Но теперь Драк сказал, что самый продуктивный способ думать о черной дыре — это представить, что горизонт событий окружает отдельную вселенную. В конце концов, ничто внутри горизонта никогда не могло бы сообщаться ни с чем внешним. Это было так, как если бы из нашего пространства-времени была вырвана дыра, и в образовавшуюся дыру была вставлена другая вселенная. На самом деле, сказал он, с энтузиазмом, но нежелательно отвлекаясь на уравнения, именно так вы имеете дело с черной дырой математически.
Внутри обычной черной дыры эта новорожденная вселенная была обречена навсегда сжаться в своей сингулярности. Но так должно было быть не всегда. Что, если бы эта новорожденная вселенная расширилась? В конце концов, именно так, по-видимому, вела себя внешняя вселенная, и гравитация могла действовать как сила отталкивания: расширение самой Вселенной управлялось полем темной энергии, обладающим именно этим свойством. Драк сказал, что — во всяком случае, теоретически, при определенных условиях — огромная сила коллапса массивного объекта может привести область пространства-времени к новой конфигурации. И если бы это произошло, да, вы, безусловно, могли бы создать новую дочернюю вселенную, обреченную не на коллапс, а на расширение.
Но это расширение было ограниченным. Масса коллапсирующего объекта все еще притягивала материю из внешнего мира, так что все еще существовал горизонт событий, расстояние, на которое можно было улететь со скоростью света. Но теперь горизонт был подобен стационарной ударной волне, месту, где падение из родительской вселенной снаружи встречалось с расширением новорожденной вселенной внутри.
Это столкновение вселенных создавало "ультрарелятивистскую жидкость", как назвал ее Драк, подобно мениску в пруду, который отделяет воду от воздуха. Это экзотическое вещество было собрано в оболочку толщиной с кварк, но ложка его весила бы сотни тонн. Неудачливый падающий астронавт не смог бы плавно скользнуть в смертоносное нутро, как если бы это была обычная черная дыра. Вместо этого каждая частица его массы должна была бы отдать свою гравитационную энергию на фронте ударной волны.
Эта гравизвезда не была черной дырой; она должна была ярко пылать энергией непрерывного разрушения. Но даже в этом случае, сказал Драк, обрисовывая парадокс, который Пириус даже не начинал понимать, температура оболочки была бы всего на миллиардную долю градуса выше абсолютного нуля.
Пириус не видел в этом смысла. Но он наслаждался виртуальным фейерверком.
По мере того, как это продолжалось, Нилис становился все более беспокойным. Наконец комиссар неуклюже поднялся на ноги. — Да, да, куратор Драк, все это очень хорошо. Но это всего лишь теория — и притом древняя теория. Никакая такая гравизвезда никогда не наблюдалась в природе.
Драк признал, что это было правдой. Условия, необходимые для того, чтобы избежать простого коллапса черной дыры, вряд ли могли возникнуть случайно — взрывающийся объект должен был бы сбросить большое количество энтропии, чтобы стало возможным состояние гравизвезды, и никто не знал, как это может произойти в природе.
Нилис спросил: — Тогда откуда вы знаете, что на костях вашей теории удержится хоть какое-то мясо, а? И, кроме того, вы описываете сферически симметричные решения уравнений. Если бы я оказался внутри гравизвезды, я был бы так же отрезан и пойман в ловушку, не говоря уже о том, что был бы обречен на испепеление ударной волной, как если бы я был в обычной черной дыре! Итак, куратор, какая от всего этого польза?
Драк явно нервничал, но использовал свою улыбку как оружие. — Но именно поэтому нам нужны серебряные призраки, комиссар. Чтобы выйти за рамки человеческой теории. И дать нам экспериментальную проверку...
Нилис присоединился к Драку в его "взрывающихся виртуалках", и они пустились в сложный и запутанный спор, включающий асимптотически подобранные решения уравнений в частных производных и прочую экзотику. У Пириуса были базовые познания пилота в математике, но это было далеко за их пределами.
Мара приблизилась к нему. Ее руки были спрятаны в рукава мантии. Она прошептала: — Все это немного слишком для моей крови. Возможно, нам стоит прогуляться. — Она избегала встречаться с ним взглядом.
— Тебе не хочется быть со мной.
— Да, не хочется, — сказала Мара. — Но мой долг — принять тебя. И твой долг — понять, что мы делаем здесь, на Плутоне...
— Не говори мне о долге.
— ...даже если это означает, что тебе придется противостоять своим чувствам по поводу серебряных призраков.
— Почему я должен "противостоять своим чувствам? — огрызнулся он. — Призраков здесь быть не должно. Это не чувство. Это факт.
— Чего ты боишься? — вежливо спросила она.
— Это глупый вопрос.
Она никак не отреагировала. — Наверное, так и есть. Ты идешь?
Он вздохнул. Выбор был между ней или дифференциальными уравнениями Драка в частных производных. — Хорошо.
Надев скафандры, они вышли из купола. Мара отвела его примерно на полкилометра от куполов комплекса Кристи. Они не разговаривали.
И снова острозернистый ультрахолодный иней Плутона хрустел под ногами Пириуса, и он старался не пугаться огромной массы Харона, безмолвно нависшей над его головой.
Они пересекли невысокий гребень, возможно, изношенный край другого древнего кратера, и приблизились к новому сооружению. Это было открытое переплетение кабелей, проводки, небольших модулей; Пириусу это показалось непрактичным, больше похожим на скульптуру. Но это казалось странно знакомым, и он порылся в памяти, оставшейся от какой-то давней тренировки.
Наконец Мара заговорила. — Ты понимаешь, что главная резервация призраков, которую ты видел, находится на противоположной стороне планеты. Но было необходимо устроить вспомогательные помещения для призраков, которые работают с нами здесь, в Кристи. Мы решили воспользоваться возможностью и воссоздать еще одну технологию призраков.
Затем Пириус увидел это. — Это крейсер, — выдохнул он. — Крейсер призраков. — Когда-то миллионы кораблей, подобных этому, патрулировали Линию Ориона, великий кордон призраков, раскинутый по всей Галактике.
Корабль призраков был длиной в километры, достаточно большой, чтобы затмить зеленый корабль, который будущее я Пириуса пилотировало бы в Ядре. У него не было ничего похожего на очертания человеческого корабля. Крейсер представлял собой клубок серебристых тросов, внутри которых, по-видимому, случайным образом были подвешены громоздкие модули с оборудованием.
И повсюду были серебряные призраки, скользящие по серебряным тросам, как бусинки ртути.
— Конечно, это всего лишь макет, — сказала Мара. — В основном это система жизнеобеспечения. Здесь нет двигателей, он не может летать. И никакого оружия! Я всегда думала, что это больше похоже на лес, чем на корабль. Но в некотором смысле так оно и есть. Призраки сами по себе похожи на миниатюрные экосистемы, и они превратили кусочки своей экологии в свои корабли. Я всегда думала, что это гораздо более элегантное решение, чем наши собственные неуклюжие механические системы.
Пириус почувствовал, как в нем снова закипает гнев. — Миллионы человеческих жизней были потеряны при уничтожении кораблей, подобных этому. И вы построили памятник нашему врагу.
— Да, — раздраженно сказала она. — Как ты и говорил раньше. Но тебе не кажется, что нам нужно понять, кого именно мы убили?
Он думал, что совсем ее не понимает. — Ты поэтому здесь? Тебя всегда так интересовали призраки?
Она заколебалась, возможно, опасаясь выдать слишком многое о себе. — Полагаю, да. Я всегда была комиссаром. Я начинала в отделе доктринальной ответственности: очень скучная работа! Меня всегда мучило любопытство. Не самая лучшая характеристика в комиссии по установлению исторической правды. — Ее улыбка за забралом была слабой. — Затем я узнала об этом учреждении и ряде других, где были сохранены формы жизни, которые обычно считаются утраченными во время ассимиляции, — или, как в случае с призраками, возрождены.
— Есть и другие?.. Неважно. Как ты узнала?
Она снова улыбнулась. — Контроль комиссии не такой полный, как некоторым нравится представлять. Правда находит выход. Поэтому я вызвалась приехать сюда. Власти были удивлены, но обработали мое заявление. Плутон, как правило, является элементом наказания, ты знаешь. Вы приходите сюда, чтобы загладить свою вину, закончить свою карьеру — уж точно не для того, чтобы продвигать ее.
— И стоило ли это того?
— О, да, энсин. Это того стоило. — Она провела его по периметру макета крейсера. — Я имею в виду, посмотри на это. Что меня завораживает в призраках, так это не их технологические возможности, а их история: их происхождение, их рассказ о себе. Знаешь, призраки называют небо Радиатором — местом, откуда приходит и куда уходит тепло. — Мара сказала, что с тех пор, как их мир замерз, призраки сформировались не в результате конкурентной эволюции, как люди, а в результате сотрудничества. — Они — симбиотические существа. Они происходят от форм жизни, которые объединились в кооперативные коллективы, когда их мир стал холодным. Каждый аспект их физического устройства направлен на сохранение тепла, драгоценного тепла.
— И, похоже, они мотивированы не расширением ради расширения, как мы, а желанием понять тонкую настройку Вселенной. Почему мы здесь? Видишь ли, энсин Пириус, существует лишь узкий диапазон физических возможностей, в пределах которых возможна жизнь любого рода. Мы думаем, что призраки изучали этот вопрос, раздвигая границы — манипулируя законами, которые управляют всеми нами.
— Но это делало их опасными.
— Да, — сказала Мара. — Враг, который может использовать законы физики в качестве оружия, грозен. Но они развивали свои возможности не в рамках какой-то обширной оружейной программы, а для удовлетворения потребностей своего собственного вида. Пока они не столкнулись с людьми, это не имело к нам никакого отношения...
Пириус почувствовал движение позади себя. Массивный серебряный призрак парил в нескольких метрах от него, прямо над поверхностью льда.
Мара быстро сказала: — Это всего лишь посол Радиатора. Должно быть, он последовал за нами. Вероятно, это любопытство.
— Любопытство? Ты говоришь так, словно это ребенок. — Пириус увидел свое отражение в самодовольной шкуре призрака. — Ты, — сказал он. — Ты посол Радиатора?
— Так меня зовут.
— Она права? Что вы, призраки, следуете своей собственной логике, что вам наплевать на людей?
— Не знаю, — сказал призрак. — У меня нет надежных данных о прошлом.
Мара сухо сказала: — Эти новые призраки не поверят ни единому нашему слову об их истории. Может быть, они правы, что не делают этого.
— Мы уничтожили вас, — сказал Пириус. — И мы вернули тебя обратно. Все, что касается тебя, в нашей власти.
— Верно. Но это не меняет моего представления о тебе.
Сжав кулаки, Пириус шагнул к призраку. Внезапно на него нахлынули все сложные эмоции, которые он испытывал — его врожденная ненависть к призракам, его замешательство из-за реакции Мары и других, все, что так сильно поразило его с того дня, как его собственное будущее "я" пришвартовалось в Арчесе. И вот прямо перед ним был серебряный призрак. Он импульсивно сказал: — Возможно, Мара права. Возможно, я должен узнать о вас больше, чем вы узнали о людях.
Мара была встревожена. — Что ты делаешь, энсин?
— Сними свою шкуру. Разбери себя. Покажи мне, кто ты такой.
Мара положила руку в перчатке на плечо Пириуса. Ее глаза сверкали от гнева. — Я знала, что не должна была приводить тебя сюда.
Пириус стряхнул ее. — Я командую этим призраком. Я человек.
Призрак был неподвижен, если не считать его обычного едва уловимого колыхания, и Пириус, трясясь от гнева, задавался вопросом, что бы он сделал, если бы призрак отказался. Он вспомнил свои тренировки по борьбе с призраками. Эта шкура была прочной, но если вы приложите все свои силы, то сможете вонзить в нее свой нож, а затем сможете использовать собственное вращение призрака против нее и вскрыть ее...
Шкура призрака сморщилась, и образовались неглубокие швы, протянувшиеся от одного полюса блестящей сферы к другому, разделяя поверхность на сегменты. Призрак коротко задрожал — затем один шов разошелся. Наружу хлынула темно-красная жидкость, поразительно похожая на человеческую кровь. Она превратилась в кристаллы задолго до того, как упала на лед Плутона.
Со щелчком сформировалось изображение Нилиса. — Прекратите это. — Он встал между Пириусом и призраком. — Ты, посол. Исцели себя.
Рана на шкуре призрака затянулась, оставив только бледный шрам. Пятно застывшей крови показывало, как много он потерял за эти короткие мгновения.
Нилис повернулся к Пириусу. Он прогремел: — О чем ты думал, энсин? Чтобы разобраться с этим, я был вынужден покинуть встречу, ради участия в которой пересек Солнечную систему! Действительно ли это твое высшее стремление — высшее достижение человечества после двадцати тысяч долгих лет межзвездных завоеваний — использовать свою ничтожную силу, чтобы заставить другое разумное существо уничтожить себя? Почему?
"Потому что это то, чему меня учили", — беспомощно подумал Пириус. Но он вздрогнул от яростного взгляда Нилиса.
— На кого ты злишься, энсин? — спросила Мара. — На призрака? Или призрак просто мишень? Возможно, ты злишься на ложь, которую тебе говорили на протяжении всей твоей жизни. Теперь, когда тебя привезли в Солнечную систему, ты видишь правду и не можешь справиться со своей яростью. Но не знаешь, кого винить.
— Заткнись, — сказал Пириус.
— Возможно, ты предпочел бы умереть в бою, не сталкиваясь с такими сложными истинами...
— Заткнись!
Неожиданно призрак заговорил. Переведенные им слова были такими же бесцветными, как и всегда. — Я с радостью подчинился приказу энсина. Я не боюсь умереть.
Нилис повернулся и осмотрел призрака. — Это действительно правда? — В одно мгновение Пириус с негодованием увидел, что он забыт, и комиссара снова охватило собственное бесконечное любопытство. — Но какое может быть утешение в смерти? Скажи мне, призрак, у тебя есть боги?
Мара предупредила: — Все, что он знает о своей культуре, — это то, чему мы его научили. Как будто призраки изучили человеческую религию, отфильтровали ее через свои собственные предубеждения и вернули нам.
— Да, да, — нетерпеливо сказал Нилис. — Я понимаю это. Тем не менее...
Призрак сказал: — Не боги прошлого.
— Нет, — быстро сказал Нилис. — Конечно, нет. Человеческие боги были творцами. Но ваш мир предал вас, не так ли? Какой бог-создатель мог так поступить?
— Прошлое — это предательство. Будущее — это обещание.
Мара сказала: — Комиссар, мы пытались изучать философию призраков. У них иное восприятие Вселенной, чем у нас, и они могут рассказать о себе другую историю. Никто на самом деле не уверен, действительно ли такие понятия, как религия, доходят до таких инопланетных умов.
— О, конечно, — сказал Нилис. — Но я принадлежу к школе, которая придерживается мнения, что нечто вроде религиозных концепций должно возникать в любой разумной форме. Возможно, все смертные существа, люди или призраки, должны выработать философию, чтобы смягчить шок от неминуемой личной смерти.
