"Рассказ Зои" (Война старика 4)

— Это то, что я им сказал, — сказал папа. — И я не передумал. Мне нужно, чтобы ты поехала, Зоя.

— Для чего? — спросила я. — Значит, я могу остаться в живых, пока все, кто мне дорог, умирают? Ты, мама, Гретхен и Магди? Чтобы я могла спастись, когда Роанок будет разрушен?

— Мне нужен твой отъезд, чтобы я мог спасти Роанок, — сказал папа.

— Не понимаю, — призналась я.

— Это, наверное, потому, что ты на самом деле не дала мне закончить, прежде чем полезла на свою мельницу как Дон Кихот, — сказал папа.

— Не издевайся надо мной, — вспыхнула я.

Папа вздохнул. — Я не пытаюсь смеяться над тобой, Зоя. Но что мне действительно нужно от тебя сейчас, так это помолчать, чтобы я мог рассказать тебе об этом. Ты можешь это сделать, пожалуйста? Так все пойдет намного быстрее. Тогда, если ты скажешь "нет", по крайней мере, у тебя будут на то веские причины. Хорошо?

— Хорошо, — согласилась я.

— Спасибо, — сказал папа. — Послушай. Прямо сейчас весь Союз колоний находится под угрозой, потому что мы уничтожили флот Конклава. Пострадали все планеты Союза. Силы обороны колоний и так напряжены, и дальше будет только хуже. Намного хуже. Союз колоний уже принимает решения о том, какие колонии он может позволить себе потерять, когда дело дойдет до драки.

— И Роанок — одна из таких колоний, — сказала я.

— Да, — сказал папа. — Совершенно определенно. Но дело не только в этом, Зоя. Была возможность, что я мог бы попросить обинян помочь нам здесь, на Роаноке. Потому что ты была здесь. Но Союз колоний приказал обинянам вообще не помогать нам. Они могут забрать тебя отсюда, но не могут помочь тебе или нам защитить Роанок. Союз колоний не хочет, чтобы они помогали нам.

— Почему не хочет? — спросила я. — В этом нет никакого смысла.

— Это не имеет смысла, если предположить, что Союз колоний хочет, чтобы Роанок выжил, — сказал папа. — Но взгляни на это с другой стороны, Зоя. Это первая колония, в которой поселились колонисты из Союза, а не с Земли. Здешние поселенцы — выходцы из десяти самых могущественных и густонаселенных миров Союза колоний. Если Роанок будет уничтожен, все десять этих миров сильно пострадают от этой потери. Роанок станет символом сплочения для этих миров. И для всего Союза колоний.

— Ты хочешь сказать, что мертвые мы значим для Союза колоний больше, чем живые, — предположила я.

— Мы значим больше как символ, чем как колония, — согласился папа. — Что неудобно для тех, кто живет здесь и хочет остаться в живых. Но, да. Вот почему они не позволяют обинянам помогать нам. Вот почему мы не тратим ресурсы.

— Ты уверен в этом? — спросила я. — Кто-то сказал тебе это, когда ты вернулся на станцию Феникс?

— Кое-кто сказал, — сказал папа. — Человек по фамилии генерал Сциллард. Он был бывшим командиром Джейн. Он говорил неофициально, но все соответствовало моим внутренним расчетам.

— И ты доверяешь ему? — спросила я. — Без обид, но в последнее время Союз колоний не очень-то ладит с нами.

— У меня свои проблемы со Сциллардом, — сказал папа. — И у твоей мамы тоже. Но да. Я доверяю ему в этом вопросе. На данный момент он единственный во всем Колониальном союзе, кому я действительно доверяю.

— Какое это имеет отношение к моему отъезду из Роанока? — спросила я.

— Генерал Сциллард рассказал мне кое-что еще, когда я его увидел, — сказал папа. — Тоже неофициально, но из надежных источников. Он сказал мне, что генерал Гау, лидер Конклава...

— Я знаю, кто он, папа, — перебила я. — Я в курсе текущих событий.

— Извини, — сказал папа. — Он сказал, что кто-то из его ближайшего окружения готовил покушение на генерала Гау, и что это покушение произойдет скоро, вероятно, в ближайшие несколько недель.

— Зачем он тебе это сказал? — спросила я.

— Чтобы я мог бы воспользоваться этим, — сказал папа. — Даже если бы Союз колоний захотел рассказать генералу Гау о попытке — чего он не делает, поскольку, вероятно, хотел бы, чтобы она увенчалась успехом — нет никаких оснований полагать, что Гау сочтет это заслуживающим доверия. Союз только что уничтожил его флот. Но Гау мог бы прислушаться к информации, если бы она исходила от меня, потому что он уже имел со мной дело.

— И ты был тем, кто умолял его не приводить свой флот в Роанок, — напомнила я.

— Верно, — согласился папа. — Именно из-за этого на нас так редко нападали. Генерал Гау сказал мне, что ни он, ни Конклав не будут мстить самому Роаноку за то, что случилось с флотом.

— На нас все равно напали, — сказала я.

— Но не сам Конклав, — сказал папа. — Кто-то другой, проверяющий нашу защиту. Но если Гау убьют, эта гарантия умрет вместе с ним. А потом откроется охота на Роанок, и нас быстро прибьют, потому что именно здесь Конклав потерпел самое крупное поражение. Мы тоже являемся символом Конклава. Поэтому мы должны сообщить генералу Гау, что он в опасности. Ради нашего же блага.

— Если ты расскажешь ему это, то передашь информацию врагу Союза колоний, — предупредила я. — Станешь предателем.

Папа криво усмехнулся. — Поверь мне, Зоя. Я и так по уши в неприятностях. — Его улыбка исчезла. — И да, генерал Гау — враг Союза колоний. Но я думаю, что он мог бы стать другом Роанока. Прямо сейчас Роанок нуждается во всех друзьях, которых он может найти, где бы они ни были. Те, кто у нас был, отворачиваются от нас. Мы идем на этот новый концерт со шляпой для подаяния в руке.

— И под "мы" ты подразумеваешь меня, — сказала я.

— Да, — сказал папа. — Мне нужно, чтобы ты передала это сообщение от меня.

— Не обязательно, чтобы это делала я, — сказала я. — Ты сам мог бы это сделать. Мама могла бы это сделать. Это было бы лучше для вас обоих.

Папа покачал головой. — Ни Джейн, ни я не можем уехать из Роанока, Зоя. Союз колоний наблюдает за нами. Они нам не доверяют. И даже если бы у нас была возможность, мы не можем уйти, потому что наше место здесь, среди колонистов. Мы их лидеры и не можем их бросить. Что бы ни случилось с ними, это случится и с нами. Мы дали им обещание и собираемся остаться и защищать эту колонию, что бы ни случилось. Ты это понимаешь. — Я кивнула. — Поэтому мы не можем уехать.

— Но ты можешь, и тайно, — продолжил папа. — Обиняне уже хотят забрать тебя с Роанока. Союз колоний закроет глаза на это, потому что это часть их договора с обинянами, и пока мы с Джейн остаемся здесь, никто и бровью не поведет. Обиняне формально нейтральны в борьбе между Конклавом и Союзом колоний; корабль обинян сможет добраться до штаб-квартиры генерала Гау там, где не смог бы корабль Союза колоний.

— Тогда пошли Гикори и Дикори, — сказала я. — Или просто попроси обинян отправить беспилотный летательный аппарат генералу Гау.

— Это не сработает, — не согласился папа. — Обиняне не собираются рисковать своими отношениями с Союзом колоний, чтобы передавать сообщения от меня. Единственная причина, по которой они вообще это делают, заключается в том, что я соглашаюсь позволить им забрать тебя с Роанока. Я использую единственный рычаг воздействия на обинян, который у меня есть, Зоя. Это ты.

— И есть кое-что еще. Генерал Гау должен знать, что я верю в достоверность информации, которую отправляю ему. Что я не просто снова пешка в большой игре Союза колоний. Мне нужно дать ему знак моей искренности, Зоя. Что-то, что доказывает, что я рискую не меньше, отправляя ему эту информацию, чем он, получая ее. Даже если бы я или Джейн могли отправиться туда сами, у генерала Гау не было бы причин доверять тому, что мы ему скажем, потому что он знает, что и Джейн, и я были солдатами и являемся руководителями. Он знает, что мы были бы готовы пожертвовать собой ради нашей колонии. Но он также знает, что я не хочу жертвовать своей единственной дочерью. Как и Джейн.

— Вот видишь, Зоя. Это должна быть ты. Никто другой не сможет этого сделать. Ты единственная, кто может добраться до генерала Гау, передать сообщение, и тебе поверят. Не я, не Джейн, не Гикори и не Дикори. Никто другой. Только ты. Передай сообщение, и мы, возможно, еще найдем способ спасти Роанок. Это небольшой шанс. Но сейчас это единственное, что у нас есть.

Я посидела там несколько минут, переваривая то, о чем просил меня папа. — Знаешь, если Гикори и Дикори заберут меня с Роанока, они вряд ли захотят вернуть меня обратно, — сказала я, наконец. — Ты же знаешь это.

— Я почти уверен в этом, — заметил папа.

— Ты просишь меня улететь, — заявила я. — Просишь меня смириться с тем, что я, возможно, больше никогда никого из вас не увижу. Потому что, если генерал Гау мне не поверит, или если его убьют до того, как я успею с ним поговорить, или даже если он мне поверит, но ничем не сможет нам помочь, эта поездка ничего не будет значить. Все, что я смогу сделать, — это покинуть Роанок.

— Если бы дело было только в этом, Зоя, я бы все равно не стал жаловаться, — сказал папа, а затем быстро поднял руку, не давая мне прокомментировать это. — Но если бы это было все, на что я рассчитывал, я бы не стал просить тебя об этом. Знаю, ты не хочешь уезжать из Роанока, Зоя. Я знаю, ты не захочешь покидать нас или своих друзей. Я не хочу, чтобы с тобой случилось что-то плохое, Зоя. Но ты уже достаточно взрослая, чтобы принимать собственные решения. Если после всего этого обсуждения захочешь остаться на Роаноке и встретить лицом к лицу все, что бы ни случилось, я не стал бы тебя останавливать. Как и Джейн. Мы были бы с тобой до конца. Ты это знаешь.

— Да, — согласилась я.

— Риск есть у каждого, — предупредил папа. — Когда мы с Джейн расскажем об этом совету колонии Роанок — а мы это сделаем, как только ты улетишь, — я почти уверен, что они выгонят нас с постов руководителей колонии. Когда новости дойдут до Колониального союза, нас с Джейн почти наверняка арестуют по обвинению в государственной измене. Даже если все пройдет идеально, Зоя, и генерал Гау примет твое сообщение и будет действовать в соответствии с ним и, возможно, даже позаботится о том, чтобы в Роаноке никто не пострадал, нам все равно придется заплатить за наши действия. Джейн и я принимаем это. Мы считаем, что это стоит того, чтобы получить шанс обезопасить Роанок. Риск для тебя, Зоя, заключается в том, что если ты это сделаешь, то можешь не увидеть нас или своих друзей очень долго, а то и вовсе не увидеть. Это большой риск. Это реальный риск. Ты должна решить, стоит ли на это идти.

Я еще немного подумала об этом и спросила: — Сколько времени у меня есть, чтобы подумать об этом?

— Времени сколько угодно, — ответил папа. — Но эти убийцы не сидят сложа руки.

Я взглянула туда, где только что были Гикори и Дикори. — Как думаешь, сколько времени им потребуется, чтобы доставить сюда транспорт?

— Ты что, шутишь? — удивился папа. — Если они не пошлют за ним сразу, как только закончу с ними разговаривать, то я съем свою шляпу.

— Ты же не носишь шляпу, — возразила я.

— Тогда сначала куплю, а потом съем ее, — пояснил папа.

— Я собираюсь вернуться, — сказала я. — Собираюсь передать это сообщение генералу Гау, а затем вернусь сюда. Не уверена, как мне удастся убедить в этом обинян, но собираюсь это сделать. Обещаю тебе, папа.

— Хорошо, — одобрил папа. — Приведи с собой армию. И оружие. И боевые крейсера.

— Оружие, крейсера, армия, — сказала я, пробегая по списку. — Что-нибудь еще? Я имею в виду, пока собираюсь за покупками.

— Ходят слухи, что я, возможно, буду покупать шляпу на рынке, — заметил папа.

— Шляпу, конечно, — подтвердила я.

— Пусть это будет стильная шляпа, — потребовал он.

— Ничего не обещаю, — выкрутилась я.

— Хорошо, — сказал папа. — Но если тебе придется выбирать между шляпой и армией, выбери армию. И сделай это как следует. Нам она понадобится.

* * *

— Где Гретхен? — спросила меня Джейн. Мы стояли возле небольшого транспорта обинян. Я уже попрощалась с папой. Гикори и Дикори ждали меня внутри транспорта.

— Я не говорила ей, что уезжаю, — сказала я.

— Она будет очень расстроена из-за этого, — заметила мама.

— Я не собираюсь отсутствовать достаточно долго, чтобы она успела по мне соскучиться, — сказала я. Мама ничего на это не ответила.

— Я написала ей записку, — сказала я, наконец. — Доставка запланирована на завтрашнее утро. Я рассказала ей все, что, по моему мнению, могла бы сказать о том, почему я улетела. Попросила ее поговорить с тобой обо всем остальном. Так что, возможно, она заглянет к тебе.

— Я поговорю с ней об этом, — пообещала Джейн. — Постараюсь, чтобы она поняла.

— Спасибо, — поблагодарила я.

— Как ты? — спросила мама.

— Я в ужасе, — ответила я. — Боюсь, что никогда больше не увижу ни тебя, ни папу, ни Гретхен. Боюсь, что все испорчу. Что даже если ничего не испорчу, это не будет иметь значения. Чувствую, что сейчас упаду в обморок, и чувствую это с тех пор, как эта штука приземлилась.

Джейн обняла меня, а затем озадаченно посмотрела на мою шею. — Ты не берешь свой кулон с нефритовым слоником? — спросила она.

— О, — сказала я. — Это долгая история. Передай Гретхен, что я просила ее рассказать об этом тебе. Тебе все равно нужно об этом знать.

— Ты его потеряла? — спросила Джейн.

— Ничего не потеряла, — ответила я. — Просто он теперь не со мной.

— О, — только и сказала Джейн.

— Мне он больше не нужен, — объяснила я. — Я знаю, кто в этом мире любит меня и любил до сих пор.

— Хорошо, — согласилась Джейн. — Что я хотела тебе сказать, так это то, что ты должна помнить не только о том, кто тебя любит, но и о том, кто ты есть. И обо всем, что касается того, кто ты есть. И все о том, чем ты являешься.

— Чем я являюсь, — повторила я и ухмыльнулась. — Именно из-за того, чем я являюсь, я улетаю. То, чем я являюсь, доставляет больше хлопот, чем оно стоит, если хочешь знать мое мнение.

— Меня это не удивляет, — сказала Джейн. — Должна сказать тебе, Зоя, что были моменты, когда мне было жаль тебя. Большая часть твоей жизни была полностью вне твоего контроля. Ты прожила свою жизнь под пристальным взглядом целой расы обинян, и они с самого начала предъявляли к тебе свои требования. Я всегда поражалась, что ты оставалась в здравом уме, несмотря ни на что.

— Ну, ты знаешь причину, — заметила я. — Хорошие родители помогают.

— Спасибо, — поблагодарила Джейн. — Мы старались сделать твою жизнь настолько нормальной, насколько это было возможно. И думаю, воспитывали тебя достаточно хорошо, чтобы я могла сказать тебе это и дать тебе понять: то, чем ты являешься, предъявляло к тебе требования всю твою жизнь. Теперь пришло время потребовать что-то взамен. Понимаешь?

— Не совсем, — сказала я.

— Тебе всегда приходилось уступать место тому, чем ты являешься, — отметила Джейн. — Ты это знаешь.

Я кивнула. Так и было.

— Отчасти это было потому, что ты была молода, и то, чем ты являешься, намного больше того, кто ты есть, — продолжила Джейн. — Нельзя ожидать, что обычный восьмилетний или даже четырнадцатилетний ребенок поймет, что значит быть такой, какая ты есть. Но ты уже достаточно взрослая, чтобы понять это. Чтобы научиться ценить это. Чтобы знать, как ты можешь использовать это для чего-то, кроме попыток не ложиться спать допоздна.