Пока Лани был рабом фланка, никто не посмел бы покушаться на его жизнь. Но то было вчера... Сегодня кронпринца держали в изоляторе, где даже через стены не проходил сигнал. Конечно, брат расстарался, чтобы зациклить выбросы волос на одну комнату. Конечно, он до скоро суда не явится поговорить. Семена ли тому виной? Нет, давняя вражда. Поганый убийца убьет и брата лишь потому, что тот покусился на деспотичное управление, где каждый фланк поклоняется злому идолу.

Кронпринц вспоминал свою никчемную жизнь. Вспоминал, но каждый раз возвращался к Льюису, который расколол сердце надвое. И тогда фланк прислонялся затылком к стене, ощущая, как острые иглы бьются о бетон, ломаются. Боль пронизывала молодого эгрегора. Боль призывала ария, что отвечал всегда на вопросы, который по сути начал всю эту борьбу. Спрашивала, получится ли убежать от прежнего мира, от войн, от захвата новых и новых планет. Получится ли украсть штица... Молиться Гред не умел. За него шептали волосы... Пока не пришли тюремщики и пока арестанта не повели наверх в главный зал лагунского дворца, где по периметру уже установили трибуны, где представители всех планетарных систем ждали зачинщика и главного обвиняемого, которому вменялись страшные преступления против мира, который угрожал энергетическим коллапсом.

Гред остановился на пороге бесконечного зала. В его окна бил яркий свет, такой привычный для Свободной Лагуны. Десятки сотен глаз обернулись к дверям. Прекратились разговоры, и шквал диалектов сменился абсолютной тишиной, потому что каждому интересно было посмотреть на преступника этого столетия. Преступник тоже разглядывал зал. Красные волосы касались каждой души, каждой судьбы, потому что вошли в новую стадию, когда раскрывается божественная суть эгрегора действия, эгрегора актива. Кронпринц не искал на трибунах брата. Арга вычислили трубки, которые стремительно поднялись и затрещали, ненавидя и презирая противника.

— Господа, — на главной, круглой трибуне поднялась черная фигура с каким-то уродством вместо головы, — перед вами виновник нашего спешного собрания, кронпринц Гредиус Альфаус, наследник империи Фланкии. Его брат, всеми уважаемый нами Аргус Альфаус, император и союзник Лиги отказался предъявить обвинения брату, потому мои эксперты составили список преступлений и собрали в скором порядке свидетельства и доказательства по данному делу. Итак, начнем наше заседание.

Оставить Льюиса наедине с арием не хотели ни глава Лиги, ни сгриг. Они покинули комнату лишь тогда, когда юноша, который стремительно менялся, постепенно обретая черты девушки, сказал, что встреча не продлится больше пяти минут. И как только двери закрылись оказался в теплых и ласковых объятиях Вааля. Тот прижимал штица к себе, словно малое дитя, заплутавшее в лесу, но теперь нашедшее дом.

— Хорошо, что ты пришел, — сказал с доброй улыбкой и повел к дивану. — Скоро все закончится. Я обещаю тебе — ты вернешь утерянный дом. Штицы опять будут соблюдать обычаи и растить поля тростника. — ладонь провела по щеке, задержалась чуть. В темной зелени появилась отеческая забота. — Ты такой красивый сейчас. Совсем другой, чем в нашу последнюю встречу.

Льюис чуть покраснел, вспоминая про близость с арием.

— Я никому не скажу, — успокоил тут же Вааль. — Это ведь наш секрет. То есть... — легкий румянец, появившийся на щеках Льюиса еще больше умилил ария, — ты даже не знаешь, как я рад тому, что это случилось так...

— неожиданно?

— Да. Мы оба получили удовольствие, и не думаю, что твой нынешний супруг должен знать о твоем маленьком проступке. Поверь, он, наверняка, тоже их совершает. — Вааль увлек штица на диван, продолжая обнимать и рукой и сверкающими волосками энергии, проникая внутрь тела, проникая в самое чрево. — Расскажи все. — легкий поцелуй в щеку. — Иначе они ворвутся и не дадут нам договориться.

— Я выбирал между Гредом и Эланом, — Льюис опустил голову, словно провинившийся ребенок. — Мне все обещали помощь. Все хотят тростник. Хотят получить как можно больше власти. Им все равно до человечности, до любви к ближнему, они увлечены играми.

— Ты думаешь, я другой? — покачал головой Вааль и вздохнул. — Льюис, посмотри на меня! Да, вот так. А теперь спроси, зачем ты здесь? Почему ты здесь?

— Я приехал, чтобы с тобой поговорить... — удивился юноша, а пальцы ария зарылись в его волосы, расчесывая и убирая назад.

— Почему ты, не веря никому, отправился во дворцы лагунских аристократов к эвенлам?

— Я не ехал к эвенлам, — упрямо поджал губы штиц. Синие глаза стали яркими васильками, которые излучали новые подозрения.

— Что тебе предложил мастер Элой?

— Я подписал документы на поставки. Я хочу всего лишь гарантий, что смогу возродить Штицл, — промямлил юноша, устыдившись малодушия, которое... которое... на выходе мысли не превращались в слова, зато образ Греда вставал так ясно перед глазами, что Льюис покраснел.

— Обеспечил себе тыл, понимаю. Ты разумный мальчик, Льюис. Маленький, но очень цепкий и правильный. Ты выбирал супруга исходя из того, насколько он впишется в твою концепцию мира, но разве ты уверен, что забудешь Греда?

— Вааль!

— Вааль живет дольше тебя... Вааль — энергия, которая собирается в тело ария. Мы появляемся не из материи. Мы практически — отражение того, что есть вокруг вас. Льюис, подними глаза, хватит их отводить. — арий не гневался, но стал еще печальнее. — Скоро пройдет Совет. На нем будут рассматривать дело кронпринца. Тебя, наверняка, приволокут главным свидетелем. Что ты скажешь? Как потом станешь бросать семена предков в возрожденную землю?

Юноша задрожал.

— Ты обещал помочь, — пробормотал он и внезапно пополз вниз с дивана, падая перед арием на колени, обнимая их, утыкаясь туда носом.

— Мы все сами выбираем свою судьбу, — тяжелый вздох. — Я обещал тебе помочь выбраться из этой передряги. Я обещал, что ты не будешь рабом. Я не отказываюсь от своих слов. Но, Льюис, я не могу исправить тех решений, которые принимаешь ты сам. Теперь в моей власти лишь вернуть тебе Штицл. Чтобы мастер тебя не обманул.

И тут дверь без стука распахнулась.

Льюис подскочил вверх, а арий подобрал ноги, забираясь на диван. В комнате стало тесно от ауры Элоя, которая испытывала и выискивала в то время, как хитрый лис улыбался, чуть склонив голову набок. Его зеленые глаза лукаво переходили с эвенла на великана, а потом возвращались к смущенному Льюису.

— Мы обо всем договорились, — заметил он с едва скрываемой ехидцей.

— Неужели? — не менее ехидно отозвался мастер Элой.

— Пойдем, Льюис, — сгриг поманил своего молодого супруга, обнял за плечи и крепко прижал к себе. — Надеюсь, у вас найдется для нас комната? — спросил он у явно раздраженного эвенла. А тот коротко кивнул.

— Конечно. Такие гости всегда в почете. Располагайтесь, вас проводят.

Мужчина набрал код на треугольнике на запястье, чтобы дать распоряжение о том, чтобы парочку проводили до выделенных гостевых комнат, а затем почти с пренебрежением выпроводил и Льюиса, и Элана из покоев, захлопнув дверь в свой, только ему принадлежащий мир.

Впрочем, бывший боксер и шофер фланков нисколько не удивился. И даже обрадовался такому равнодушию высокопоставленного мерзавца, чья стезя — политика и власть. Здесь, в роскоши дворцов он и штиц были лишними изначально.

— Ты добился своего? — спросил сгриг недовольно, встряхивая глупого мальчишку за плечи. — Одна акула поменялась на другую. Хочешь дальше поиграть?

— Это был один-единственный шанс спасти семена. — задыхаясь от возмущения, сказал штиц. Синие молнии вспыхнули в глазах. — Раз ты не понимаешь, раз ты...

Юноша порывисто побежал по коридору. Но гнало его не недовольство великана, который очень переживал за любимого, а образ Греда и слова Вааля о совете и о суде над молодым фланком. Делаем выбор... Делаем один раз...

Штиц поскользнулся на мраморной плитке и больно упал на колени, заливаясь слезами. Зачем вы, предки, отбираете выбор? Зачем заставляете делать так, как требует того разумность? Предатель. Для Греда я навсегда останусь отступником и трусом, который знал о проигрыше восстания. Который ушел, как только догадался о том, что постоять за не сумеет.

Ладони сжали виски от голосов вокруг. Что было потом, юноша не помнил, потому что голова закружилась, и он, окончательно изменившись, упал в обморок.

...— Господа, нами выносятся следующие обвинения по отношению к фланкийскому принцу, — голос Элоя был спокоен и абсолютно безапиляционен. На прозрачном экране перед главой Лиги возник список. — Захват в заложники представителей трех держав: королевы Аясы, — кивок послам Флойи и великанам, окружавшим сгригу, восседавшую в первом ряду справа. — императора Фланкии Аргуса. — новый кивок на низко опустившего голову Арга. — И меня, вашего покорного слуги. — Как вы объясните свой поступок, подсудимый?

— Политический переворот, — отозвался Гред, который теперь стоял посреди зала под пристальными взорами судей. Его алые, безумно-алые волосы пели разными голосами, словно средневековый хор, унося в дальние миры, открывая пространства, но ярче любой звезды, любого видения была память и печаль о том, кто так просто ушел, кто...

— Поэтому вы требовали подписания договора на поставку Флойе и Лиге тростника и взяли в заложники еще и последнего представителя элиты Штицла? — усмехнулся холодно Эллой, давая знак, чтобы привели юношу с пострадавшей планеты.

— Да, я признаю, — кивнул спокойно кронпринц, зная, что тем самым подписывает себе смертный приговор. — Я сразу просчитал варианты. Штицл являлся сырьевой базой, которая была выгодна любому представителю Совета. Сам Советы и утверждал нападение на планету.

— Это ложь... ложь... ложь... — со всех сторон понеслись крики и возмущение вопиющей наглости фланка, который смеет говорить, что кто-то мог разрешить военные действия против совершенно мирной планеты.

— Ваш брат, Аргус, утверждает, что вы самовольно вывели войска и полностью сожгли Штицл безо всяких санкций. Я склонен доверять императору как своему партнеру и советнику. Мы во многом зависим от поставок тростника. Мы никогда не пошли бы на геноцид мирной расы.

— Что же, тогда, конечно, мой брат прав, — сощурился недобро Гред, чуть поворачивая голову в сторону императора. — Желание получить власть свело меня с ума. Я пошел на все это ради того, чтобы прижать весь Совет. Как поступил бы здесь каждый из вас. Тростник — это топливо, которое не требует особой обработки. Флойя разве не хотела заключить со мной договор?

— Ложь! — королева Аяса вскочила, потрясая рукой. — Я спасала мальчика, которого собирались сделать рабом.

— Конечно, так и было, — вновь согласился кронпринц. — Здесь виноват только я. Что же, корысть налицо.

— Именно так и есть, — подтвердил мастер Эллой, а над залом зажглась запись растерзанного Штицла. Именно тогда, волею судьбы или злым умыслом, сюда привели маленького и испуганного Льюиса.

— Посмотрите, господа, во что превратился плодородный край. Полюбуйтесь на работу истинного убийцы, испепелившего сотни городов и тысячи поселений. Полюбуйтесь на того, кто оставил практически всех штицев без крова и сделал их изгоями.

Указующий перст помечал Греда кровью. А кровавые волосы стрекотали в сгустившейся тишине, порождая напряжение, умножая его, делая многообразным, впечатленным картинами смерти, разорванных тел и неумолимости, невозвращения к началу.

Штица, который так и замер на пороге, поддержали два эвенла-секретаря. Иначе Луис просто свалился бы и не смог сделать и шага вперед. Сейчас же он видел впереди трибуны и спину фланка, прямого, не сдающегося, во всем признающего честь воина, которого посылали убивать.

Ненавидел его, любил его... Молился, чтобы умереть здесь, только бы не... обвинять и не говорить.

— А вот и тот, кто може нам рассказать о своей трагедии. Не бойся, подойди, — глава Лиги даже встал, приветствуя представителя разоренной державы. — Льюис, ты слышал, о чем идет речь. Что произошло на планете? Что ожидало твоих сородичей? Что произошло с полями?

Кронпринц не удержался и повернул голову к тому, кого волосы чувствовали на расстоянии, к кому стремились, кого обожали. Любимый мой, единственный мой, прости... Аквамарины глаз нежно коснулись фигурки Льюиса, не удивляясь тому, что она изменилась, что обозначилась грудь под тесной кофтой, что талия стала тоньше, а бедра круче. Он просто любил. Просто хотел прижать к себе, но не имел права — убийце, воину не престало отдаваться чувствам. Его единственная слабость выбрала дорогу — и Гред ценил любое решение штица.

— Поля сгорели, — колени Льюиса подгибались. Как близко! Как стыдно смотреть на тебя. Ты уничтожал мою расу. Ты был послан своим братом убивать. Ты ненавидел... Ты — лучшее, что я познал. — Мы вынуждены были покинуть Штицл, нас сгоняли на Лагуну, чтобы переправлять как беженцев. Здесь обнаружилось, что фланки составили списки. По которым некоторые из выживших становятся рабами.

— Вы входили в список? — спросил кто-то из Совета, а Льюис... задержавшись с ответом, все смотрел на кронпринца, и душа его горела тысячами невозрожденных душ предков, шептавших, что лишь в чистой любви возрождается жизнь, что лишь...

— Да, я оказался помечен императорским знаком.

— Почему?

— Наши верования глубоко связаны с сакральным пониманием природы. Мы — это и есть семена. — тошнота поднималась, воздуха не хватало. Юноша пытался контролировать тело, но оно не подчинялось, раздражалось от любого запаха, от того, что вокруг слишком много представителей различных рас. И наконец выплеснуло наружу все съеденное накануне. А ведь медвежонок предупреждал, что не следует так наедаться перед Советом. Предупреждал, что следует поберечь нервы. Штиц не слушал. Он просто не мог слушать, рыдая над коробочкой, в которой словно дымка, растаяли семена. Как только они прибыли в номер, Льюис сразу полез в нагрудный карман, с благоговением щелкнул маленьким замочком и уронил драгоценность на пол, но оттуда ничего не посыпалось. Лишь пустота. Да, именно она с той минуты и до последней поселилась в груди и животе .

Великие предки! В согнутом положении, скукоженный, уничтоженный, штиц даже не видел, как к нему метнулся Гред, как присел рядом, обхватывая пальцами подбородок.

— Ты ждешь ребенка? — спросил тихо. Но зал, конечно, все слышал. — Льюис, ты слышишь? Я спрашиваю тебя...

— Нет, вовсе нет, с чего ты? — синь глаз расширилась изумленно.

— Я чувствую. Волосы не лгут. Льюис, ты...

— Ты украл мои семена? — отозвался вопросом на вопрос штиц, а в глазах его появились слезы.

Да, точно! Разговор с Лани всплыл, как вспышка в голове. Кронпринц и хотел бы прямо теперь ответить. Он крепко держал за тонкие плечи свое сокровище, что дороже любых семян. Слышал гул голосов расшумевшегося Совета, но видел лишь его... Прощался с ним. Запоминая, гладил алыми волосами, сливался в стихию счастья и потери. Горько-сладкое сочетание для воина, который много видел смерти и мало радости.