготовления которых был давным-давно утерян. Когда-то при первом Великом крахе: отрыве новой колонии от своей пуповины, потери связи с миром остальных людей — практически неуничтожимые информатории сохранили всю информацию, а колонисты, наоборот, были подвергнуты обработке, стирающей память о прародине, чтобы она не мешала им искать решения и путь в новой среде. Информатории изредка, когда по каким-то своим критериям считали людей подготовленными, давали доступ к новой части информации через древние книги. Сейчас были раскрыты интереснейшие данные о культурах и религиях Прародины. Их надо было осмыслить.
Брат Сит, советник по обществу и истории, несмотря на почти столетний возраст, жадно поглощал новые сведения. Его преемник, младший советник брат Строр, вообще не мог оторваться от них. Но теперь они вынуждены были прийти в тайную келью, чтобы предельно прямо и откровенно обсудить происходящее вкупе с выводами из новой информации. Первым делом вокруг кельи был поставлен мощнейший ментальный щит, а находящиеся снаружи монахи-схимники стали истово молиться, усиливая его и создавая помехи для любых, в том числе и высших, сил, которые попытаются прорваться через щит. Люди должны были важнейшие вещи решать сами, чтобы успешно выполнить свое предназначение.
После начальных молитв Патриарх произнес.
— Читая записи о древних религиях, я поразился, что все они основаны на страхе. Первобытный человек не был в его власти. Страх являлся одной из сторон жизни. Порой он помогает, чаще мешает. Жизнь воспринималась как нечто единое, с неразрывно связанными светлыми и темными сторонами. А более развитые религии в некотором смысле деградировали, потеряв это чувство единства. Я кое-что осознал. Они не сумели сформулировать два ключевых понятия: предназначение и всестороннее проявление. Поэтому они оказались перед неразрешимой проблемой: согласовать благость Господа с реально происходящими несправедливостями и кажущейся победой зла.
Для всех трёх религий Родины понятие всестороннего проявления было важнейшим. Благость Господа по отношению к свободным созданиям, наделенным душой и разумом, состоит в том, что эта душа получает возможность проявить себя во всех подходящих ей условиях. Но каждое проявление одновременно является и её испытанием. А заодно частью испытания тех, кто с ней соприкасается. Поэтому каждая душа должна воплотиться и в теле ребёнка, погибающего ещё в чреве матери, и в теле того, кто при нормальном ходе событий будет проходить тяжелейшее испытание успехами, и в теле того, кого будут преследовать неудачи и несправедливости. Поэтому в некотором смысле правы и те, кто считает, что душа целиком и полностью проходит пути и искус в данной жизни, и те, кто считает, что она воплощается многократно.
Второе, взаимосвязанное с этим, понятие было лишь у двух "позитивных", взаимно признающих друг друга религий. Задача человека не в том, чтобы удержаться от греха. Он должен прежде всего осознать предназначение его души в данной жизни и исполнить его наилучшим возможным образом. Тот, кто по трусости убегал от страстей и соблазнов, скорее всего, впадал тем самым в тяжелейший грех высшего порядка: нежелание выполнить свое предназначение. Так что на место страха Божьего как основного чувства верующего ставилась надежда на Бога. А анализ религий прародины продолжался.
— Я смотрел. В четырёх главных религиях беспомощно путались и по поводу многократных воплощений, и по поводу предназначения, — печально сказал брат Сит. — В одной из них подменили предназначение кармой, которую создала себе душа своими прошлыми делами. Какое невежество и примитивизм — прошлыми! Эти люди не могли представить себе альтернативные миры, множество воплощений в независимых вселенных. Если уж перевоплощается, то по линии, как будто новый факел зажигают от догорающего. А поскольку это получается грубо, другие вообще отбросили идею перевоплощения: живёшь один раз. Но тогда возникает вопрос: какая же справедливость в том, что один родился принцем, а другой — рабом? И начинаются социальные идиотизмы.
— А в другой религии приняли, что всё предопределил Всевышний, и всячески пытались выпутаться из этого, чтобы не впасть в тяжелейший грех отрицания свободы воли человека. Договорились даже до того, что, хотя Аллах и предопределил всё, но он каждое мгновение пересотворяет мир заново, и может всё перерешить, если ты в душе своей стремишься к добру и молишь его о том, чтобы он снял предопределенные тебе злые деяния, — прибавил брат Строр.
— И по поводу Судьбы безнадежный примитивизм. Или её полное отрицание, или фатализм, — сокрушился Патриарх. — Неужели они не знали понятия критических точек, точек выбора, когда можно легко перейти с одной линии Судьбы на другую? Даже слишком легко порою... Но, впрочем, наши заблуждающиеся братья до сих пор допускают подобную же ошибку. Они спорят: пророк или лжепророк этот Йолур? Они считают, что человек, получивший пророческий дар, немедленно становится или тем, или другим. Единственная оговорка, что лжепророк может искренне верить, что проповедует неискаженное божественное откровение. А на самом деле для получившего дар наступает точка выбора. И порою через несколько лет пророчества. Я вот чувствую, что Йолур перед нею, но ещё её не прошёл. Им бы не спорить и не раскалываться, а подтолкнуть его к Господу.
