В 02.36 утра 17-го июня, в очередную годовщину сражения при Банкер-Хилле, янки получили своеобразный подарок — их радары засекли несколько заходящих с севера скоростных надводных целей к западу от Понцианских островов, которые опознали как легкие крейсера или французские лидеры. Это был отряд контр-адмирала Галати. Американские тяжелые крейсера открыли огонь (весьма неточный) по данным радара и бросились преследовать противника, который, развернувшись, стал быстро уходить, не принимая боя. О подлой тактике — ложным отступлением заманивать преследователя под торпедный удар другого отряда, заходящего в атаку максимально прижимаясь к берегу или прячась за островами, чтобы таким образом снизить дальность обнаружения радаром, янки, пока что, имели лишь теоретическое представление. Англичане на четвертый год войны, скорее всего, не совершили бы такой ошибки, но под торпедные залпы подчиненных капитана Гарофало попали не они. Трагедия острова Саво повторилась во всей красе. Выходящих в торпедную атаку из-за островов, итальянцев второй боевой группы заметили, когда из торпедных аппаратов "Аттилио Реголо" и эсминцев уже полетели в воду первые серебристые сигарообразные тушки. Итальянцы выпустили тридцать две торпеды и открыли артиллерийский огонь.
"Уиччита", получив две торпеды, сильно сел носом и получил большой крен на правый борт, остановился объятый пожарами "Тускалуза" с полуотломанной кормой. Рядом затонула оторванная носовая оконечность крейсера "Аугуста". Эскадренный миноносец "Уэйнрайт" буквально разорвало напополам попаданиями сразу двух торпед, а "Варринтгтон" был превращен в пылающую развалину залпами "Аттилио Реголо". Положение американцев в мгновение ока стало не просто критическим, а практически безнадежным. Вот тут-то и выяснилось, что недостаток опыта вполне может быть компенсирован отвагой и упорством.
"Соммерс", "Бенсон" и "Лудлоу" решительно бросились в бой и уже через десяток минут флагман капитана Гарофало, получив три снаряда, отвернул, а пара сопровождавших его эсминцев — загорелись. На том бы всё и закончилось бегством итальянцев, но с севера уже подходили возвращающиеся корабли неугомонного Галати. Тактически действия итальянского адмирала выглядели безупречно, но не всё, что красиво выглядит на штабных картах, выдерживает проверку суровой реальностью.
Первой, вновь появившихся участников боя, обстреляла вспомогательным калибром "Тускалуза", а затем огонь открыли и остальные поврежденные крейсера. Итальянцы в ответ прибегли к испытанному средству — выпустил залпом три десятка торпед, и сразу же перенесли огонь на уцелевшие американские эсминцы, бросившиеся в атаку на нового противника. В результате короткого боя "Соммерс" взорвался, налетев на одну из предназначавшихся тяжелым крейсерам торпед, а его пылающий остов был расстрелян "Сципионом Африканским". Получившие попадания "Бенсон" и "Лудлоу" стали отходить, итальянский эсминец "Легионари" был буквально разнесен на куски снарядами с тяжелых крейсеров янки, "Аттилио Реголо" получил в перестрелке дополнительные повреждения, а "Помпео Магно" поймал торпеду и вскоре потерял ход. Большая часть итальянских торпед на сей раз, будучи выпущена под неудачным углом, благополучно прошла мимо целей — элемент внезапности был утрачен и американские корабли смогли своевременно сманеврировать, избежав подводной угрозы. Единственным исключением стала лишенная хода "Тускалуза", получившая в результате еще одно торпедное попадание, на сей раз прямо в машинное отделение.
Примерно в это же время дивизия адмирала Бианчери затеяла перестрелку с американскими легкими крейсерами, идущими на подмогу своим. Хоть на этот раз итальянец и не проявил рвения Галати, но все же смог на время сковать противника. Очень быстро "Бруклин" и "Феникс" получили попадания шестидюймовыми снарядами, впрочем, не причинившими им особого вреда. В ответ янки сумели всадить 3 снаряда в "Гарибальди", также не давших ощутимого результата. Но этого оказалось достаточно, чтобы Бианчери потерял выдержку и бросил в атаку свои эсминцы, которые тут же сцепились с американскими. "Антонио Пигафетта" довольно скоро получил множество попаданий от четырех различных противников и стал тонуть. После этой потери, итальянцы, выпустив торпеды как попало, отстреливаясь, бросились бежать.
К тому времени Галати, прервав бой, как раз пытался снять экипаж с поврежденного "Помпео", и подход свежих сил янки стал для него крайне неприятным сюрпризом. Пытаясь прикрыть отход, итальянцы выпустили навстречу атакующему противнику оставшиеся торпеды и, открыв беглый огонь из орудий, ринулись наутек. Американцы решительно двинулись на перехват. Вот тут-то и сказалась пагубность предыдущего решения Галати, попытавшегося добить поврежденные тяжелые крейсера. Слишком многие итальянские корабли, никогда не отличавшиеся высокой живучестью, оказались повреждены в той схватке и теперь не могли держать свой максимальный ход.
Результатом стал полный разгром первого и второго ударных отрядов, в Специю смогли вернуться лишь порядком потрепанный "Сципион" да три эсминца. "Аттилио Реголо" с поврежденной турбиной был настигнут и расстрелян американскими легкими крейсерами, как и два эсминца из отряда Гарофало, подбитых в самой первой схватке. "Альфредо Ориани" и "Винченцо Джиоберти" из отряда Галати, как единственные сохранившие к тому моменту торпеды, остались прикрывать отход, и были буквально вбиты вглубь моря шквалом американских снарядов. Американцы потеряли вконец разбитую "Тускалузу", затонувшую таки под утро от полученных повреждений, и еще один эсминец. Крейсер "Феникс" получил торпедное попадание и временно потерял управление, чем немедленно воспользовался "Бирмингем", врезавшийся собрату в корму — сказалась неопытность экипажа и общая нервозность беспорядочного ночного боя. Впрочем, новичок поспешил реабилитировать себя, буквально разобрав на запчасти своим огнем беспомощно покачивавшийся на волнах корпус "Помпео Магно".
Пока происходило это побоище у Понцианских островов, 12-й дивизион, продвигаясь далее на юг, натолкнулся на то, что итальянцы искали — американский конвой, шедший из Палермо в Салерно, под охраной охотников за подводными лодками и эскортных миноносцев. Проблемой для нападавших было то, что, обеспокоенные развернувшимся севернее сражением, англичане из группы ближнего прикрытия подтянулись вплотную к конвою и стали методично прочесывать море, стремясь своевременно перехватить подходящих итальянцев или французов. Результатом стал еще один скоротечный бой, после которого пара итальянских эсминцев затонула, не выдержав огня британских 133— миллиметровых скорострелок, а еще один, потерявший управление и охваченный пламенем, вылетел на берег у острова Капри. Британцам пришлось заплатить за это серьезными повреждениями своего флагмана — не смотря на безупречное маневрирование, "Клеопатра" все же получила одно торпедное и несколько артиллерийских попаданий, изуродовавших нос корабля.
На этом, собственно, и закончилось самое масштабное и кровопролитное морское сражение в районе Салерно. Своим начальным успехом итальянцы, кроме новейших, вполне конкурентоспособных радаров совместной франко-немецкой разработки, были, по сути, обязаны двум факторам — неопытности американцев и, как не парадоксально, — мятежу армейцев, который фактически парализовал верховное командование флотом в Риме. Уже после подавления мятежа, дальнейшая судьба многих адмиралов занявших выжидательную позицию была под вопросом и контр-адмирал Галати, изначально занявший открытую и однозначную позицию против приказа "кабинета Бадольо" о сдаче флота противнику, смог провести атаки по собственному усмотрению, избегая обычного у итальянцев жесткого контроля находящихся в море эскадр из береговых штабов. И сам Галати и Мимбелли с Гарофало имели огромный опыт командования эсминцами и торпедными катерами, потому, получив возможность действовать по собственному усмотрению, сумели реализовать сильные стороны своих новых кораблей. "Союзники" же в очередной раз наглядно продемонстрировали своим противникам, что одной лишь удали и везения мало для действительно крупной победы, для этого просто необходима еще и существенная огневая мощь.
Последнее же слово в этой сумбурной битве осталось за пилотами Люфтваффе. "Юнкерсы" из LG1* с наступлением утра отправили на дно тяжело поврежденную "Уиччиту" и эсминец "Варрингтон", поставив своими бомбами финальную точку в ночном бою у Понцианских островов. Фактический разгром одной из американских эскадр не остался без последствий. Уже на следующий день германские разведчики засекли эсминцы "союзников", выставлявших оборонительные минные заграждения на северных подходах к заливу Салерно. Потерпев неудачу на суше, англосаксы теперь переходили к обороне и на море.
* * *
Утро 17-го июня началось сумбурно. Немцы намеревались развить и закрепить вчерашний успех, американцы стремились исправить создавшуюся ситуацию. Всё это привело к ряду наступательных, оборонительных и встречных боев, протекавших с переменным успехом и, зачастую, весьма ожесточенно.
В северной части плацдарма III-й танковый корпус Вермахта, накануне завязший во второй линии обороны "союзников", с утра вынужден был отражать упорные контратаки канадцев. Необстрелянные, но свежие и хорошо обученные бойцы I-го канадского корпуса, высадившиеся в Салерно позже остальных частей 5-ой армии, были полны решимости не пропустить к городу и порту танкистов и мотопехоту Брайта*. XLVIII-ой танковый корпус медленно, но уверенно теснил потрепанные пехотные дивизии янки на другом конце плацдарма, впрочем, ситуация там пока еще выглядела терпимой. Настоящая катастрофа разразилась в центре, где танковый корпус СС, действуя с четкостью и неумолимостью чудовищного механизма, буквально перемалывал основные силы VI-го американского корпуса. Уже к исходу 16-го июня генерал Кларк отчетливо понял: если натиск этой машины разрушения не удастся остановить, то на судьбе 5-ой армии можно будет ставить крест.
Чтобы укротить бешеный напор "пятнистых дьяволов" ранним утром 17-го июня в бой был брошен главный резерв 5-ой армии — 1-я бронетанковая дивизия армии США. "Старые железнобокие"*, как и канадцы, прибыли на плацдарм несколько позднее сил первой волны. Они предназначались для развития успеха в случае запланированного прорыва и последующего броска на Рим, однако неумолимая логика войны потребовала двинуть этих ветеранов Североафриканской кампании в контратаку против прорвавшихся эсэсовцев. Задача, поставленная перед американскими танкистами, звучала просто и однозначно: разбить противостоящие немецкие части, перерезать пробитый противником коридор и восстановить целостность Салернского плацдарма. Артур Кларк кидал на стол свой главный и последний козырь — самую опытную и сильную дивизию, до сих пор еще не задействованную в боях на плацдарме. Но, на его беду противник оказался готов к такому повороту событий.
Немецкая авиационная и тактическая разведка зафиксировала перегруппировку американских войск и выдвижение на передовую большого количества бронетанковых частей еще накануне и однозначно интерпретировала эти маневры, как подготовку к массированной танковой контратаке. "Лейбштандарт", которому предстояло встать на пути американского контрудара, перешел к жесткой обороне. Мотопехота зарылась в землю, готовая встретить атакующих огнем десятков противотанковых орудий и, поставленных на прямую наводку, тяжелых зениток, танковый полк оттянулся назад, подготовившись к немедленной контратаке, в случае, если противнику все же удастся преодолеть основной оборонительный рубеж, а на флангах в засадах развернулись батареи "штугов" и "Мардеров". Гвардия фюрера — солдаты с именем Адольфа Гитлера на рукаве, и бойцы лучшей и старейшей бронетанковой дивизии США замерли друг против друга, готовые сойтись в смертельной схватке за победу.
Перед "Тотенкопф" стояла совсем другая задача: в 4:30 утра, едва потоки солнечных лучей окончательно развеяли поблекшие остатки короткой июньской ночи, на позиции разбитых накануне частей 45-ой пехотной дивизии обрушился вал огня — "мертвоголовые" возобновили свое неудержимое наступление. Эсэсовцы рвались к Салерно, стремясь выйти в тыл канадцам и отрезать всё еще сражающимся войскам "союзников" дорогу к отступлению, зажав их между молотом и наковальней. Танковый полк Бестманна, имея на обоих флангах панцергренадеров Баума и Беккера, армадой в сотню с лишним танков таранил хлипкую оборону американцев, дополнительно размягченную массированными артиллерийскими и бомбоштурмовыми ударами.
Для Нойнера утро стало прямым продолжением беспокойной ночи. Часов до трех Ганс нарезал круги на своем "швиммвагене", перемещаясь между штабом дивизии, монастырем и побережьем. Когда планы утреннего наступления приобрели отчетливость, смена группы прикрытия Корфа подразделениями разведбата согласована, маршрут для "Тигров" Ритхтера проложен, а боеприпасы доставлены, гауптштурмфюрер совсем было решил посвятить оставшиеся до рассвета часы банальному отдыху, но тут в его планы неожиданно вмешались... итальянские союзники. Попытка атаки американского конвоя, предпринятая эсминцами Мимбелли на подходе к Салерно, вылилась в эффектный ночной фейерверк с соответствующим звуковым сопровождением в виде артиллерийской канонады и грохота взрывов. Под занавес короткого, но шумного концерта, устроенного моряками, где-то на пляже, невдалеке от бивака батальона Нойнера, одна за другой рванули несколько торпед, видимо, не нашедших себе более достойных целей. Этот финальный аккорд мог бы разбудить и мёртвого, а Ганса взбодрил настолько, что он даже приказал взводам 12-ой роты, подтягивающимся к трофейному госпиталю со своих старых позиций, наскоро прочесать захваченную береговую полосу на предмет выбросившихся на берег моряков с потопленных кораблей.
В результате всех этих пертурбаций Нойнер встречал наступающее утро 17-го июня не выспавшийся, хмурый, уставший как собака и злой как сто чертей. Однако, по мере того, как солнце поднималось всё выше, а начавшаяся артиллерийская подготовка стремительно набирала силу, возвещая о скором переходе в атаку, настроение Ганса стало мало-помалу выправляться. К 6:00 привычка взяла свое, и организм, окончательно переборов сонливость и апатию, вышел на стандартный "рабочий" режим, а абстрактное недовольство и раздражительность трансформировались в будоражащую кровь и щекочущую нервы боевую злость.
Встряхнувшись, гауптштурмфюрер распахнул пошире ворот, подставляя лицо и шею, дующему с моря утреннему бризу и довольно зажмурился, вслушиваясь в нарастающий гул артиллерийской канонады. Рядом как-то невесело вздохнул Деркингер — новый командир 11-ой роты, игравшей пока что роль резерва и потому расположившейся поблизости от полевого штаба Нойнера.
— Что невесел, Хуго? Взбодрись, сегодня наш день!
Оберштурмфюрер, лишь недавно попавший в группу Нойнера из запасного батальона, несколько неуверенно покосился на иронично щурящегося командира, а затем нехотя выдавил:
— Да предчувствие какое-то нехорошее... и мать ночью приснилась... как будто предупредить хотела...
