Вопрос о том, кто несет ответственность за убийство Пэта Финукейна, был одним из тех, которые я намеревался обсудить с Барреттом при первой же возможности. Но это был только один из многих вопросов. Он намекнул, что ему известны личности ряда сотрудников КПО, которые передавали информацию в 'Ассоциацию обороны Ольстера', а через них — 'Борцам за свободу Ольстера'. Это было серьезное обвинение. Если у Барретта действительно была информация или доказательства, позволяющие идентифицировать ответственных за это людей из КПО, я намеревался этим заняться.
Позже в тот же день, в 2.05, мы с Тревором узнали, что наша первая встреча со Специальным отделом в связи с Барреттом должна была состояться в их офисе в Каслри в 10 утра следующего дня (четверг, 3 октября 1991 года). Мы совсем не ждали этого с нетерпением.
В тот день в 10.43 утра мы с Тревором отправились в Специальный отдел на третьем этаже участка КПО в Каслри. Я постучал в дверь кабинета, прежде чем войти. Я собирался не давать этим мальчикам абсолютно никакого повода для жалоб. Мы столкнулись с тем, что я привык называть 'обычными подозреваемыми'. Было одно заметное исключение: детектив-инспектор, к которому я испытывал большое уважение. Он был моим товарищем по отделению. Мы вместе вступили в КПО в 'Кровавое воскресенье'. Он также служил вместе со мной в форме в полицейском участке в Ньютаунабби. Он был очень порядочным человеком, и я был благодарен, что он присутствовал. Он, конечно, не пошевелился бы, чтобы причинить мне какой-либо вред или неправильно процитировать меня. Но он практически не имел права голоса в том, что произойдет с Барреттом. У меня уже было столько хлопот, сколько я мог вынести от остальных присутствующих.
Мы провели полный брифинг в связи с тем, что сказал Барретт и каковы, по его утверждению, были его намерения. Эти парни просто смотрели друг на друга. Я оторвался от своих записей и обнаружил, что они подмигивают и подталкивают друг друга локтями, как будто общаются на каком-то своем безмолвном языке. Я хотел покончить с этим так быстро, как только мог. Мне не нравилось проводить слишком много времени в присутствии этих дураков.
Когда я им докладывал, они по-детски старались изо всех сил дать мне понять, что это никого не интересует. Вопросов не было. Нам не было сделано никаких замечаний по поводу того, что Барретт настаивал на исключении Специального отдела. Мне это показалось очень странным. Что-то было не так. Они уже решили, как справиться с этой проблемой, задолго до того, как я прибыл, чтобы провести для них доклад. На самом деле, позже стало ясно, что в нашем брифинге не было необходимости. Они уже имели возможность ознакомиться с докладом старших офицеров уголовного розыска.
Я не успел замолчать на достаточное время, чтобы перевести дух, как вмешался присутствовавший детектив Специального отдела.
— Спасибо за это, Джонти. Теперь вот как мы с этим справимся, — сказал он.
Офицер поддерживал связь с Тактической координационной группой (ТКГ). Он рассказал об обеспечении безопасности с помощью живой силы, огнестрельного оружия и транспортных средств которые будут развернуты для прикрытия этой встречи с источником. Лично я думал, что это было чересчур, но мне пришлось склониться перед их опытом. Они допускали любые варианты развития событий, включая 'иудину' засаду на нашу машину Барреттом или его дружками из БСО.
Я слушал, как детектив-инспектор подробно излагал строгие меры безопасности. Затем последовал итог.
— Джонти, ты и Сэм поедете вместе в специальной машине отделения, чтобы забрать Барретта. Сэм будет использовать скрытый магнитофон для записи разговоров, которые происходят на протяжении всей встречи. У вас есть какие-нибудь проблемы с этим? — спросил он.
— Совсем нет, — ответил я.
На самом деле, у меня действительно была проблема. Я не согласился с тем, что он выбрал констебля Особого отдела, чтобы тот поехал со мной за Кеном Барреттом. Сэм (не настоящее его имя) и я прошли долгий путь в прошлом. Мы никогда раньше ни в чем не сходились во взглядах. Он олицетворял все, что я презирал в некоторых офицерах Особого отдела. Он был так преисполнен чувства собственной важности и так поглощен своими тщетными попытками 'свести счеты' с Тревором и мной, что не видел леса за деревьями. Он рассматривал отдел уголовного розыска не как потенциальную выгоду для себя, а как противника. Но, нравилось нам это или нет, Сэм должен был сопровождать меня на этой решающей первой встрече с Кеном Барреттом. Я абсолютно ничего не мог сделать или сказать, чтобы изменить это.
У меня был только один вопрос к детективу-инспектору Специального отдела, прежде чем мы завершим нашу встречу. Мне не терпелось посмотреть, как он справится с этой маленькой жемчужиной. Я думал, он пропустил это во время нашего брифинга.
— Барретт ясно дал понять, что не хочет иметь никакого отношения к Специальному отделу. Как мне объяснить присутствие Сэма? — спросил я.
— Просто, — ответил детектив-инспектор, не теряя ни секунды. — Скажи ему, что Сэм — связующее звено с наличными в штаб-квартире. Насколько известно Барретту, Сэм — офицер уголовного розыска из штаб-квартиры.
Я кивнул. Это было хорошо. Это было вдохновенно. Тот, кто инструктировал этих ребят до меня, предусмотрел все. Офицеры Специального отдела встали, и мы все приготовились покинуть брифинг.
Мы с Тревором покинули региональную штаб-квартиру Специального отдела и спустились вниз в столовую. Сэм был необычно подавлен. Он прошептал мне, что нам (отделу уголовного розыска) не позволят разобраться с этим делом. На его лице была странная ухмылка. В то время я не придал этому замечанию никакого значения: это было типично для того, что сказал бы Сэм. Тревор тоже не ускользнул от тихой недоброжелательности Сэма. Он также не упустил из виду тот факт, что на самом деле мы не были нужны на том брифинге. Мы были просто необходимы, чтобы дать Специальному отделу подобраться к Барретту. В ту минуту, когда нас можно было бы исключить из уравнения, Специальный отдел отказался бы от наших услуг.
Сэму пришлось бы очень хорошо разыграть спектакль, чтобы убедить Барретта, потому что Барретт знал большинство местных сотрудников уголовного розыска. От этого зависела его свобода. Возможно, он и не был очень умен, но он был чрезвычайно сообразителен в уличных делах.
В тот вечер у нас с Тревором были другие дела в участке Каслри. Мы прибыли рано, в 6.30 вечера, и завершили наши расспросы. Сэм прибыл на своей специальной служебной машине в 7.30 вечера. Я подошел, чтобы присоединиться к нему. Я сел на переднее пассажирское сиденье, а Тревор — на заднее позади меня. Сэм посмотрел на Тревора, а затем вопросительно посмотрел на меня.
— Мы пришли как команда, — сказал я.
Правда заключалась в том, что у меня не было намерения проводить час или два наедине с Сэмом один на один. Мне было с чем бороться. Тревор был бесконечно более дипломатичен со Специальным отделом, чем я. Он бы подлил прохладной воды на раскаленные угли моих напряженных отношений с ними. Он привносил юмор в те моменты, когда чувствовал, что это разрядит гнетущую атмосферу. Я не хотел, чтобы Сэм выдвигал какие-либо ложные обвинения по поводу того, что я сделал или сказал на этой важной встрече с источником.
Сэм объяснил, где находится магнитофон и как он контролирует, когда он выключается или включается. Он заверил нас, что в конце ленты не будет электрического жужжания или щелчков. Он сказал, что ничто не предупредит Барретта о том, что его разговор с нами записывается на магнитофон.
Мы добрались до Наттс-Корнер в 8.30 вечера, на добрых полчаса раньше назначенной встречи. Район был наводнен полицией. Гражданские не обязательно заметили бы их, но мы с Тревором заметили. Мы знали, что Барретт немедленно опознает в них полицию. Это меня беспокоило.
Сэм несколько раз проезжал мимо парковки, чтобы убедиться, что его группа прикрытия E4a и штабное мобильное подразделение поддержки в форме (HMSU) были на месте. Затем мы уехали, чтобы позволить группам наблюдения вести наблюдение за районом. Оперативники E4a, расположенные рядом с домом Барретта в поместье Гленкэрн, сообщили Сэму, что Барретт уехал из дома на своей машине один в 8.30 вечера. Он направлялся в сторону Наттс-корнер, чтобы встретиться с нами. Я был впечатлен. Эти ребята абсолютно ничего не оставляли на волю случая.
В 8.50 вечера Барретт подъехал к условленному месту встречи. Сэм развернул машину Специального отдела, и мы поехали обратно, чтобы забрать его. По выражению лица Барретта, когда он взялся за ручку двери нашей полицейской машины, я понял, что он не слишком доволен тем, что мы с Тревором были не одни. Я предположил, что его очевидный гнев был вызван присутствием нашего сотрудника уголовного розыска, 'связующего звена'. Я был неправ. Ничто не могло подготовить меня к тому дебошу, который за этим последовал.
Барретт открыл заднюю дверь нашей полицейской машины и в мгновение ока оказался рядом с Тревором. У меня сложилось отчетливое впечатление, что он делал это раньше. В то же время я увидел, как Сэм полез под водительское сиденье, чтобы включить магнитофон. Сэм быстро поехал к ближайшей кольцевой развязке на Наттс-Корнер. Мы свернули на дорогу, ведущую к Крамлину. Машины, ехавшие нам навстречу, и другие, припаркованные на обочине дороги, замигали нам фарами. Я наклонился, чтобы проверить контрольную лампу фар на полицейской машине. Я искренне верил, что Сэм включил фары на полную мощность. Он этого не сделал. Люди, мигавшие фарами, не были разгневанными автомобилистами.
Наш друг Барретт не питал подобных иллюзий. Он точно уловил, что происходит. Сэм направил полицейскую машину в первую стоянку слева. Он притормозил рядом с большим черным мусорным баком, выключил зажигание и погасил все фары машины. Внезапно снова вспыхнули фары автомобиля, припаркованного примерно в 300 ярдах вверх по главной дороге и справа от нас. Теперь я точно знал, что происходит. Сэм потянулся за своим радиотелефоном. Прежде чем я успел остановить его, он нажал кнопку передачи. Ярко-красный огонек, указывавший на то, что полицейская рация находится в режиме передачи, казалось, почти осветил салон автомобиля.
— Птичка в гнезде, — сказал Сэм. — Птичка в гнезде.
— Вас понял, — последовал хриплый ответ.
Сэм убрал палец с кнопки передачи, и маленький красный огонек погас. Именно Кен Барретт нарушил, казалось бы, нескончаемое молчание, которое последовало за этим.
— Я же сказал тебе, Джонти, никаких особистов, — сказал он.
Я ничего не говорил. Я не мог поверить в глупость того, что только что произошло. Это было почти так, как если бы Сэм и его коллеги хотели, чтобы Барретт знал, что они из Специального отдела. Эта демонстрация силы и очевидного недоверия со стороны полиции не ускользнула от внимания Барретта. Он понял, что это было не то, что произошло бы на обычной встрече с сотрудниками уголовного розыска.
— Кто эти пи
* * *
ы, Джонти? Я заметил по меньшей мере четыре полицейские машины, и там, наверху, еще одна с мигалками! — сказал он.
Я был ошеломлен. Я не знал, что сказать. Барретт не был дураком. Что, черт возьми, я мог сказать? Была ли вся эта чепуха действительно необходима? Я залез в самые дальние уголки своего разума, чтобы придумать правдоподобный ответ.
— Эти люди здесь не только для того, чтобы защитить нас, но и для того, чтобы защитить тебя, — солгал я.
— И кто он такой, Джонти? — спросил Барретт, указывая на Сэма.
— Это Сэм, он офицер уголовного розыска из штаб-квартиры. Он твое связующее звено с наличными, — снова солгал я.
Специальный отдел не облегчал нам задачу. К этому времени мои глаза начали привыкать к темноте внутри машины. Я мог ясно видеть Барретта. Он был чрезвычайно взволнован. Я повернулся на своем месте, чтобы поговорить с ним. Было несколько очень важных вопросов, которые я хотел задать Барретту. Я также хотел посмотреть в его дикие глаза, пока он отвечал мне. Время от времени мимо проезжала машина или грузовик, освещая стоянку и нашу полицейскую машину. Он также освещал другую машину, штабной группы поддержки, которая была припаркована выше по дороге. Барретт наклонился вперед, чтобы видеть все вокруг. Он продолжал качать головой, чтобы показать свое раздражение.
— 'Птичка в гнезде', Джонти? Это я? — спросил Барретт. — Сколько людей знают, что я здесь? Допустим, в каждой машине по трое таких парней. Это пять машин и пятнадцать человек, плюс вы трое. Это означает, что по крайней мере восемнадцать человек знают, что я здесь, и сколько еще?
Барретт был взбешен. Ничто из того, что только что произошло, не было сделано для того, чтобы помочь нам убедить его в том, что Сэм был сотрудником уголовного розыска. На самом деле все, что видел Барретт, служило только для того, чтобы показать ему, что его окружило 'особое' подразделение КПО. Он знал, что Сэм и его коллеги не были сотрудниками уголовного розыска. Сейчас мне нужна была помощь Сэма. Только он мог изменить эту ситуацию. Я толкнула его коленом. Он не обернулся. Я не мог поверить в то, что произошло дальше. Сэм засыпал Барретта серией вопросов по сбору информации.
Барретт пришел в еще большую ярость. Это были не те вопросы, которые обычно задавал бы сотрудник уголовного розыска, и он это знал. Сэм, очевидно, не собирался помогать мне убеждать его в том, что он не офицер Особого отдела. Если бы мы хотели убедить Барретта в том, что Сэм был коллегой из уголовного розыска, нам пришлось бы сделать это самим и быстро, если бы мы не хотели рисковать намеренно оттолкнуть Барретта. Но зачем офицерам Особого отдела пытаться намеренно расстроить этого человека? Почему они не хотели использовать потенциал Барретта? Дела постепенно ухудшались.
Барретт повторил вопросы Сэма почти дословно. Он ничего не упустил.
— Он гребаный особист! — воскликнул он. — Сотрудники уголовного розыска так не разговаривают, — добавил он.
Я должен был согласиться с ним. Я не мог поверить в то, что происходило. Я ни за что на свете не смог бы этого понять. Я решил, что все, что я мог сделать, это попытаться исправить ситуацию. Я говорил быстро и со всей убедительностью, на какую был способен. Барретт должен был быть поставлен в известность о том, кто именно контролирует эту неоправданно чреватую ситуацию.
— Теперь послушай, Кен. Эта охрана предназначена для всех нас, и вопросы Сэма были заданы ему в штаб-квартире КПО. Ты же говорил, задавайте мне вопросы. Это некоторые из них, и у меня будет еще много вопросов в том же духе, как только ты на них ответишь, — сказал я.
Барретт уставился на нас, ища признаки нервозности или того, что мы лжем. Он ничего не нашел. Затем он успокоился. Но он не был доволен и, конечно, не был убежден, что Сэм был офицером уголовного розыска. Он начал отвечать на вопросы так же быстро, как они были ему заданы. Его знания о АОО/БСО, их деятельности и личностях были, мягко говоря, глубокими. Я вспомнил, что разговор записывался на магнитофон. Я не хотел, чтобы Барретт понял, что это происходит. Я включил внутреннее освещение в машине, чтобы хотя бы притвориться, что делаю несколько заметок. Я начал записывать некоторые из наиболее важных ответов Барретта. Не успел я написать и двух-трех слов, как Сэм снова выключил внутренний свет. Он подмигнул мне и указал на магнитофон. Барретт не мог видеть, как он это делает. Сэм подумал, что я забыл, что он включен. Я этого не делал. Я просто не хотел, чтобы Барретт заподозрил, что мы его записываем.
