| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
При этом молодая женщина, с маленькими детьми заглянула было в церковь и, увидев одно из тел прислонённое полусидя в стене, оттолкнув Конева, бросилась с причитаниями к нему, упав перед ним на колени. И заметив рядом того матроса, с "Елены", с которым общался вчера, указал взглядом на женщину, приказал что бы тот ей помог, а сам заметив возле входа обгорелый меч, поднял оружие, обтёр его от сажи, а потом направился к иконе. Положив клинок перед ликом, и приказав хранить, в этой церкви, это оружие вечно. После чего стал ждать, когда закончат выносить и укладывать тела в заготовленные гробы.
Правда, к нему, практически сразу же подошёл Афанасий Никитин. Тверской купец находился на излечении в медицинском блоке "Крузенштерна". И вместе с этим кораблём и оказался в Судаке. Ведь его путешествие, за три моря, не обошлось даром для его здоровья. И он умудрился нахвататься различных паразитов. Включая и тропическую малярию. С чем врачам пришлось и бороться. Но, похоже, именно это его лечение, и должно было спасти ему жизнь, по крайней мере, в этом году. И подойдя к Коневу, гость тверской, заломил шапку и, держа её в руке произнёс:
— Батюшка, деспот, позволь слово молвить.
— Да, слушаю, Афанасий Никитич, — чуть повернув к нему голову, ответил Конев.
— Благодарю за ласку, за уважение, что с вичем, как боярина, величаешь. И я понимаю, что возможно не к месту, но, батюшка деспот, отпусти меня, на родину, полегчало мне, — замявшись, произнёс купец, — Ведь столько лет дома не был. А за лечение благодарю и отработаю, ей богу отработаю. Богоматерь, в свидетельницы беру.
С этими словами Афанасий Никитин повернулся к иконе и осенил себя двуперстным знамением. А Конев кивнул в ответ и произнёс:
— Конечно отработаешь, Афанасий Никитич. Куда без этого. Записи свои обработаешь и у нас в типографии издашь. Авторские, так сказать. Да и сам их расскажешь. В том числе я попрошу тебя заглянуть на Москву и там всё рассказать. И про нас. И про лечение наше. И что тут в Крыму твориться будет. Свидетелем чего будешь. Всё без утайки, там, на Москве, и расскажешь. А то, что полегчало, это хорошо. Значит, до дома доберёшься, а не в Смоленске, по дороге, тебя хворь одолеет. И не держу я тебя. Тебя лекари наши держат. Болезнь, у тебя, тяжкая, долгая. Если её не одолеть полностью, то вернётся она. Так что, всё понимаю, соскучился, но не спеши. Да и дело есть у меня к тебе. Товар один нужен будет. Так что пока прикупи товар тут, на Руси продашь. А обратно нужный мне товар привезёшь. Куплю весь. И в цене не обижу.
— А что за товар, батюшка деспот? Всё доставлю, не сумневайтесь, — тут же заинтересованно произнёс купец. А Конев, отметив про себя, большое количество беспризорных детей и подумав, что создание приютов дело необходимое, стал объяснять в ответ:
— Я хочу всех своих воев одеть в зелёную одежду, с красной отделкой. И для того что бы ткани покрасить в зелёный цвет, мне нужен тот зелёный краситель, что из земли, под Копорьем, добывают.
— Празелень[8], батюшка? — нахмурившись, произнёс Афанасий Никитин, на что Конев в знак согласия кивнул, а купец продолжил, — Знаю такой товар, доставлю. Сколько есть, её, всё доставлю.
— Ну, полегче, полегче, Афанасий Никитич, сколько есть, всё не надо, — усмехнулся Конев, — Людям тоже оставь. Да и цену ломить не надо. Но сколько будет зелёной краски, столько и куплю. Так что на следующую весну ждём.
— Так может мне тогда кораблик прикупить, батюшка деспот, — проведя ладонью по бороде, и хитро, с прищуром посмотрев на Конева, произнёс купец, — раз торговля такая намечается. Буду по весне товар с Руси привозить. А отсюда, уже ваш товар, назад возить. Я так понял, по железному товару, вы сможете и со шведами поспорить[9].
— Кораблик прикупи, гостем, так ты у нас, завсегда желанным будешь. Мы на турок идём, флот их воевать будем. Корабли захватим, там и подберёшь себе. Продадим, — кивнул головой Конев, а потом на несколько секунд задумавшись, добавил, — Только надо будет на наши корабли, метки поставить. Что бы их от басурманских сразу отличать. Надо будет на мачтах наших кораблей поднять кресты, позолоченные. А то и у нас флаги красные и у турок. Только у них с белым, а у нас с золотом. А тут как мачту увидел, так сразу и понятно, свой идёт или чужой.
Для ночного похода на мачты кораблей поднимали льняные светильники, на бронзовой основе. Ну а свои мачты парусные корабли, ещё и прожекторами подсвечивали. Позволяя всем кораблям ориентироваться в ночной темноте. Что позволяло, дав командам отдохнуть днём, после этого совершить ночной переход. Что сейчас флотом никто не делал, из-за опасения как потеряться в ночи, так и, потеряв берега, в темноте, оказаться посреди моря, непонятно где. Но наличие навигационных приборов и сильных средств наблюдения, в том числе и ночью, а также мощных источников света, позволяло флоту, в том числе и гребному, не теряться в ночи. И утром сваливаться на голову ошарашенному противнику. Но тут появлялась ещё одна проблема. В сражении не мешало как то, и отличать свои гребные корабли от вражеских кораблей. И как знак быстрой идентификации золочёный крест на мачте вполне подходил.
— Хитро придумано, батюшка, — тут же произнёс купец, — Так то своих сразу, от врагов, отличить можно будет. Ещё когда подходить будут.
— Вот и я о том думаю, — ответил Афанасию Никитину деспот, — а потом добавил, — Но вроде всех вынесли, надо героев похоронить по-человечески. И дальше воевать.
Как бы то ни было, но торжественные похороны погибших провести было необходимо. С девушками, бросающими цветы по дороге к кладбищу. С военным караулом, отдающим последние почести под барабанный бой и приспущенные знамёна. С тройным салютом и торжественным проходом караула. Новые воинские традиции следовало вводить. Да и знаки Военного Креста, в виде, пусть и небольших, всего в три с половиной сантиметра, серебряных крестов, с всадником, поражающим дракона, в центре, на колодке с чёрно-оранжевой лентой, вручить семьям погибших следовало. Небольшим кошелёчком, с серебром, и сообщением о том, что их дети, потом смогут выучиться за государственный кош. Ну а там было необходимо идти дальше. Навстречу турецкому флоту. Причём выйти на врага было необходимо раньше, чем он приготовиться и выйдет из Севастопольской бухты навстречу.
4
И в тот же вечер Конев отдал приказ страже собрать всех бездомных детей, обеспечив их питанием, одеждой и проживанием, с последующей компенсацией городской казне, из фондов компании. Ну а что, туркам янычар воспитывать можно, а компании позаботиться о том, чтобы у неё через несколько лет появились капитана кораблей, офицеры, да и вообще, если уж не инженера, так клерки и мастеровые, нельзя? Ну и жены, достаточно образованные, и по своему культурному уровню близкие к пришельцам, этим будущим работникам компании будут необходимы. Плюс, они и сами, какие-то работы, в компании выполнять смогут. Ну а второй приказ, касался того, чтобы к выходу в море, которое было запланировано на утро, благо барометры показывали хорошую погоду, все галеры несли на своих мачтах золочёные кресты. Которые надлежало сделать своими силами. После чего доставить на флагманский корабль, для их последующей покраски. Ну и к утру установить на мачты галер.
А утром, флот, включая и "Елену Глинскую", двинулся вдоль берега Крыма на юго-запад. Предстояло пройти вдоль берега Крыма до Чембало. Ближайший опорный пункт турок. Прикрывавший их флот, сосредоточенный в Севастопольской бухте. Возле порта Авлита. Ближайшего населённого пункта, к Мангупу, которое не было сожжено своими же жителями, перед тем как они их покинули, при приближении турок. Феодориты, в отличие от генуэзцев, не стали уничтожать свои поселения. Только попытались удержать крепость Фуна, в девяти километрах от Лусты. Но крепость была взята штурмом. И только в Чембало генуэзцы пытались сдержать турок. Но и там всё завершилось довольно быстрым и решительным штурмом. И теперь в этой крепости находились ближайшие турецкие силы.
А вот находящийся в двух десятках километрах на восток от Судака, замок Тасили[10], стоявший на мысе известном как Башенный. Ближайшего населённого пункта, известного в наше время, как село Морское, тут не было. И лишь у подножия скалы, где находился сожжённый замок, от которого сохранились только стены донжона, были видны сгоревшие развалины небольшого селения. Которое, как и замок, да и вообще все окрестности Солдайи, принадлежали семейству Гуаско. Из которого в данный момент были живы три брата. Весьма известных, в Капитанстве Готия, своей скандальной репутацией. И которые, не только враждовали с консулом Солдайи, но и обладали, со слов де Гизольфи, своей собственной пиратской флотилией. Которую, забрав воинов и всё ценное, при вторжении турок, увели в Поти, в грузинское княжество Гурия. И поэтому Конев, осмотрев развалины замка, и приказал поднять, над ним, красный флаг с золотым орлом. После этого в Судак и была отослана "Елена Глинская". С приказом страже Судака выделить гарнизон в этот опорный пункт. Ну а новым властям города надлежало восстановить укрепление замка. И использовать его как передовое укрепление города. При этом доставить гарнизон, строителей и притащить баржу с припасами и стройматериалами надлежало именно этой скампавеи. Которой после этого надлежало обеспечить контроль над этим районом моря.
[1] Поляницы в былинах это женщины-воительницы, в своих боевых навыках не уступающие мужчинам-богатырям.
[2] Первоначально символом переговоров был не белый флаг, а зелёная ветвь.
[3] Паша, военный руководитель у турок. Гражданский назывался ага.
[4] Зинаида Романова, мастер по вооружению 46-го гвардейского ночного бомбардировочного авиационного полка.
[5] Пшеном сарацинским, в то время, на Руси называли рис.
[6] "Главное в армии это снабжение" — до изобретения консервов войска брали с собой в поход продукты длительного хранения. Это могло быть зерно, которое тёрли на ручных мельницах, и пекли обычно пресные лепёшки на углях. Так как для выпечки хлеба были необходимы печи. Так же в поход заготавливали сухари. Многократной термической обработки. Могли взять сухой сыр, различные крупы, сухой горох или другие бобовые, овощи, сало. На юге так же использовалось в походе оливковое масло, финики. Мясо в поход старались не брать. Если только не в живом виде. Когда гнали с войском целое стадо.
[7] Солдайю генуэзцы отвоевали у венецианцев.
[8] Самой древней зеленой краской на Руси была "празелень". Ее получали истиранием темно-зеленого, иногда ярко-зеленого минерала глауконита ("зеленой земли"), имеющего сложный состав. Добывали глауконит, в это время, в Копорье. Позднее его стали добывать в Подмосковье, в районе Пскова и в прилегающих к Пскову и Копорью регионах Эстонии.
[9] Везя товар, с Руси, в западную Европу, новгородские купцы обратно везли либо железные изделия, либо различные металлы, включая и "железо доброе", в слитках.
[10] Сейчас это место известно как Чобан-Куле или Чобан-Кале. Чобан-Куле, что переводится как "пастушья башня", вариант Чобан-Кале означает "пастушья крепость".
Глава 8
Таврической народной республике быть. Южный берег Крыма
1
Ну а флот двинулся дальше и к закату достиг сгоревших развалин Лусты. Где флот и остановился на ночь. Разбив лагерь на берегу и тоже подняв над развалинами замка, переименованного в Алушту, свой флаг. При этом замок в Алуште было решено восстановить. И позже, в этом замке, разместить свой гарнизон. Так же, как и в находящейся, в горах крепости Фуна, которую Конев осмотрел утром. И над этой разрушенной и сгоревшей феодорийской крепостью так же подняли свой флаг. Похоронив, так и оставленных победителями, на месте смерти, защитников крепости. Собравшись именно на линии дороги между Алуштой и Фуной, разместить войска прикрытия. Перекрыв идущие через эти крепости оба удобных, из глубины Крыма, пути к Судаку. Ну и дальше флот, обойдя своим вниманием, сожжённый Партенит, вместе с находящимся там, на рядом на каменистой скале, и тоже полностью сгоревшим замком Кале-Поти, представлявшим из себя лишь груду камней, направился к Грузуи. Селение так же было сожжено. Так что останавливаться в нём не стали, а подняв флаг и переименовав Гурзуф, двинулись дальше. К исходу дня достигнув окрестностей Ялиты. Которая встретила их могильной тишиной и уже выросшими, на покрытых травой развалинах, небольшими деревьями. Которым, однако, уже было несколько лет.
Вид берега, возле Ялты, был настолько катастрофичный, как и не обычный, на фоне свежих настолько, что они казались ещё дымящимися развалин других селений Крыма, что им встречались прежде. Причём было видно, что часть берега обрушилось в море. И всё это было совершенно недавно. И увидев эту картину Давыдова потрясённо произнесла:
— О, боже! Да что тут произошло?
На что Конев ответил:
— Землетрясение, Зоя Валерьевна, которое случилось несколько лет назад[1]. Тут очень многие погибли, а выжившие, в этой катастрофе, бежали. Ну а из-за турецкого вторжения тут долго никто не жил.
— И часто в Крыму случаются такие катаклизмы? — внимательно посмотрев на Конева, тут же поинтересовалась нобилиссима. На что Конев ответил, заставив женщину уже удовлетворённо кивнуть, в ответ:
— Предыдущее перед этим было лет сто назад. Следующее случилось уже в середине семнадцатого века. Но оба они района Ялты не затронули.
— А где будет следующее? — тут же поинтересовалась Давыдова, на что Конев ответил что в горах севернее.
И переночевав в районе Ялты, которую так же переименовали, дав ей более привычное название, ну и так же подняв над развалинами флаг, флот снова вышел в море. Что бы к вечеру достигнуть Чембало. Которую турки переименовали в Балык-юв[2]. И хотя крепость была повреждена, и на её укреплениях были видны следы от пожара, но она была ещё достаточно грозной. А на её стенах были видны весьма многочисленные турецкие воины. Никак не меньше пары сотен человек. Ну и над, находящимися на самых высоких местах скалы, цитаделью крепости и замком консула развивались турецкие флаги. При этом сам город, как и все селения генуэзцев, был сожжён. И именно поэтому турки и не стали использовать эту гавань для стоянки своего флота.
Вообще крепость, сама по себе была не большая. И занимала небольшой мыс, из буквально одной скалы, или горы Крепостной, ну или Кастрон, у восточного входа в бухту. Которая потом делает поворот огибая эту скалу. Ну и потом снова изгибается на север. При этом южный, морской берег мыса представляет собой крутой склон, на вершине которого в двух местах горы имелись укрепления. Цитадель, или замок Святого Николая, с донжоном Джовани Батисто ди Олива, пристроенная к западной стене крепости, у балки Кефало-Вриси. И именно эта стена защищала крепость с единственного сухопутного направления. Где стена спускалась, к северу, по склону практически к урезу воды, имея ещё две башни. Башня с воротами в центре. И башня Барнабо Грилло, расположенная практически у уреза воды, на берегу бухты. Дальше, вдоль берега бухты, шла северная стена, с цепочкой башен. А с запада крепость прикрывала западная стена. С несколькими, в том числе и двумя угловыми башнями. Южная, из которых, находилась уже на гребне скалы. Совсем рядом с замком консула. Или замком Святого Георгия. Но, из-за того, что Балаклавскую бухту, куда вошёл флот, достигли уже к вечеру, штурмовать крепость в этот день не стали. Переночевав в разбитом на берегу, на месте сгоревшего города, лагере и на кораблях. Благо как вся крепость, так и подходы к ней, оказались буквально залиты светом от прожекторов с кораблей. Не позволяя туркам, скрыто, даже перемещаться, по крепости. Не говоря уже о том, чтобы сделать вылазку.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
