Гареммыка

— Блин, Кать, умеешь же ты разбередить, в самое больное ткнуть!

— Да, пожалуйста, сколько угодно! Для чего ещё нужны любимые женщины?! — расхохоталось пламенное чудовище, задорно чмокнув меня в кончик носа. — Нет, Серёжка, ты не увиливай. Колись, как вечером Ирке в глаза посмотришь? Она-то ведь точно ревновать будет.

— Как обычно посмотрю. — буркнул я, окончательно теряя остатки утреннего позитива. — Сама меня к тебе отправила, вот пусть себя и корит. Что ж она думала, что я буду руками и ногами отбиваться? Не дождётся!

— А может, она как раз и хотела, чтобы ты отказался? Знаешь, как приятно, когда ради тебя мужчина переступает через свои желания, сам, добровольно отказывается от того, чего ему больше всего хочется?

— И какой в этом кайф? Эгоизм махровый — да...

— Эх, Серёжка, ничего-то ты не понимаешь в женщинах!

Да, я не понимал! Честно, искренне признаваясь себе в этом, я терялся в догадках, что же меня ждёт по приходу домой. Благодаря заразе Катьке, у меня весь день упорно не шел из головы вчерашний поступок Ирины, главным образом из-за того, что я не понимал его настоящих мотивов. Какая из озвученных версий верная? Возврат Иркой долгов, или желание поставить меня в положение виноватого? Сообразив, что не в силах сосредоточиться на деле, из-за чего работа встала полностью, я плюнул, собрался и поехал домой пораньше. Ехал и гадал, как же меня встретит Ира — обиженная на всё и вся или в гневе, со сковородкой наперевес? Но чёрт меня дери, если раньше, во время её беременности, я всегда уступал Иришкиным капризам, понимая, что они вызваны гормональным сдвигом против которого не попрёшь, то сейчас... Сейчас во мне всё вскипало от одной мысли, что из меня делают безвольную игрушку. Мол, хочу сама поиграю, хочу — подружке дам. Подобного отношения к себе я терпеть был не намерен, и пофигу на какою сторону у Иры сдвинута тюбетейка. Основательно взвинтив и настроив себя на худшее, я переступил порог...

— Ой, Сережа, ты так рано! Слушай, а ты нигде на улице не встречал молодую крапиву? — огорошила меня Иришка.

— Крапиву?! Зачем тебе она? — Признаюсь, я был готов к любому началу разговора, но никак не к такому.

— Яйца красить!

— Яйца?!!

— Ну да! Ведь послезавтра Пасха! А натёртая крапивным листом скорлупа становится ярко-зелёной, такой красивой! — Иришка вся аж светилась от воодушевления. — А ещё я на прошлой неделе вилок краснокочанной капусты купила для синего цвета. И в овощном магазине мне луковой шелухи из ларя выгребли для желтого и коричневого. Для красного цвета у меня есть свекла, вот только зелёного и не хватает.

— Ну, я даже не знаю... Феде когда гулять? Если хочешь, давайте все вместе по пустырям пройдёмся, пока светло. Погуляем, а заодно твою крапиву поищем. Только сразу предупреждаю, я её от простой травы в жизни не отличу.

Я катил коляску, Ира шла рядом, поглядывая по сторонам, а Юля резвой ланью скакала по буеракам, притаскивая маме на опознание всё, что имело зелёный цвет. К моему удивлению Ириша вела себя совершенно обыденно, словно бы муж эту ночь провёл дома. Мало помалу и я начал отходить от первоначальной взвинченности, но окончательно успокаиваться было пока рановато. Я всё ждал, когда Ира заговорит о Катерине, ведь не могла же она просто промолчать. Верно? Значит, заговорит. Весь вопрос как, в каком тоне пойдёт этот разговор. Чего мне ждать от этой беседы и к чему готовиться. К упрёкам, к обиде, к безобидному подтруниванию?

Время шло, стрелки на часах вплотную подползли к двенадцати, а интересующая меня тема по-прежнему не всплывала. Неужели Ирка просто смолчит? Я уже был готов сам подтолкнуть разговор в нужную мне сторону, когда Ирина, наконец-то, созрела. Устраиваясь рядом со мной под одеялом, она прижалась ко мне спиной, заставила себя обнять, перекинув через себя мою руку, и только тогда задала давно ожидаемый вопрос:

— Ну что, как съездил?

— Ира, зачем ты придумала историю с ночевкой в роли сторожа?

Хоть я и старался говорить спокойно, напряжение в голос всё-таки просочилось и заставило Ирину развернуться ко мне лицом.

— Не зачем, а для кого. Для твоей мамы и для Юли, неужели непонятно?

— Нет, это-то как раз понятно. Неясно другое — зачем?

— А что мне, смотреть, как ты ночь напролёт будешь на стену лезть? Не такое это приятное зрелище, я тебе скажу.

— Хорошо, а спросить предварительно ты могла?

— Серёжа, неужели ты думаешь, что я вас не знаю? Ты бы сразу начал отказываться, чтоб меня не обидеть. А предложи я подобное Кате, добилась бы только обиды с её стороны. Ты что, Катю не знаешь? Ей согласиться гордость бы не позволила, она бы тут же оскорбилась до глубины души. Разве я не права?

Конечно же, она была права! Права целиком и полностью. Как, оказывается, всё просто... Блин, вот так готовишься морально, накачиваешь себя в ожидании чёрт знает какого коварства, а о самом очевидном варианте даже не думаешь. Например, что настоящая любовь способна ещё и не на такие безумные поступки. Мне вдруг до зубовного скрежета стало стыдно за все те подозрения, которые роились в голове на протяжении последних суток. И ничего не оставалось, кроме как покрепче обнять жену, прошептав ей на ушко:

— Ты у меня самая лучшая. И... прости.

Сколько себя помню, в нашей семье Пасху особо не отмечали, ограничиваясь купленным в магазине куличом, да и то — исключительно как дань традициям. А вот для родителей Ирины этот день всегда был настоящим праздником, и готовились к нему соответственно. И встречали.

"Иисус воскрес!" — приветствовали нас тёща с тестем, расцеловав прямо у порога дочь и внучку. А когда я передал свёрток с сынишкой Ире, то по православному обычаю и мне достался трёхкратный поцелуй от Елены Станиславовны. Хорошо ещё, что тесть ограничился рукопожатием, хотя и сделал робкую попытку в точности последовать традиции. С отцом он поздоровался так же, как и со мной, зато не упустил возможности с чувством облобызать маму, при этом с хитринкой косясь на жену.

Застолье удалось на славу, тем более что с угощением тёща не поскупилась. Через пару часов ход общей беседы явно замедлился, главным образом из-за нашей осоловелости, вызванной туго набитыми животами. А как удержаться, скажите на милость, когда на столе всё такое вкусное? Вон, батяня украдкой даже брючный ремень расстегнул, прежде чем откинуться на спинку дивана! Я был бы и рад последовать его примеру, но нас с женой усадили на стулья, а на них не больно-то расслабишься.

— Сережа, а мы потом сразу домой? — негромко спросили Ирина. — Может, заедем, Катю поздравим? Раз уж мы тут, неподалёку от неё.

— Зачем? Насколько я знаю, она Пасху за праздник не считает.

— Да? Жаль, а мне с ней так надо поговорить. — и, видя в моих глазах немой вопрос, добавила: — Не волнуйся, разговор будет о работе.

— Да я не волнуюсь. Хорошо, если ты хочешь, то давай заедем, делов-то!

Оставив Юлю на бабушек, мы отправились к Катерине. И застали её врасплох, ибо гостей Катька явно не ждала. В тёплом халате, в чалме из махрового полотенца, раскрасневшаяся после ванны, она не распахнула широко дверь, как обычно, а приоткрыла узкую щелку, через которую настороженно спросила Ирину:

— Ты одна?

— Нет, с мужчинами!

— Ирка, блин, ну ты могла бы и позвонить, я тут в таком виде... А кто с тобой, Серёжка?

— Да, а со мной ещё Фёдор. — я чуть потеснил Иришу, чтобы оказаться в поле зрения Кати.

— Тогда ладно, входите! — открывая дверь шире, Катерина отступила в глубь прихожей. — Но всё равно надо было предупредить, я б хоть прибрала свой бардак.

— А с каких это пор муж должен предупреждать жену о своём приходе?! — я нахмурил брови в нарочитой суровости. Выпитый накануне у тёщи коньяк шумел в голове и добавлял изрядного куражу, мелким бесом подзуживая к озорству.

— Ну-ка, первая жена, подержи наследника! — я передал сына Ирине, и, окончательно войдя в образ, велел: — А ты, вторая жена, иди сюда, я тебя сейчас с праздником поздравлять буду! Иисус воскрес, Катенька! — произнёс я, после чего со вкусом расцеловал ещё более зардевшуюся Катю. — Ну, что молчишь? Отвечать надобно "воистину воскрес" и в ответ целовать мужа. Приступай!

Кидая взоры то на меня, то на Ирину, Катька пролепетала положенные слова и быстро чмокнула меня в губы.

— Ну, ты как клюнула! Ладно, после потренируемся. — я взял сынишку у Иры и кивнул ей на Катю: — Давай, теперь твоя очередь поздравлять.

Заметно смущенные девчонки обменялись положенными приветствиями, а потом посмотрели на меня и дружно прыснули со смеху.

— Ой, не могу! Люди, вы меня со своими приколами в гроб вгоните! — хохотала Катька, утирая выступившие слёзы. Она подавила смех, прищурила один глаз, с непередаваемым скепсисом осмотрела меня с ног до головы и хмыкнула:

— Муж, говоришь? Ну, тогда не отлынивай, а займись своим прямым мужским делом.

— Это каким?

— Мусор вынеси, тебя ведро уже второй день дожидается!

Под второй взрыв смеха я взял ведро и якобы уныло побрёл к мусоропроводу, громко стеная о незавидной доле падишаха.

А потом мы сели за стол и устроили настоящее сражения на яйцах. У девчонок получилась ничья, но меня они разгромили вчистую. Затем пили чай с Пасхальным куличом, шутили, балагурили, обмениваясь колкими фразами, словно дуэлянты шпажными выпадами. Я продолжал играть роль владельца гарема и обращался к Ирине с Катей не иначе как к первой и второй жене. Соответственно девчата любую ехидную фразу в мой адрес начинали со слов "о, мой господин". Отбив очередную подколку, я сбежал на кухню якобы покурить, а на самом деле, чтобы последнее слово оставить за собой.

"Блин, а ведь сегодня я впервые вслух называю девчонок жёнами! Пусть и в шутку, но лиха беда начало. — думал я, чиркая зажигалкой. — Главное, что они не стали возражать сходу, а включились в игру. Ну, это сегодня игра, а завтра..." У меня аж дух перехватило от смелости собственных мыслей. Пока я дымил, предаваясь радужным мечтаниям, Ирина завела с Катей разговор, ради которого она и затеяла сегодняшнюю поездку.

Иришка мне неоднократно жаловалась, что ей очень неудобно работать с бумагами дома. И это правда. К примеру, если ей нужны были цифры из какого-нибудь договора или накладной, а нужного документа под рукой не оказывалось, тогда она давала мне задание привезти его от Кати. То есть, вечером я получал указание, днём забирал требуемое, и только на следующий вечер Ира могла перенести суммы из одного документа в другой. Целые сутки простоя из-за какой-то бумажки! Для Иры, с её сверх ответственным отношением к работе, подобная практика казалась недопустимой.

Самым оптимальным выходом Иришке виделся следующий — работать дома у Кати, как и было до родов. Пусть не каждый день, и не все положенные по законодательству восемь часов. Зато подобный вариант возвращал заскучавшую Иру в коллектив, не говоря уже о резком уменьшении простоев. Вот только как быть с Федей? Оставлять его не с кем, да и мал он ещё, чтоб его от груди отрывали. Брать с собой? Но на это нужно разрешение Катерины...

Высказав всё это, Иришка затихла в ожидании ответа, а Катя не нашла что сходу ответить. Был бы Феденька чуть постарше, то никаких проблем! Вон, Юля давно уже свой человечек в кооперативе, не смотря на маленький рост. Но младенец... Катерине было о чём подумать, прежде чем давать согласие.

Заметив сосредоточенное лицо ушедшей в себя Катюши, я решил не отвлекать девчонок пустяками, а направился к спящему Фёдору. Наверно, потянуло в мужскую компанию, а, может, это хмель меня пробил на сентиментальность? Да, в общем-то, без разницы. Чёрт меня дери, я никак не могу привыкнуть, что этот комочек мой сын! Хоть мама с Ирой в один голос и уверяли, что Федя просто вылитый папа, признаюсь, особого сходства с собой я пока не замечал. Мне казалось, что малыш больше похож на здоровую куклу из магазина — вечно спящую, а иногда орущую. Но всё равно, как ни крути, а всё-таки сын, наследник. Я стоял и смотрел на сынишку, которому на меня было откровенно пофиг. Да, пока я ему был не нужен, для него сейчас гораздо важней мама, её ласковые руки и полная неимоверно вкусного молока грудь.

"Но это пока, а вот будет тебе года три-четыре, начнёшь ты познавать мир вокруг себя, вот тогда папа и понадобится! — думал я. — Кто тебе будет сказки читать, сломанные игрушки чинить, учить ездить на велосипеде, как ни папа? Надеюсь, ты подрастёшь и станешь послушным сыном!" Малыш завозился, засучил ручонками, на секунду растопырил пальчики и тут же их сжал: левую руку в кулачок, а правую в фигу. "Ну, вот тебе и ответ, папаша!" — хмыкнул я, узрев такую картину. Фёдор нахмурился и зачмокал губёшками, готовясь вот-вот зайтись в плаче. Так, посмотрим... Ага, а пелёнка-то сухая!

— Ир, по-моему, Федя проголодался, сейчас закатит концерт по заявкам.

— А сколько времени? О, уже семь, конечно, его давно пора кормить! Дай его мне.

Припав к груди, малыш сразу перестал беспокоиться, а целиком сконцентрировался на насыщении. Чтобы не мешаться, я отступил назад и привалился к стене, наблюдая и откровенно любуясь. Мать и дитя — что может быть прекраснее?! От Ирины веяло умиротворением, тихой радостью и какой-то материнской гордостью за усердно сосущего человечка. Я бросил взгляд на Катю. Она, безотчетно смяв в горсти воротник халата, пристально, даже не моргая, смотрела на малыша. Сложно описать, какие эмоции отражались на её лице. Там была сложная смесь из жадного интереса, затаённой тоски и лёгкой зависти к нам с Ириной. Но больше всего в её глазах светилась тщательно подавляемая долгие годы нерастраченная любовь к детям. Словно почувствовав мой мимолётный взор, Катя обернулась и посмотрела, но не на меня, а куда-то рядом.

Внезапно её лицо изменилось. Пораженная какой-то возникшей у неё мыслью, Катерина быстро переводила взор то на Иру с малышом, то возвращала его обратно — к висящему рядом со мной зеркалу, в котором она видела своё собственное отражение. Не больше минуты продолжалась эта стрельба глазами, а потом Катерина остановилась, видимо придя к какому-то выводу. Судя по всему — неприятному. Она понурилась, закаменела, после чего отвернулась и молча отошла к окну. Так, к нам спиною, она и простояла всё то время, пока Федя не покушал. С этого момента былая непринуждённость нашей встречи растворилась без следа.

Почувствовав повисшее в комнате напряжение, Ирина засобиралась домой. Не понимая, какая шлея попала Катьке под хвост, я не стал отговаривать Иру, а принял самое деятельное участие в сборах. Когда одевшаяся Иришка подошла попрощаться с Катериной, в моей душе на миг забрезжила надежда, что рыжик таки сменил гнев на милость. По крайней мере, прощальными поцелуйчиками девчонки обменялись охотно, да и выскользнувшую за дверь Иришку Катька проводила очень дружелюбно. Но когда к ней губами потянулся я, Катя демонстративно отвела голову в сторону, сделав для верности шаг назад.

— Иди к семье, Сергей. — произнесла она твёрдым, холодным голосом.

Я встретился с Катей глазами и чуть не вздрогнул — льда в её взоре хватило бы на целый айсберг. "Ах, так?!!" — сверкнула в голове мысль, окрашенная невесть откуда возникшим раздражением. Я резко крутанулся на каблуках и пулей вылетел из подъезда, едва не столкнув с крыльца поджидающую меня Иришку.