— Каком? — почти прошептала Эрика.
— Пообещай мне, что не будешь считать случившееся просто... просто очередной попыткой справиться со всем самой.
— Почему?
— Потому что нет ничего плохого в том, чтобы положиться на друга. Ты сама сказала, что я — твой друг. И я сделаю... это только как друг.
— Я... я... — она вела себя совсем как он парой минут ранее. — Я так не умею.
— Умеешь, — он уверенно пожал плечо Эрики и улыбнулся. — Просто не понимаешь.
— Когда же ты успел стать таким умником? — слабо усмехнулась девушка и впервые не добавила присказку про тунца.
— Не знаю. Когда понял, что нет ничего важнее поддержки друзей, — он положил вторую руку на ее другое плечо. — Наверное.
— Ким-тян... — она помедлила. — Ким-тян никогда не узнает.
— Правильно, — кивнул Учики. — Наш маленький секрет?
— Ага. Наш маленький секрет.
И вновь между юношей и девушкой загорелось пламя. Но теперь это не было пламя сконфуженной похоти. Чувство гораздо более сильное, благородное, заставило Учики потянуться к Андерсен, а ей ответить молодому человеку. Девичьи руки обвили шею Отоко, и они с Эрикой сомкнули губы в неловком поцелуе.
Глава 4: Прыжок
Когда Сэм Ватанабэ проснулся, в окно ярко светило солнце. Поморщившись и закрывшись рукой, мужчина поднялся из неудобного кресла, где заснул сидя, и расправил плечи. Свежий морской воздух не позволял чувствовать себя опухшей амебой, и толстяк весьма бодро прошествовал в ванную, где умылся и привел себя в порядок.
Не надевая пиджака, расправивший мятый воротник рубах Сэм спустился на первый этаж гостиницы и вышел на улицу. Там, на залитой солнцем площадке, босой и покрытый потом, стоял на руках Учики Отоко в одних штанах и отжимался. Расположившийся по идеальной вертикали головой вниз молодой человек медленно и плавно опускался и поднимался, почти касаясь носом бетона. Его ритмичное дыхание было ровным и глубоким.
Почесав затылок, Ватанабэ остановился у входных дверей и принялся разглядывать юношу. За последние месяцы Отоко стал не по-японски мускулист. Начавшийся еще при Винсенте видимый прирост мышечной массы, характерный скорее для европейцев, только усилился после лечения ран и обработки наномашинами. Сейчас Учики напоминал, скорее, совершеннолетнего молодого мужчину, лет двадцати, напряженный и сосредоточенный. Едва заметные линии шрамов, оставленных в том неудачном бою, выделялись на солнце, но приходилось очень долго разглядывать практически неподвижный торс.
В последний раз громко выдохнув, молодой человек опустил ноги и проворно встал. Отряхивая испачканные ладони, он расправил натруженные плечи. Расслабляясь, Учики вновь становился похож на юного паренька.
— Самочувствие твое, как я погляжу, улучшается, — сказал Ватанабэ вместо приветствия. Молодой человек молча кивнул, все еще тяжело дыша. — Это хорошо. В кровавый бой нужно отправляться со счастливым придыханием и блестящими глазами.
— У меня разве блестят глаза? — спросил Учики, встряхнув занемевшими руками.
— Как у кота.
Начавший что-то подозревать юноша обернулся к мужчине, но тот уже был рядом, и звонкий звук щелбана разнесся по всему притихшему утреннему острову. Не ожидавший подобной подлости Отоко схватился за лоб:
— За что?!
— Для профилактики, — веско заявил Сэм. — Чтоб не расслаблялся.
— Не понимаю! — обиженно буркнул юноша, потирая ушибленное место.
— Поясняю, — Ватанабэ показал ему внушительный кулак. — Про то, что было у вас ночью — забыть! Забыть и молчать, пока Эрика так хочет.
— Откуда вы?.. — начал было Учики, но замолчал после второго щелбана, не менее коварного и неожиданного. — Хватит!
— Я все знаю, коварный подросток, — взгляд Сэма был тяжел. — У-у-у, гормональные чудовища.
— Сэм-сан, мы... — поторопился объясниться моментально покрасневший молодой человек и тут же получил третий щелбан.
— Знаю, знаю. Я про вас все знаю. Потому и напоминаю, чтобы держали рты на замке. Не надо вспоминать.
— Да я и не собирался, — пробормотала Отоко, потирая лоб, на котором едва не вскочила шишка.
— Мало ли, чего ты там не собирался, — фыркнул Сэм. — Эрику обижать не дам.
— Я не хочу ее обижать. Она хорошая.
— Молодец, — снова фыркнул мужчина и спросил: — Сам-то как?
— В порядке, — Учики пожал плечами. — Что я-то...
— Угу, чего тебе сделается, — тяжелая рука Сэма опустилась на плечо юноши. — Хорошо, что так вышло.
— Почему? — Отоко вытер пот полотенцем, повешенным на куст у стен гостиницы, и там же подобрал футболку.
— Идти помирать всегда лучше с легкой душой, — глубоко вдохнув свежий воздух, Ватанабэ пару раз взмахнул руками, будто разминаясь. — Если на душе легко, то и умирать не страшно, и живой вернешься.
— Умеете вы воодушевить, — мрачно заметил Учики, одевшись и сунув ноги в тапочки.
— Я не воодушевляю, я выпендриваюсь, — парировал толстяк.
— Странная манера.
— Зато весело.
— Как-то не очень.
— Кому как. И вообще, цыц! — Сэм с притворной грозностью сдвинул брови.
— Угу, а то что? — поинтересовался юноша. — Отшлепаете меня, что ли? Сочту за домогательства.
Внезапно Учики прошиб холодный пот. Несмотря на все изменения в характере, вызванные жизненными перипетиями, он никогда не опускался до подобных глупых шуточек. И сейчас, уже произнеся скабрезные слова, Отоко сам себе поразился.
Растерянно моргнув, молодой человек посмотрел на мужчину.
Он съязвил точно так же, как Ватанабэ. Почему?
— Маленькие извращенцы не в моем вкусе, — усмехнулся толстяк.
Сэма подобный пассаж из уст Отоко не смутил. Неужели он ожидал чего-то подобного?
Тревожная мысль не успела оформиться. Входные двери гостиницы скрипнули, и на пороге показалась Эрика Андерсен в своем джинсовом костюмчике. Девушка явно выглянула на улицу спросонья. Она выглядела мягкой, не до конца сбросившей чары Морфея. Приглаживая ладошкой растрепанные волосы, она посмотрела на стоявших в паре шагов от себя мужчин и сладко зевнула.
— Чего расшумелись?
— Физкультурой занимались, — отозвался Ватанабэ. — Пока ты, лентяйка, валялась и сопела в две дырочки.
— Ага, особенно ты в своей рубашечке занимался, — ехидно заметила Андерсен и снова зевнула, став похожей на новорожденного котенка.
— Однажды я занимался спортом даже в телогрейке! — отмел подозрения толстяк.
— А что такое телогрейка? — Эрика потерла правый глаз.
— Страшная вещь! Потом расскажу.
Учики старался не смотреть на девушку чересчур пристально, но не смог заставить себя выглядеть равнодушным. То, что случилось между ними ночью, нельзя было просто забыть, как велел Сэм. У обоих то был первый раз, и неловкость, постепенно вытесненная новизной удовольствия, оставила след, который невозможно стереть.
Как бы ни старался в дальнейшем Учики Отоко отбросить воспоминание об острове близ Гонконга, до конца своих дней он так и не забыл, как Эрика предстала совсем не такой, какой была в жизни, а нежной, невинной, испуганной необратимым, но таким притягательным моментом, который должен был вот-вот свершиться. Юноша навсегда запомнил глаза своей первой женщины.
Сама же Эрика выглядела намного лучше, чем вчера. Совершенно спокойная, даже радостная, она улыбнулась Ватанабэ, посмотрела на Учики и едва заметно подмигнула. Чувствуя, что краснеет, он слабо кивнул в ответ и заметил, как алеют щеки девушки. Все-таки, она пока тоже помнила ночь слишком хорошо.
— Когда мы возвращаемся в Гонконг? — спросила Андерсен.
— Через час, — сообщил Сэм. — Вы-то хоть готовы, молодежь?
— Мы всегда готовы, старичок, — фыркнула Эрика и потянулась.
— По тебе не скажешь, — мужчина прищурился. — А ну, брысь умываться!
— Укушу, — голосом оборотня отозвалась она.
— Иди-иди.
Неразборчиво ворча, Андерсен послушалась и зашла обратно в гостиницу. Учики, начинавший вновь чувствовать себя фикусом в горшке, расслабился.
— Мы успеем позавтракать? — спросил он у толстяка, собравшегося последовать за девушкой внутрь.
— Зачем, по-твоему, я выделил целый час?! — почти возмущенно воскликнул мужчина. — Давай, не теряйся. Тебе еще играть первую скрипку сегодня.
— Думаете, придется начинать действовать?
— В том был план, — Ватанабэ посмотрел на юношу серьезно. — Будь готов рвать и метать. Как имплантация, нет побочных эффектов?
— Хм... — на миг Учики задумался. Вспомнилась странная оговорка парой минут ранее. — Вроде бы нет.
— Ну и ладно.
— Сэм-сан... — молодой человек неожиданно смутился и посмотрел в пол. — Хочется спросить.
— О чем? — шагнувший к дверям Сэм обернулся.
— Думаете, на этот раз я сумею?
Сейчас Отоко стал совсем непохожим на взрослого. Напротив, в этот момент Учики выглядел как никогда юным, почти ребенком. В настоящем и искусственном глазах отчетливо читалась робость.
Ватанабэ мысленно вздохнул. Как бы сильно не менялось тело, в душе этот парень оставался забитым мальчишкой, которому сильно не повезло с отцом. Он открыл для себя удовольствие от похвалы и сейчас надеялся на ободряющий жест, ласковое слово — что-нибудь. Наверное, не стоило возвращать его в смиренное состояние после эскапады с Эрикой. Так недолго и обнулить всю приобретенную уверенность.
— Не так уж важно, чего я там думаю, — толстяк пожал плечами. — Важно, сработает ли задумка.
Плечи молодого человека едва заметно поникли.
— Однако, если тебе интересно мое мнение, я уже высказал его вчера. Ты надерешь все нужные задницы.
Учики просиял.
Гонконг
20 августа
11:11 местного времени
Он был пуст. И это было прекрасно.
Стальные иглы входили в плоть, впрыскивая стимуляторы. Электроды проникали в мозг через отверстия в черепе и вычищали сознание. Плазма крови очищалась от тяжелых веществ, проходя через фильтры. Тело обновлялось, отступала старость, разрушение и смерть. Энергия в клетках, стонущая от отсутствия второго полюса, успокаивалась, засыпала, чтобы быть выпущенной во внешний мир разрушительной волной.
В памяти сохранились ощущения и мысли первых часов. Страшный худой мужчина, похитивший тело прямо из кабинета директора школы. Темная железная тюрьма, в которой нельзя даже пошевелиться. Гул вокруг, в темноте, от которого не скрыться. И страх, проникающий куда-то в самое нутро. Холодный и скользкий, как змея.
Но потом было нечто страшное, намного страшнее, чем угроза одной жизни. Был великий ужас, которому имени нет. Нескончаемый бурный поток боли, сжигавшей чувства, мысли, вытесняющий жалкие короткие воспоминания человека.
Он был благодарен за то, что не мог точно вспомнить, что же именно оставило в голове след. Даже смутное припоминание вызывало физическую слабость. Но не больше — о нем позаботилось великое Ничто.
Оно пришло вместе с Вендиго. Блаженство пустоты, вобравшей в себя ужас. Прохладная добрая тьма, принявшая в себя его душу. И сразу же перестало пугать стальное ложе, в котором когда-то очнулся в страхе. Исчез и сам страх, ненужный и глупый, как детская игрушка, заброшенная за шкаф.
Теперь его мысли составляли прекрасную стройную систему. Причина, следствие, средства, цели. Мир вокруг виделся как совокупность предметов, материальных явлений и манифестаций. Простота и односложность реальности дарила ощущение комфорта, сливавшееся с нирваной великого Ничто. Он спешил отправиться туда, куда вел голос Вендиго, чтобы поскорее изменить состояние предмета, тела или явления, а затем вернуться в стальную колыбель, к впивавшимся в тело проводам и электродам, приносившим еще больше спокойствия.
Иногда случалось так, что пустота отступала, впуская в умиротворенное тело кого-то другого. В этом чужаке слышался отзвук прежнего владельца тела, терзаемого эмоциями и страхами, незнакомого с великим ужасом и блаженством, что даровало Ничто. Только отзвук, слабое едва различимое эхо, но все же чужое, ненужное, добавлявшее к идеально простой реальности полутона и оттенки.
Чаще всего замена происходило в периоды долгой разлуки с колыбелью. Он знал, что Вендиго требует присутствия того, другого, и мирился. Ведь только от Вендиго зависело существование пустоты.
Время в идеально простой системе тоже отсутствовало. Но в целях работы по изменению элементов реальности приходилось оперировать единицами: секундами, минутами, часами. Он мог оставаться неподвижен днями, отсчитывая единицы перед совершением действия. Однако сейчас во времени не было нужды, ибо тело и разум ласкали нежные касания колыбели.
Только вместе со звуком шагов снаружи секунды вернулись.
— Ваши люди говорят, что наша машина работает отлично, и объект находится в превосходном состоянии.
— "Превосходное" — не тот термин, который следовало бы употреблять.
Он узнал второй голос. Вендиго.
— В отношении этого мальчика важны лишь два простых значения. Работоспособен или нет.
Колыбель раскрылась, впуская в мир ослепительный белый свет. Провода в теле дернулись, готовые убраться по велению кнопки. Он почувствовал, как тело желает моргнуть, но не стал тратить время на ненужное движение.
Вендиго стоял напротив на фоне белоснежной стены, на которую падал свет множества ламп. Рядом с ним находился мужчина с азиатским лицом. Незнакомый человек пребывал в состоянии нервного возбуждения, но старался это скрыть мимикой и самоконтролем.
— Знакомьтесь, это Роджер. Один из первых рабочих прототипов, обкатанный в деле.
— Что у него с головой?
— Всего лишь небольшая временная мера. На последней операции его потрепали, и мы решили слегка усовершенствовать, скажем так, аппаратное обеспечение. Судя по отсутствию жалоб, вы тоже сможете монтировать мозги своим убийцам.
— Он может то же, что и ваши помощницы?
— Он может намного, намного больше. Те, кого вы видели — всего лишь трикстеры. Этот мальчик, друг мой, может съесть их без соли.
— Еще сильнее? Никогда бы не подумал.
— "О, сколько вам открытий чудных готовит просвещенья дух!" Скажите, дорогой Фэй Пан, вы считаете, что По остаточно впечатлен той маленькой демонстрацией?
— Он человек практичный. Кровь мог пощупать и попробовать.
— Но?..
— Но практичность в По граничит с приземленностью. Он не поверит в оружие, которого не видел.
— Что ж, значит, я снова не ошибся, когда решил заглянуть к Роджеру. Фэй Пан, друг мой, пригласите господина По на следующий тур ваших состязаний.
— Устроители редко лично присутствуют на боях.
— А вы пригласите. И скажите, чтобы он в свою очередь пригласил всех, кто может оказаться нам полезным.
— Всех?
— Не нужно каждый раз переспрашивать. Всех — значит, всех.
— Комиссар полиции вряд ли почтит нас своим присутствием.
— А вы очень настаивайте.
— Разве стоит так светиться?
— Дорогой Фэй Пан, вы ведь так ничего и не поняли.
Он слушал разговор, не пропуская слова через призму понимания. Вендиго в последний раз бросил взгляд на тело в колыбели, подмигнув, и обернулся к китайцу.
— У Гонконга большое будущее. И будущее это определю я. Вы человек умный и первым решили запрыгнуть в мою лодку, чтобы отправиться в дивный новый мир. Так не жадничайте. Поделитесь билетом с братьями по разуму, со всеми ворами, убийцами, плутами и негодяями, сидящими в мягких креслах.
