— Ну надо же было тебя как-то проучить за езду без прав.
— Дурацкая шутка. Сразу видно, что тебе всего 17 лет.
— А по документам уже 22.
— Подумаешь, документы. Несмотря на то, что ты выглядишь на 22, сразу видно, что детство из тебя так и прёт. Ты там у себя хоть школу-то закончил?
— Не успел немного, — виновато потупился Макс. — Простите, тётенька, я больше не буду.
Ольга наградила Макса легким подзатыльником.
— Тяжело с вами, взрослыми, — счастливо улыбнулся Макс. — Чуть что, сразу по шее.
— Макс, а где ты живешь?
— Хочешь, покажу? — Макс встал и открыл портал. — Пошли.
* * *
— А ничего так, чистенько, — сказала Ольга, осмотревшись. — Я думала, что у тебя тут повсюду носки и грязная посуда.
— Сейчас исправим, устроим бардак. Кофе, чай, сок, сигареты? Жареный на вертеле поросенок? Суп не предлагаю, рановато.
— Не хочу ничего, даже кофе. А вот соку я бы выпила. От твоего портала немного в горле пересохло.
— Эх, до чего у меня старшая сестра трусливая. Можно даже подумать, что раньше никогда никуда не телепортировалась. Садись на диван, сейчас сок принесу. Вот тебе альбом, посмотри пока мои семейные фотографии. Жмешь сюда — следующая, жмешь сюда — предыдущая.
— Как много у тебя фотографий бабушки — сказала Ольга, когда Макс вернулся с соком. — А у нас всего одна. А это твои родители?
Макс кивнул.
— А ты где?
— Меня еще нет, но скоро появлюсь.
Ольга стала листать альбом дальше.
— А вот и я начался. Мне здесь два года. Извини, не совсем одет и совсем непохож.
— У меня тоже такая фотка была, я на этом же пляже, только вместо мамы справа бабушка.
— Что-то я не видел ее в вашем альбоме.
— Еще чего. Я ее еще в четвертом классе порвала.
— Зачем?
— Да пришли ко мне одноклассницы на день рождения, начали альбом листать и ее обнаружили. Сказали, что дура и хорошо хоть, что мальчики еще не пришли. Я тогда сразу вытащила и порвала. Конечно дура, надо было просто ножницами низ отрезать, была бы у нас тогда еще одна фотография бабушки.
Ольга стала смотреть следующие фотографии, а Макс рассказывать, кто на них.
— Вот, а это я уже на выпускном.
— Вот трепло, — восхитилась Ольга. — А мне сказал, что не успел школу закончить.
— Да не хотел тебя расстраивать. А это я на третьем курсе, на Новый, 1980-й год.
— Чего? На какой год?
— Ольга, я вижу, ты почему-то решила, что я прибыл в ваш 77-й из нашего 77-го. Нет, в моем мире календарь намотал число немного большее, чем 1977. Можешь дать мне еще один подзатыльник, только торопись, а то скоро я на фотках старше тебя стану.
Ольга нахмурилась и стала листать альбом дальше, все больше мрачнея. Но, когда фотографии закончились, рассмеялась.
— Да, Макс, вот умеешь ты кайф обломать. Ну что это за брат, которому даже затрещину влепить нельзя, без риска, что он развалится от старости?
— А хочется?
— Очень.
— Ну на, — Макс подставил шею, — влепляй. А то что это за сестра, которая даже подзатыльник дать не может.
Ольга потрепала Макса по волосам.
— Ладно, посмотрим, может еще не все потеряно. А у тебя здешние фотографии есть?
— Нет. Есть одна, но это фотомонтаж.
— Все равно покажи.
Макс вывел фотку на планшет.
— А ты где?
— А меня больше нет. Это снято, когда я был Эдиком.
— Это те трое, о которых ты в "Башнях" говорил?
Макс кивнул.
— А какая из них тебе больше всего нравится?
Макс пожал плечами.
— Не знаю. Все нравятся, каждая по-своему.
— А мне эта.
— Это Юлька. А чем именно она тебе так понравилась?
— Самая красивая.
— Разве?
Макс вызвал голографическое изображение девушек в полный рост. Ольга ойкнула. Макс подошел вплотную к девушкам и внимательно посмотрел в застывшие лица.
— Нет. Самая красивая на этой фотке все-таки Зинка, вот эта, в центре. Правда, они тут все без макияжа. Ну и настроение у них в момент съемки все-таки немного разное. Зинка здесь самая счастливая из всех, может поэтому и самая красивая. Посмотри, какие у нее блудливые глаза, утонуть можно.
Макс наклонился, как пловец на бортике бассейна, и нырнул в голограмму. На мгновение исчезнув, вынырнул сзади, выпрямился, аккуратно обнял девушек и замер, глядя на Ольгу.
— Ну Макс, ты и бабник, — улыбнулась Ольга. — То-то я думаю, почему ты на фотках из твоего мира все время с разными женщинами. Ты вообще был женат?
— Ни разу.
— А за что эти трое тебя бросили?
— Они меня как раз не бросали. Это я сам.
Макс убрал голограмму и рассказал Ольге историю исчезновения Эдика.
— А на этой неделе дело наверняка будет закрыто, тогда я верну настоящего Эдика назад и...
— Снова станешь Эдиком? Будешь там на работу ходить каждый день... С чего начал, к тому и вернешься, стоило ли исчезать?
— Теперь я им все расскажу. Сразу. Ну а потом уже просто уволюсь, уеду и всё. Никто кроме них не будет знать, где я.
— А если кто-то из них за два месяца тебя разлюбил? Тоже расскажешь? А она, раз ты ей никто, сболтнет кому-то лишнего? Будет же еще хуже, чем раньше.
___
— Да, действительно, может и такое случиться. Что-то я сразу об этом не подумал. Все ждал, когда поиски прекратятся и вот дождался, пока почти два месяца прошло.
— Ну а ты проверь, забыли ли тебя. Они тебя не знают, познакомься по новой, в кафе своди, в театр, на дискотеку. Клюнет кто-то на тебя — значит всё, Эдик в прошлом, значит ей рассказывать правду нельзя. Клюнут все — вообще незачем к ним Эдиком возвращаться. Ну чего молчишь, хороший план?
— Хороший то он конечно, хороший. Вот только что именно будет означать, если клюнут? Может то, что им нравилась не моя оболочка, а то, что внутри нее? А если не клюнут, то может, обертка им дороже содержимого? Ольга, в общем, я совершенно запутался. Понимаешь, весь мой опыт человека, рожденного в двадцатом веке, говорит, что люди воспринимают личность как нечто связанное именно с лицом определенного человека. Ну даже корень в словах лицо и личность наверняка одинаковый. И вот в мои руки попадает игрушка из будущего, позволяющая отделить лицо от личности. Да уже в мое время было нечто подобное, только там дело пластическими операциями ограничивалось, и отпечатки пальцев теми же оставались, и ДНК. А психологически то я еще не готов, не жил я в мире, где все могут сменить лицо, как перчатки. Отчасти поэтому и получилась эта дурацкая ситуация. Я вот чего боюсь — что начну ревновать сам к себе, а это будет означать, что у меня крыша поехала.
— Макс, ну ты и нахал. Сам дуришь голову сразу трем девушкам, а как кто-то из них себе второго найдет, так уже катастрофа. Вот все вы такие. Знаешь, что? Забудь их, оставь в покое, переверни страницу, начни все с чистого листа, и найди себе какую-нибудь другую подружку.
— С чистого листа... — повторил Макс. — Да пробовал я. Ничего не получается у меня с новыми подружками.
— Что, девушку закадрить не можешь? С такой-то мордашкой как у тебя? Хочешь научу?
— Да нет, спасибо. Закадрить я и сам умею. И теперь мне даже не надо шататься по городу в поисках девушки в моем вкусе. Вот только продолжения не получается. Через пару часов обычно выясняется, что общих интересов у нас никаких, а продолжать "кадрить", прогибаться под ее интересы просто ради секса мне не хочется. Ну или бывало — вроде все неплохо, а однажды утром выясняется, что это она прогибалась под мои интересы. Вроде и приятно, но я-то знаю, что это ей скоро надоест. Появляется чувство вины и начинаешь думать об одном — как бы нам поскорее расстаться, да так, чтобы ее этим не обидеть, чтобы запомнился я ей не как коварный соблазнитель, разбившей ей сердце, а как легкое и веселое приключение. В общем, с новыми подружками ничего не вышло. Ну не бывает взаимной любви с первого взгляда. Было у меня однажды что-то похожее по молодости лет, сразу после института, но и то, потом оказалось, что я ошибся. Девушка — это ведь не красивый автомобиль, у нее еще и душа должна быть, и не просто душа, а родственная именно тебе. Вот как проникнуть в чужую душу с первого взгляда? А еще люди иногда врут, даже очень близким. Причем постоянно, не по-крупному, конечно, а именно в мелочах. Нет, бывает и по-крупному, хотя очень редко. А в любви сладкая ложь, она порой больнее ранит, чем горькая правда.
— А твой колдун тебе карманного детектора лжи случайно в наследство не оставил?
— Оставил, естественно. Но применять его на друзьях и близких, а тем более на девушках я не собираюсь, иначе это не личная жизнь будет, а сплошной детектив, я над этим основательно подумал. Да и в детективе самый надежный полиграф не всегда помогает.
— Это почему? Задал вопрос — "украл или не украл? ", посмотрел на стрелочки и сразу все понятно.
— Да я тоже так поначалу думал. Только довелось мне недавно столкнуться с таким делом. Сидел человек за убийство. Ну не совсем за убийство, у него 108 статья, умышленное тяжкое телесное повреждение, да еще повлекшее смерть потерпевшего, лишение свободы, минимум пять лет. максимум двенадцать. Дело было так. Шел из кино по улице со своей девушкой студент-медик, совершеннейший хлюпик. Попался им по дороге пьяный бугай. Оскорбил девушку, стоит и радостно лыбится. Студент не стерпел, кулачком тому в лицо заехал. А бугаю уже совсем немного надо было, чтобы упасть. А упав, он башкой так треснулся, что даже скорой дожидаться не стал, умер. Спрашиваю студента — "хотел убить?", отвечает — "нет". А полиграф показывает, что врет. Да мне вообще-то и без полиграфа ясно, что хотел именно убить, самому драться доводилось, ощущения помню. Так что, если сразу поверить полиграфу, то многовато этот студент в суде получил, статья должна была быть "умышленное убийство", а по ней дают всего от нуля до десяти лет. Представляешь, какой в уголовном кодексе бардак — захотел убить, сунул нож в сердце — максимум десятка, а неудачно ударил — можешь получить на два года больше. Ну да ладно. Спрашиваю — "не хотел убивать?" Отвечает — "не хотел". И полиграф показывает, что на этот раз не врет. Вот так — убить хотел, а убивать нет. В конце концов выяснил при помощи полиграфа, что он собирался просто пощечину дать. Но в соответствии с общественной моралью, пощечина от мужчины, это просто смешно. В кино он только что видел примерно такую же ситуацию. Отрицательный персонаж смылся, чтобы законопослушно вызвать милицию, а положительный в драку полез. Вот и ударил студент кулаком, как в кино. Причем этот душегуб был совершенно уверен, что его удар вряд ли достигнет цели, и в ответ его самого могут до смерти отмутузить. Подумал студент, пусть я сдохну, но ни за что не опущусь в глазах любимой девушки.
Макс тяжело вздохнул.
— Ладно, тебе вся эта уголовщина, наверное, неинтересна. А со своими любимыми девушками я как-нибудь без полиграфа разберусь. Но появиться возле них в этом облике идея все же неплохая. Но появиться не для того, чтобы закадрить, просто рядом побыть очень хочется.
— Ну, как знаешь, дело твое. Макс, а что стало то с тем студентом, когда ты разобрался?
— Да ничего не стало, поздно я разобрался, надо было лет на 15 раньше. Ему на лесоповале учителя хорошие попались, драться научился, заматерел, мышцы нарастил. Когда своё отсидел, больше никогда в драку не лез. Перетерпит, потом в безлюдном месте сунет обидчику заточку под ребро и, если мимо сердца промахнется, то или шею свернет или горло перережет, в зависимости от настроения. Когда я его с полиграфом допрашивал, сидел он как раз за такое убийство. А про еще восемь трупов так никто не узнал, кроме меня.
— Ужас какой. Получается, если бы его не посадили, девять человек в живых осталось бы?
— Не обязательно. Просчитать варианты будущего не под силу даже далеким потомкам. А так, если грубо, то да. Были бы другие законы — не посадили бы или посадили бы туда, где нормальным человеком остался бы. Скажу больше — если бы милиция лучше работала, то и сам потерпевший жив остался бы.
— Ты имеешь ввиду, что если бы того пьяного бугая забрали бы в вытрезвитель, то они и не встретились бы?
— Ну да.
— Макс, ну при чем здесь милиция? Папа говорит, что не могут они вот так взять и схватить выпившего человека без всяких оснований. Лежал бы он на газоне, на асфальте — пожалуйста. А если просто выпил, идет и не пристает к прохожим, то... Ну так ведь можно вообще любого схватить, достаточно у ресторана наряд поставить, или у бочки с пивом, это же беззаконие получится.
— Но ведь можно отделить человека, который сто грамм выпил, от человека, который бутылку выжрал?
— Каким образом? По запаху?
— Ну алкотестером хотя бы.
— Чем?
— Нда, действительно, занесло меня, — виновато усмехнулся Макс. — У вас же только 77-й год идет, даже у автоинспекторов только индикаторные трубки. Спасибо, что подсказала, чего еще стране не хватает.
— Ну, это тебе с папой надо поговорить как следует.
— И поговорю. Конечно, только если он смирится с племянником из другого мира, да еще с фальшивыми документами.
— Да смирится, конечно. Если что, я заступлюсь.
— Ольга, не надо. Пусть пока то, что ты знаешь кто я, останется для него тайной. Вдруг ничего не получится? Еще заподозрит, что НИИ, в котором ты работаешь, со мною связан, возьмет и разгонит его, а я для этого института долго по всей стране ученых подбирал. А так — работаешь и работаешь, знать не зная никакого Макса. Конечно, когда-нибудь все откроется, но тогда поздно будет разгонять.
— Макс, я так понимаю, что ты в этом институте будешь нашим ученым всяческие идейки подкидывать? Но зачем? Вот взять хотя бы этот твой телевизор. Неужели нельзя просто взять и построить завод для его производства? Ну зачем мы будем изобретать велосипед?
Ольга вдруг замолчала, задумавшись, потом усмехнулась.
— Теперь я поняла, что значит та картина в отделе кадров. "Здесь вы будете изобретать велосипеды", так?
— Ну, можно сказать и так. Только вот велосипед будущего немногие увидят. Ты видела. Другие могут его только вообразить.
— Нет, ну зачем все-таки заново изобретать телевизор?
— Ладно, слушай. Планы с экранами у меня такие. Через максимум год нужен экран сантиметров сорок. Для компьютеров, чтобы их можно было легко переносить в любое место. Ты мои фотографии примерно на таком компьютере смотрела, только он без механической клавиатуры.
Года через два с половиной надо сделать экран уже сантиметров шестьдесят. Прилепим к экрану начинку и это уже будет полноценный телевизор. Как раз к Олимпиаде, для рекламы достижений СССР. Ну а двухметровый телевизор — дело отдаленного будущего, появится лет эдак, минимум через десять. Все равно его не во всякой квартире на стену повесишь.
А что есть сейчас, вернее, чего сейчас нет? Нет ни телевизора, ни прочного защитного слоя для экрана, ни самой экранной матрицы, ни управляющей микросхемы, ни даже приличного антенного разъема. Ничего этого нет. Ты хочешь завод? Да пожалуйста — он уже завтра может стоять. Останется набрать работников, немного обучить и начинать выпуск телевизоров. Где завод строим? В большом городе, естественно, иначе где квалифицированный персонал набрать, да еще с жильем? И надо чтобы транспорт в этот город хорошо ходил, ведь продукцию надо вывозить, а сырье подвозить. Получается, строим завод за Уралом, то есть в Европе. Начинаем телевизоры выпускать и двухметровые, ну и те, что поменьше. Через пару недель телевизоры поступают в магазины. Хорошо?
