Маски: иллюзия превращений - 1

Глава 5

Регина

Мой третий полет на верлианском звездолете Орино. Первый я фактически пропустила, провалявшись с температурой и простудным воспалением; второй, когда мы возвращались с Верлинеи на базу, на восемьдесят процентов опять же провела в постели, но уже по более приятной и сознательной необходимости; и вот сейчас...

Верлианец, как я уже отметила, к любому решению подходил стремительно и категорично. Так и в этот раз, деморализовав меня условием моего отбытия в отпуск, даже опомниться и придумать что-то адекватное в качестве контрмеры не дал. К окончанию рабочего дня у меня на руках уже была вся официальная документация на отпуск, который начинался прямо со следующего дня. Вылет был назначен на пять утра по времени базы. А непосредственный начальник похвалил меня за умение выбрать правильный тон в общении с главой проекта и верно себя поставить. Видел бы он этого самого главу, а главное меня, сидевшую на его коленях, когда мы остались вдвоем. Но пришлось нервно сглотнуть, собраться с духом и поблагодарить за высокую оценку моих личностных качеств, а также за поддержку в самом начале беседы с верлианцем. Чтобы у него язык отсох! Уж слишком легко Орино перешагнул через вопрос об 'имеющемся' женихе, ощущение, что мне это еще аукнется, не покидало.

Жизнь за один день из привычной рутины превратилась в сплошную круговерть. Меня в буквальном смысле снесло ураганом поспешности — опомниться и отойти от нашего невероятного разговора не успела, как уже оказалась в звездолете на пути к Земле.

И первое, что мы сделали на борту, — поссорились. Я категорически отказывалась снова вселяться в каюту Орино, а он непреклонно не желал селить меня еще где-то. В итоге, после того как я, подогнув колени, плюхнулась на влажный пол прямо в коридоре и, едва не хлюпая носом, заявила, что проведу тут всю неделю полета, он все же пошел на уступки. Но в итоге все равно вселил меня в свою каюту! Правда, предварительно выселившись из нее. Мотивировал он это тем, что остальные жилые помещения корабля для меня слишком влажные. Пришлось согласиться. Да и что еще оставалось, после того, как меня на первом же всхлипе подхватили на руки и молча втащили в помещение, ставшее камнем преткновения.

И вот сейчас, спустя три дня полета я готова была взвыть в голос, проклиная себя за то, что позволила этому случиться, что согласилась на этот полет, на его дикое условие и зачем-то подумала об отпуске. Каждый день начинался с того, что рано, еще до моего пробуждения, в каюте появлялся Орино с завтраком для меня. Как-то раньше мы или расставались до завтрака, или поднимались вдвоем к обеду, но до этого данный вопрос так остро не стоял. А я — ярко выраженная сова и возможность недельного отсыпания планировала использовать по максимуму. Так ведь не дал! Когда это случилось во второй раз, я с возмущенным шипением спросила, за что мне такое наказание? Орино меня невозмутимо проинформировал, что накануне отбытия успел предметно побеседовать с Кузьминым, выяснив у него все необходимые 'атрибуты' счастья вдвоем.

Так что все отдыхательные и морально разгрузочные планы на неделю полета улетели в тартарары. Отныне я себя ощущала подопытным человечком, на котором старательно апробировали новый подход к отношениям.

Но даже это оказалось не самым страшным. Спустя два дня у меня сформировалось устойчивое ощущение, что Орино тоже запланировал на эту неделю массу 'важного'. И в первую очередь — уморить меня до смерти разговорами. Верлианец впал в крайность, дотошно вытрясая из меня малейшие подробности и детали всевозможных земных вещей и процессов. Что только его не интересовало. Я уже собственного языка не ощущала, а мысли путались невообразимо. Мое существование превратилось в пребывание в камере пыток. Рано утром меня будили, продолжавшей по инерции спать и сидя, вручали поднос с едой и категорично требовали все съесть. А если я пыталась тихо упасть в обморок от ужаса — начинали кормить с ложечки. Потом, дав мне краткую передышку на посещение ванны, начинали допрос! Мне уже лампа, светящая в лицо, мерещился.

Причем интересовало его вообще все. Начиная от моей мамы и друзей и заканчивая тем, по какому расписанию работает соседнее с нашим жилым блоком кафе. Кто бы знал, что разговаривать целый день так тяжело. В итоге вечером я засыпала, едва добравшись до постели. И мне, конечно, снился большой и голубокожий мужчина рядом. К моменту прилета стану овощем, без вариантов!

Страшно представить, что мама скажет, увидев меня. Уже даже не пугала мысль о том, что она скажет по поводу присутствия главы Службы времени рядом. Изначально я решила, что за неделю сочиню какую-нибудь адекватную легенду по этому поводу, которой и объясню данный возмутительный факт. Но возможности сделать это просто не предоставлялось.

Итак, утро четвертого дня стало переломным. Услышав легкое бряцанье, поняла, что завтрак и Орино нагрянули снова, и... резко вскочила с кровати! Нет, ну сколько можно?

— Ты издеваешься? — поправляя съехавшую бретельку сорочки, возмутилась я.

— Почему? — немного недоуменно разглядывая меня, уточнил в ответ верлианец.

— Все эти завтраки, пробуждение в такую рань, допросы с пристрастием — это что, теперь норма жизни? — цедя слова, вопросила я.

— Стараюсь соответствовать представлениям о мужчине, который подходит для отношений в паре... временной, — пожал плечами верлианец.

— Чьим представлениям? Кузьмина? У меня тогда огромная просьба — потерпи до возвращения на базу, а потом сразу начнешь носить ему завтрак в постель и бесконечно расспрашивать обо всем! А вот если речь о моих представлениях, то не лучше ли сначала о них спросить?!

Повисла озадаченная пауза.

— А они у всех разные? — спустя пару минут осторожно уточнил Орино.

Нестерпимо захотелось залезть под кровать и забаррикадироваться чем-нибудь неподъемным. Но верлианская кровать такой возможности не давала и ничего тяжелого под рукой не нашлось.

— Люди тоже, знаешь ли, разные! Я вот люблю, когда возможно, поспать подольше и завтракать не привыкла, в лучшем случае что-нибудь пью с утра. А ты четвертый день подряд меня так рано будишь и заставляешь есть. Каково это? До конца недели я тебя возненавижу гарантированно, — вздохнула, чувствуя, что запал гнева иссяк и, зевая, села на верлианскую гидрокровать.

Орино осторожно поставил поднос с едой на стол, подальше от меня и присел рядом.

— Хотел как лучше, — негромко заметил он. — У нас правила общие для ситуаций с женщинами, я как-то не учел, что у вас может быть иначе.

— Ясно, — вздохнула я в ответ и, повернувшись к нему лицом, серьезно спросила: — Может быть, перестанешь? Я понимаю, что ты упрямый и не привык, чтобы вот так тебя ставили перед фактом принятого женщиной решения, или у вас есть общие правила на этот случай, и по ним я с тобой в одностороннем порядке расставаться права не имела. Но от меня об этом гарантированно никто не узнает, а если тебе так понравилось иметь под рукой любовницу из числа жительниц Земли, то уверяю — желающие найдутся. Перестань на меня давить. У меня уже ощущение, что вопреки твоему отношению ко мне, тебе принципиально ночи проводить именно со мной. А так быть не может, поэтому остановись и подумай.

Орино тоже обернулся ко мне и, внимательно выслушав, неожиданно напомнил:

— У нас с тобой договор, ты помнишь? Ты можешь заявить о намерении расстаться, но я сразу предупредил, что оставлю за собой право твой отказ не принять. И у нас нет правил, которыми предусмотрено решение женщины расстаться с конкретным мужчиной. У нас эта ситуация вообще невозможна...

'Ах, да, у них же все женщины общие! И месты эти с кучей ухажеров. Может быть, он так за меня уцепился из-за того, что больше никто не претендует?'

Опять же сама и про отсутствие жениха призналась. Если всю жизнь вокруг все общее и тут — бац! — появляется что-то только свое? Вот потому и отпускать не хочет, даже несмотря на то, что не нужна самому. Все же решила удостовериться, что верно понимаю ситуацию:

— Ты хочешь, чтобы наша временная связь продолжалась? Но на принятых у вас условиях? — пытливо вглядываясь в него, спросила. И чего бы ему это раньше не сказать? Я бы, наверное, попыталась... тогда.

— Нет, — Орино сразу ответил, — точно нет. В смысле, хочу, чтобы продолжалось, но... как у вас, по земной модели.

— Нет у нас никакой модели, — всплеснула я руками в отчаянии. — Все просто ищут подход друг к другу, стремятся узнать лучше, но не потому, что так обязывают правила, а потому что хотят этого сами!

— Я про пару, — спокойно пояснил верлианец. — Стремлюсь доказать тебе, что могу быть твоей парой.

Рухнув навзничь на кровать, обреченно спросила:

— Зачем тебе это? Что так боишься спать в одиночестве?

Орино тоже откинулся назад, упав поперек кровати рядом со мной, и, нащупав, сжал своей рукой мою ладошку:

— И это тоже, спать с тобой гораздо лучше. А зачем? Сам не понимаю. Но раз пары заводят детей, может быть и нам... — повернув к нему голову, обнаружила, что он смотрит в потолок.

У меня слов не было! Зачем я ему, и нужна ли вообще — он сам не знает, но детьми обзавестись предложил. Может быть, я все же сплю?

— Меня мама с детства учила, что дети должны появляться только тогда, когда вы уверены друг в друге и в совместном будущем, — назидательно забубнила я. — И еще — по любви! Мир, конечно, не идеален, но я бы для себя другого не хотела. Именно поэтому вопрос наших отношений для меня закрыт окончательно и бесповоротно, а о детях даже рассуждать смешно.

— Расскажи мне о своей маме? — проигнорировав все мои громкие заявления, попросил Орино. — Это так поразительно — иметь свою маму, только твою и ничью больше. Вы, жители Земли, определенно любите принадлежность во всем.

— Но ведь вы знаете, кто дал вам жизнь? — недоуменно уточнила я, настолько пораженная его словами, что даже не возмутилась этим очевидным нежеланием меня услышать.

— Жизнь дает отец. Без него из икринки не сформируется малек. А кто мой отец, я точно не знаю. Кто-то из сорока мужчин, присутствовавших на нерасте, — голос верлианца был ровным.

— Жизнь дают двое, — озвучила я приемлемый компромисс.

— Не у нас, — все равно не согласился Орино и тут же напомнил: — Расскажи про маму?

Решив, что хуже не будет, он все равно с ней встретится, начала рассказывать:

— Она спокойная у меня. Одна меня вырастила, папа погиб в результате несчастного случая, когда мне и полутора лет не было, поэтому мама мне за двоих была. Педагог, ну детей обучает. Сейчас курсы образовательные на марсианской станции ведет. Не любит скандалов, выдержанная очень. Но при этом любящая и открытая. Мама лицемерие чувствует, поэтому тебя вмиг раскусит. Очень не любит, когда суп за обедом не доедают, одежду на место не вешают и нарушают свои обещания. Но обожает вязать, по десять раз напоминать обо всем и готовить.

Подумав о маме, словно в прошлое вернулась, мысленно оказалась дома, когда мы с ней по вечерам обсуждали прошедший день друг с другом, и попросила:

— Орино, очень тебя прошу — поживи в отеле! У нас тебе будет плохо, и нам с тобой будет неудобно. У нас женское царство, опять же ремонт в последний раз лет десять назад, если не больше, делали. Плюс места мало, а ты сам по себе такой большой, что треть жилого блока сразу займешь. И маму мою смущать не надо, зачем ей лишние переживания?

— Если хочешь, я ей внушу, чтобы она не волновалась и на мой счет не размышляла, а после отъезда не помнила обо мне? — верлианец повернулся ко мне лицом и вопросительно взглянул в глаза.

А меня почему-то так задела эта его постоянная манера чуть что, сразу глушить любую проблему гипнозом. Ему не понять, а вот я представляю, как неуверенно чувствуешь себя, когда не можешь вспомнить что-то о собственной жизни. А он мне предлагает стоять в сторонке и наблюдать, как из моей мамы сделают бездумную марионетку?

— Не хочу! — выдернув свою руку из его ладони, рывком вскочила с кровати и побежала к ванной.

Оказавшись внутри, чуть-чуть приоткрыла кран с водой и заплакала. Вот его идеальное будущее и самая лучшая модель отношений — одни куклы безвольные кругом.

Глава 6

Регина

С того памятного разговора ранний подъем и носильное кормление завтраком прекратились. Объем вопросов тоже поумерился, а оставшиеся носили не личный характер. Но Орино сменил тактику сведения меня с ума. Теперь он постоянно мелькал у меня перед глазами, то и дело находя повод появиться в каюте, а то и вовсе приобщить меня к совместному занятию. И это было гораздо хуже для меня. Когда он раздражал, было легче — просто вспышки гнева и агрессии в ответ, сейчас же... меня тянуло к нему. Сколько раз я в последний момент сжимала пальцы в кулак, удерживая свою руку от намерения коснуться его, сколько раз едва не соглашалась махнуть на все свои решения рукой и принять его отношение к ситуации.

Но с другой стороны, были и плюсы в этих изменениях, так жить стало ощутимо легче — появились островки свободного времени, а, значит, и возможность подумать. Какие-то весы у меня в жизни. Если взмывает ввысь чаша с личной жизнью, проседает рабочая. Зато сейчас — в личной жизни полный ноль, так предстоит реальное путешествие в прошлое. Не это ли венец карьеры для историка?

Именно эта рабочая тема стала моей отдушиной и в мыслях и в разговорах с Орино. Стоило мне достигнуть дна отчаяния, размышляя о том, какие мы не подходящие друг другу и как больно это сознавать, или дойти до крайности в своем стремлении прикоснуться к верлианцу во время очередной встречи, как я переключалась на эту животрепещущую для меня тему. Ведь в профессиональном плане общаться нам в любом случае придется. Тем более, что Орино охотно шел на любой контакт.

— Получается, в прошлое можно попасть с помощью воды? — пыталась я постичь глубину научных возможностей верлианцев.

— Вода только для вас жидкость, которую пьют, — смеялся Орино. — Для нас же это матрица жизни: своеобразно разумная, непостижимая и всесильная. И вода повсюду, даже тела — это большей частью вода, и физическая составляющая мозга и процессов, протекающих там — тоже. Что есть любой физиологический процесс в своей основе как не химическая реакция, протекающая в идеальной среде — в растворе? А вода, она одновременно и едина, и представляет собой неисчислимое множество отдельных капель. К тому же она вечна, она вне времени или она во все времена одновременно, пока существует жизнь. У нас есть технологии, позволяющие использовать эти особенности 'вечности' водной матрицы. Вода — это и память, и энергия, и колыбель жизни, исходная точка любого действия и одновременно его финишная прямая. Все начинается и завершается в одной точке. Пробегает миллион лет, происходит миллиард изменений, но все это заключено в одной капле; для водной матрицы нет этого времени, нет этого расстояния. Вода — особая материя, и вы просто не умеете воспринимать ее в этом качестве. Верлианские технологии позволяют при особых условиях воззвать настоящему к прошлому, сосредоточенному в нашем же теле, в окружающей водной среде. Это вопрос точки зрения — существуем мы сейчас, вчера или завтра.