Небо шамана. 3 часть

Что я могу для неё сделать? Можно отвести её к самолёту и показать, что его обшивка даже не царапается, а у соседнего несколько слоёв проклеенного шпона можно ножом пробить. Но она девушка и медик, укрепление обшивки самолёта скорее произведёт впечатление на какого-нибудь техника, которому с разными материалами приходилось работать. Можно сходить в лес и показать, как пули из моего пистолета взрываются словно гранаты или фугасные снаряды, это её наверно удивит, но не убедит. Скорее она допустит, что просто не знает про новые разрывные пули, чем прочувствует эффект от применения Силы. Вот когда я фактически оживил Тошку у неё на глазах, это было для неё настоящим шоком, но не доводить же до предсмертного состояния любимую зверушку ради простой демонстрации. Да, если бы она видела меня сразу после схватки, когда моя гортань почти в кашу была смята, и без применения мной Силы я бы даже дышать не смог. И то, что я после ранения направлял для заживления Силу в зону раны и раны у меня заживают в несколько раз быстрее и чистыми без нагноений её совершенно не убеждает. Когда я попробовал обратить на это её внимание, она спокойно ответила, что ускоренная регенерация встречается, и в этом нет ничего особенного, а не нагноилось потому, что у меня хороший иммунитет... Материализм, тьфу на вас...

И всё-таки жизнь сама создала условия для того, чтобы она если и не поверила, то уж точно задумалась. У самого лазарета она споткнулась и упала, сильно разбила колено и локоть. Было ещё очень рано, и я ещё спал и увидел, что она хромает уже, когда все ранки были обработаны, а колено ещё и забинтовано. Я стал её лечить не потому, что хотел удивить, а потому, что это моя любимая и меня совершенно не устраивает, что она несколько дней будет страдать от боли, а ещё не дай Бог нагноится, да и рубец может образоваться не красивый на её красивой круглой коленке. Хотя с её нынешним уровнем Силы, она и сама бы могла себя вылечить, да и вообще заживление у неё и так ускоренное теперь. Но я всё равно усадил её себе на колени и выпустил из пальца небольшой огонёк Силы, которым стал водить над раной. Со стороны это похоже на то, как я бы небольшой горелкой пытался прогреть массивную металлическую деталь. Я, когда просто направляю к какому-то месту Силу, то обычно ничего особенного не чувствую, разве только иногда ощущение локального тепла возникает. Анна стала хихикать и ёрзать, говоря, что очень щекотно и словно горячим ветерком обдувает. Каково же было её удивление, когда через день после второго сеанса "магического прогревания" она стала менять повязку, а раны на колене под повязкой не оказалось. На бинте следы йода и крови, а из-под замазанной йодом поверхности местами проглядывает тоненькая молодая гладкая кожа. То же и на локте, только там была не рана, а осаднение и синяк, от обоих не осталось следа, а болеть перестало ещё в первый день. Вот это ее проняло, и она стала слушать меня внимательнее. Только магическое зрение у неё всё равно не открылось, как я не объяснял, и как она не старалась выполнить мои рекомендации. После долгих мучений я однажды подумал, а для чего собственно я так стараюсь открыть у неё умение видеть проявления Силы и ауры? В нашем мире, где Силы гораздо больше и с её уровнем резерва ей бы вполне стали доступны некоторые возможности прямого манипулирования Силой. А здесь она сможет видеть ауры, определять врут ей или говорят правду, как на самом деле относится к ней и к тому, о чём говорит её собеседник и наверно всё на этом. Если она стиснет зубы и потратит, может даже не один год, и сумеет вывести канал наружу, к примеру, как у меня через палец, то сможет проводить некоторые манипуляции с рунами, которым смогу её научить. Только ей ведь это совершенно не интересно. А про сканирование людей и определение их намерений, отражённые в ауре нужны мне, потому, что я к такому успел привыкнуть ещё дома, а она живёт без этого и ей это не мешает. Небольшим осадком осталось на душе то, что если не видеть ауры, то она не сможет различить гадов вроде того, которого я убил, но похоже, что таких здесь очень мало... Словом, к зиме я оставил Анну в покое с попытками разбудить её магическое зрение и не пожалел об этом...

Я, конечно, рассказал ей про встреченного гада, и почему я бросился убеждаться, что точно его уничтожил, а когда оказалось, что он живой, то пришлось с ним драться. Видимо о таких существах местные издавна знают и их называют вампирами и упырями. Правда, когда Анна мне стала рассказывать то, что она про них знает, мне стоило огромного труда сдержаться и не хихикать. Люди просто не понимают сути происходящего, а выдвижные клыки, которые правда есть, и следы проколов на шее расценивают как то, что целью является кровь. Наверно ещё где-то сохранилась или как-то была добыта информация, что кровь — действительно особенная живая субстанция организма, просто даже потому, что она омывает всего человека, каждый орган, каждую клетку и в этой роли единственная и незаменимая. Вот только прокалывают и правда в области шеи, вернее её основания, где удобнее всего добраться до загрудинного пространства, где как раз и находится обычно срединное энергетическое средоточие. Ну, я уже рассказывал, как всё у людей запущено и всё именно там и накапливается, а каналы обычно забиты наглухо. Эти твари как раз и дотягиваются своими клыками до сгустка Силы организма, которую и высасывают, а кровь — просто самый лучший проводник, как металлический провод для электричества. А после откачивания Силы из человека он умирает без внешних эффектов и признаков болезни от обессиливания, если можно так сказать. И это очень похоже на смерть от тяжёлой кровопотери. И вся мерзость этих гадов в том, что они не просто крадут Силу из людей, они крадут её отравленную эманациями страха и смерти и не могут восполнять Силу другими способами, только через страх, боль и смерть. А Анна мне рассказывает, что они через укус и слюну могут обычных людей превращать в таких, как они. Что они могут по ночам превращаться в летучих мышей. Что они уже мёртвые и если их убить, то они превращаются в прах. Что они не стареют и очень красивые. Боятся солнца. Осиновых кольев и чеснока. Вот здесь я чуть икать не начал от смеха. Вообще, я чеснок тоже иногда терпеть не могу, особенно когда кто-нибудь накануне пьянствовал и чесноком закусил, назавтра такое амбре, что хоть топись. Представьте, каково это при моём обострённом обонянии. А про солнце — вообще пунктик, здешняя религия, построена на диалектике антагонизма зла и добра, тьмы и света, ада и рая. Честно сказать меня такое немного удивляет. Ведь я как шаман, ну, пусть ученик шамана побывал уже на плане духов, это то, куда все попадают после физической смерти тела. И нет там никакого владыки или сковородок, на которых кого-нибудь жарят. А есть потеря себя и чем ты слабее и менее достойный, нет здесь такого понятия, может правильнее даже будет слово человечный, то есть проживший жизнь достойного человека, тем быстрее ты развоплотишься и беспамятным попадёшь на план перерождения или вообще развеешься исчезнешь слившись с божественным полем, станешь частицей разума Творца. А что может быть хуже беспамятного развоплощения в восприятии здешних людей? Тут священники это наверно и сами понимают и как бы не жарили и не жгли в аду, но на существование цельной личности они даже там покуситься не рискнули. А уже то, что я попал в этот мир по зову умирающего Сани само по себе говорит о том, что эта оборотная сторона жизни одинакова для наших миров... Вот поэтому попытка разделить всех на светлых и тёмных мне не нравится, вопрос ведь в точке зрения. Заяц удрал от голодного волка — это для волка плохо, он не поел и заяц — просто мерзавец. А для зайца — это очень хорошо, остался жив и не попал в пасть этого противного волка. Так, что не понимаю я таких градаций. И вполне возможно, что в рамках этих догм появись здесь мои соплеменники или лесные ушастики, их тоже быстро причислят в тёмному воинству. Не за то, что они что-нибудь бы плохое сделали, а просто за непохожесть, здесь такое могут сделать запросто. Отличаешься — значит, враг, просто и понятно!

Через неделю меня уже выпустили из лазарета, а ещё через пару дней Веселов допустил к полётам. А то несколько последних дней перед этим я уже озверевать начал, хотелось в небо, хотелось вместе со своими заниматься делом, а доктор перестраховками занят. По крайней мере, сделал себе новый нож и нашёл в кабине место, где закрепил свой любимый бич на всякий пожарный. Пришлось, правда, ещё разбираться с обидой Подгорного, что я его с собой не взял с немцем повоевать. Ну, не объяснить ведь ему, что в этой стычке его бы смахнули с доски, как досадную помеху и хорошо, если бы просто ранили. Судя по моему противнику, скорее всего он бы стрелял наверняка, а вот увернуться Сергей бы не успел. И ещё мелькнула мысль, что если бы труп решили отдать судебным медикам для вскрытия, то они бы нашли там много интересного и необычного и тогда бы ко мне точно примчались с новыми вопросами. Скорее всего никому было не интересно проводить вскрытие убитого немца, тем более, что формально ситуация более чем понятная и однозначная...

После моего возвращения Тошка очень долго меня обнюхивала и была чем-то очень недовольна. Чем именно она не довольна выяснилось через месяц с небольшим, когда она соорудила у нас в землянке в моём зимнем шлемофоне себе уютное гнездо, в котором вскоре оказалось шесть слепых маленьких щенков, а Тошка перестала напоминать маленькую коровку своим вздутым животиком. К щенкам меня в отличие от Анны она подпустила, как только у них открылись глазки и очаровательные щенята стали выползать наружу. Хорошо, что мы стояли почти в лесу, и Тошка своих подросших детёнышей при первой возможности увела в лес и прибегала к нам перекусить и взять еды для них, но делала это не каждый день. Тошка оказалась очень хорошей мамой и к воспитанию мелочи подошла со всей серьёзностью. Ещё очень повезло, что когда мы перебазировались в первый раз после появления её детёнышей, они были ещё совсем маленькие, и Анна не смотря на почти истерику молодой мамаши перевезла её и малышей на новое место базирования. А вот, когда в конце зимы нас решили отвести на отдых и пополнение, мы не знали, как нам быть с нашей малышкой и её потомством. При переезде мы её чуть не потеряли. Тошка с момента, как щенки чуть подросли увела их в лес и с ними не приходила. Часовые рассказывали, что иногда видели её с детишками в лесу, но к людям она выходить перестала. Мы утешали себя тем, что раз она так решила и обходится в лесу без нашей помощи и смогла прокормить не только себя, но весь выводок, то значит так и надо, да и в природе ей точно будет лучше, чем с людьми. А наше дело было ей помочь, когда она приболела, и вообще всё правильно! Но как мы себя и друг друга с Анечкой не убеждали, я видел у неё следы слёз, да и мне было грустно и непривычно, уж слишком за это время успели привыкнуть к этому комку энергичного и беспокойного очарования. Мы уже улетели в тыл на базовый аэродром, Тошки не было, но она успела прибежать до отправления колонны обеспечения, где ехала Анна. Прибежала ужасно довольная, в лоснящейся новой шубке и без детёнышей. А когда колонна обеспечения добралась до аэродрома, и Анна нашла нашу стоянку, я едва успел поймать метнувшийся ко мне чёрно-бурый меховой снаряд. Тошка носилась кругами по моим плечам и голове, гукала, выгибалась дугой и умудрялась полизать мне почти одновременно щёки, уши, шею и нос, чтобы даже до самых тупых дошло, что она ужасно рада меня видеть...

Я вернул себе на лётный комбинезон нож в пришитом для него кармане на бедре, а в кабине в сделанных креплениях занял своё место бич. И как не раз говорили мои дед и отец, когда с собой на определённый случай специально берёшь то, что поможет с ним справиться, то уже готовность противостоять конкретной неприятности её обычно от тебя отводит. Может это и глупое суеверие, но я столько раз убеждался в том, что оно работает. Вот стоило мне это оружие оставить и расслабиться, как я сразу получил встречу, в которой едва не погиб. Так, что пусть лучше будет со мной на всякий пожарный, не понадобится и, слава Богу, но на душе будет спокойнее.

После Курского сражения немцы окончательно сломались. Нет, это не значит, что немецкие солдаты строем выходили из своих окопов в поднятыми руками. Они продолжали воевать, воевать хорошо, всё-таки выучка у них отменная, вот только и наши командиры уже научились их бить, а безоговорочное превосходство первого года войны (вернее первых месяцев) уже не существовало. Наши научились управлять силами и грамотно противостоять быстрым маневрам, которые раньше позволяли создавать точечное подавляющее превосходство в нужном месте и заставать врасплох нашу оборону. Теперь уже и наши стали бить немцев их же приёмами и противостоять им немцы оказались не готовы. К этому добавилось и то, что о господстве в воздухе немецкой авиации речи больше не шло. Даже во время Курской битвы, когда немцы уже не имели тотального преимущества в лётчиках и машинах. Наша промышленность восстановилась после сокрушительных ударов сорок первого и наладила достаточные объёмы производства. Хоть немцы нагнали со всех сторон авиации, сколько смогли, чтобы создать перевес и сбросить нас с неба. Но даже всего лишь усиленных наших воздушных армий соответствующих фронтов оказалось достаточно, чтобы отразить этот удар, который по замыслу вроде как должен был просто распылить все наши авиационные силы.

Противотанковые кумулятивные авиабомбы, которые появились у нас перед самой Курской битвой, показали себя изумительно. И хоть немцы вроде бы научились с ними бороться, ну, так заявляли их газеты, на самом деле вся "борьба" и "противодействие" свелись только к уменьшению поражения количества танков за один проход штурмовика. Но к счастью, у кого-то хватило ума или наблюдательности, чтобы понять — эти бомбы эффективны не столько против танков, сколько против почти любых целей, за исключением капитальных укреплений защищённых мощным слоем земли, бетона и брони. То есть бомбить ими линкор Тирпиц бесполезно, они не смогут прожечь даже "тонкую" броню палубы линкора.* Хотя, я бы подумал о том, что в налёте на Тирпиц и ему подобного такие бомбы нужно использовать, но с высоты и выпуская их в несколько проходов парой звеньев. Из-за высоты будет довольно большой разброс, но использовать площадной боеприпас против такой большой цели вполне имеет смысл. И если в три и более слоёв противотанковые кумулятивные бомбы накроют проекцию корабля, то, мне кажется, говорить об эффективной противовоздушной обороне уже не придётся. А доломать уже совсем другими бомбами не защищающийся корабль — это только вопрос времени. Но, оставим эти фантазии...

В бомбовый отсек штурмовика в "контейнере малых бомб" помещается сорок восемь штук в каждый, то есть сто девяносто две штуки во всех четырёх. При погрузке не в контейнер, а прямо в бомбовый отсек, влезает больше пятидесяти штук, то есть порядка двухсот четырёх-двухсот восьми в полной загрузке. В один проход один штурмовик из всех бомбоотсеков накрывает площадь пятнадцать метров на семьдесят пять или даже двести метров (в зависимости от скорости, высоты и способа бомбометания). То есть при этом на каждую бомбу приходится площадь от пяти до пятнадцати квадратных метров, то есть квадрат со стороной два с половиной-четыре метра. Значит при накрытии бомбовым ковром мест, где находятся немецкие танки, на танк размера "Тигра" или "Пантеры" по статистике приходится попадание от двух до пяти противотанковых бомб. А это если не гарантированное поражение, то очень высокий процент вероятности нанести серьёзные повреждения. Ведь не зря из более двух сотен "Пантер" в Курской битве штурмовики уничтожили полторы сотни, и около восьмидесяти процентов "Тигров" сожжены ПТАБами или "Катюшами".** Честно сказать, под Курском и оставшихся хватило нашим наземным войскам для очень больших проблем. Как уже говорилось, на тот момент бороться с этими новыми танками им было почти нечем. Противостояния с ними не выдерживали даже наши тяжёлые танки "КВ", что ж говорить про менее бронированные уязвимые "Тридцатьчетвёрки". Но я повторяюсь...