Пламя во тьме (полный текст)

— Ни о чем не беспокойтесь, моя госпожа. Я знаю не один способ, как совладать с колдовскими тенями, мне только нужно немного времени на подготовку. Предлагаю вам встретиться у покоев мага в девять часов вечера.

В означенный час королева и жрица сошлись у покоев Рейстлина на тридцатом этаже пирамиды. Вид мрачного каменного коридора, тускло освещаемого факелами, сразу намекал на сильную неприязнь хозяина к визитерам. Когда Дэйнерис приблизилась к дверям, Мелисандра уже ожидала ее там. Жрица держала в руке факел, в глазах ее танцевали рубиновые отблески пламени. Эти демонические очи, подобные красному закатному зареву, что льется сквозь туманный морок у горизонта, встретили Матерь Драконов долгим, пристальным взглядом.

— Рейстлин и в самом деле надежно оградил себя от незваных гостей, кхалиси, — изрекла Мелисандра. — Если вы хотите, чтобы я ему помогла, сначала мне понадобится ваша помощь.

— И в чем же заключается помощь? — насторожилась королева.

Жрица приблизилась к Матери Драконов на шаг. Мелисандра была значительно выше ростом, чем Дени, но смотрела на нее отнюдь не свысока, а, скорее, наоборот, с почти подобострастным обожанием. Девушка почувствовала сладкий аромат, окружающий колдунью, аромат столь проникновенный, что его запечатлело не только обоняние, но вся поверхность кожи.

— Не в моей власти снять защитные чары, которыми магистр оградил свое убежище, — негромко проговорила жрица, — но все же существует способ их обойти. В отличие от меня, вы можете вступить в покои Рейстлина беспрепятственно — похоже, он в известной степени вам доверял... Чтобы обмануть чары, мне понадобится частица от вашего жизненного огня.

Предложение Мелисандры внушило королеве неприязнь: Рейстлин когда-то предостерег ее, что колдуны крови способны красть чужую жизненную силу.

— Звучит не слишком заманчиво, — с подозрением нахмурилась Дэйнерис.

Красная женщина ответила без улыбки:

— Боюсь, моя госпожа, иного способа не существует. Быть может, пока мы медлим, последние песчинки в песочных часах падают на дно. Если вы намерены спасти Рейстлина, вам придется довериться мне.

Матерь Драконов, поколебавшись, нехотя кивнула в знак согласия и сухо уточнила:

— Что я должна сделать?

Манящая улыбка вновь заиграла на алых губах Мелисандры.

— Просто не двигайтесь, — почти нараспев промолвила жрица, — и закройте глаза.

Дэйнерис исполнила указание. Она уловила шорох шелкового платья колдуньи: та одолела последний разделяющий их шаг. А затем на губах девушки запечатлелся поцелуй Мелисандры — мимолетное касание, едва уловимое, словно ветер от крыльев бабочки. Касание это отозвалось в теле Дени сильнейшим жаром, как если бы на нее повеяло раскаленным воздухом из распахнутой настежь печи. Но в следующий миг приятный жар ушел, и на девушку накатила волна тягучего мерзкого холода, от которого ее охватила невольная дрожь.

Мелисандра отступила назад, глядя на побледневшую Матерь Драконов со странным, порочным выражением, исполненным едва скрываемого удовольствия.

— Вот и все, моя госпожа, — усмехнулась она, — теперь мы обе можем войти. Прошу.

Двери казались накрепко запертыми, но когда колдунья коснулась массивных створок, они бесшумно поддались. За порогом царила полная темнота, и Матерь Драконов, собравшись с духом, шагнула в эту тьму вслед за Мелисандрой.

Магические слуги не нуждались в освещении, и единственным его источником служил факел в руках жрицы. Дени бывала в покоях Рейстлина множество раз — не счесть вечеров, которые она провела в столь полюбившейся ей элегантной и мрачной гостиной за беседами обо всем на свете. Но сегодня знакомые комнаты показались девушке странно чуждыми: ей было тягостно здесь находиться, вдыхать этот запах неведомых трав с тончайшим оттенком тлена. По крайней мере, вопреки ее опасениям, зловещие стражи не проявляли себя. Ни один звук не нарушал гнетущую тишину, кроме собственных шагов Дэйнерис и ее спутницы. Казалось, хозяин внезапно покинул жилище, оставив все вещи на привычных местах. Сердце девушки сжалось от страха: она невольно подумала, что если бы маг уже умер, и в спальне остывало его бездыханное тело, здесь все бы выглядело именно так, как сейчас... О нет, предположение было невыносимо ужасно — королева тотчас постаралась его отогнать. Рейстлин жив, и она не остановится ни перед чем, уплатит любую цену, чтобы снова сгореть дотла в колдовских опалах его очей.

Опочивальня мага находилась в дальней комнате — отдав пространство лаборатории и библиотеке, хозяин оставил совсем немного для отдыха. В сравнении с другими помещениями, где колдовские книги и артефакты были повсюду, убранство спальни имело вполне обыденный вид. Оно состояло из шкафа для одежды, нескольких полок с зельями — вероятно, теми, что маг принимал из-за слабого здоровья — и роскошной кровати, занимавшей большую часть комнаты. На постели лежал, облаченный в черную хламиду, сам Рейстлин Маджере. Чародей выглядел абсолютно истощенным, обескровленным, как если бы умирал от тяжелой раны. Его лицо, всегда казавшееся Дени по-особенному красивым, уподобилось недвижной маске, туго обтянувшей кости черепа. Тот, кто воплощал для Матери Драконов истинное могущество, ныне являлся лишь хилым, беспомощным телом: от пламени его, пылавшего так жарко, остался только пепел, последнее тепло которого неумолимо таяло.

Королева, стараясь не выказывать охватившей ее горечи, с напряжением в голосе обратилась к Мелисандре:

— Итак, мы на месте. Полагаю, теперь вам нужно его осмотреть?

Жрица деловито кивнула. Передав Дэйнерис факел, она медленно приблизилась к постели Рейстлина. Колдунья держалась настороже, точно опасалась, что со следующим ее шагом произойдет нечто скверное — однако ничего непредвиденного не случилось. Мелисандра встала у изголовья мага и возложила одну руку на его золотой лоб, а другую — на середину впалой груди. Она прикрыла красные глаза, ее красивое бледное лицо обрело отрешенное выражение. Дэйнерис услышала тихий, едва различимый шепот асшайского заклинания. Девушка с трепетом наблюдала за жрицей, ловила каждый ее жест, взволнованно ожидая вердикта. Впрочем, долго ждать не пришлось: уже через полминуты заклинательница крови убрала руки, отвернулась от мага и снова сверкнула очами-рубинами на королеву.

— Теперь мне все ясно, кхалиси. Но говорить о том, что я узнала, лучше не здесь. Предлагаю вам выйти на свежий воздух — по правде, в этих комнатах стоит ужасная духота.

Дени не возражала против ее предложения. Женщины покинули комнаты мага и, миновав коридор, вышли на открытый каменный балкон, который опоясывал ярус пирамиды. Ощущение высоты здесь было столь сильно, что обломок осеннего месяца, царивший в бархатно-синем небе, казался намного ближе и реальнее земли. Лик города далеко внизу являл собой не нагромождение кирпича, но эфемерный лабиринт из хрупкого серебристого света, тени и полутени. Матери Драконов сразу стало холодно, не столько от ночного воздуха, сколько от волнения перед несказанными словами колдуньи. Остановившись у кованой балюстрады, королева собиралась с духом, чтобы задать вопрос — но прежде, чем она решилась, Мелисандра заговорила сама.

— Правда покажется вам жестокой, кхалиси, но лгать я не стану: состояние Рейстлина очень скверно. Ни вы, я, ни кто-либо другой не в силах ему помочь. Магистр попал в ловушку на грани жизни и смерти, и, боюсь, переступить сию черту он может лишь в одном направлении.

От услышанного Матерь Драконов словно обмерла: в душе ее не осталось ничего, кроме боли и бескрайней тоски. Неужели тот, кого она любит, ушел навсегда?.. Черное горе душило Дени, как ледяная вода, проникшая в грудь утопающего, от нахлынувшего отчаянья ей хотелось разрыдаться. Но она бы не была королевой, если бы не умела даже в самые тяжелые минуты сохранять самообладание. Неимоверным усилием воли девушка заставила себя отрешиться от скорбных мыслей и судить о ситуации здраво.

— То есть, по-вашему, Рейстлин никогда не очнется? — голос ее едва уловимо дрогнул. — О нет, вы, верно, ошибаетесь. Вы ведь воскресили сира Барристана, когда он погиб, а маг еще жив — значит, случай не столь тяжелый. Не может быть, чтобы не было способа исправить положение.

Красные глаза пронзили девушку, подобно двум окровавленным лезвиям. Мелисандра спокойно, без тени сомнений и сожаления повторила свой ужасающий приговор:

— Все, что вам остается, кхалиси — это прервать его страдания. Если вы питаете к нему хоть каплю уважения, то не допустите, чтобы жизнь его продолжалась в виде столь жалкого существования.

Теперь, когда жрица сказала свое слово, все страхи королевы вдруг разом ушли. С неожиданной твердостью она заявила:

— По правде, миледи, мне не понятна ваша категоричность. Почему вы решили, что Рейстлина не спасти? Пусть это не в вашей власти — должен найтись кто-то другой, у кого достанет колдовской силы.

Чуть помедлив в мимолетной задумчивости, жрица внушительно изрекла:

— Я не сделаю этого вовсе не потому, что у меня недостаточно силы. То, что случилось с магистром, есть знак свыше, воля Владыки Света, и я не смею ему перечить. Вспомните о волшебном клинке, который я нашла на руинах Древней Валирии. Все валирийские мечи закалялись кровью, а Светозарный — первый и величайших из них. В крови ковалось оружие против Врага, и кровь заставит клинок пробудиться вновь. Азор Ахай был избран, ибо Владыка благоволит тому, кто готов отдать ему самое дорогое, и чем дороже жертва для просителя, тем большей милостью за нее воздается. Только ваша жертва разожжет пламень Светозарного. Вы пожертвуете любовью, как это сделал Азор Ахай — и с огненным мечом в руках повергнете Великого Иного, как Азор Ахай.

Речь колдуньи была преисполнена истовой убежденности. После нее на балконе повисла пауза, пронизанная острым напряжением. Королеву поразили не только слова красной женщины, но и то, что ее чувства к чародею не являлись для Мелисандры тайной. Насилу приведя воцарившийся в мыслях хаос к порядку, Дэйнерис заговорила медленно, осторожно взвешивая каждое слово:

— Вы хотите сказать, я должна убить Рейстлина? Принести его в жертву Красному Богу?

Жрица, глядя ей прямо в лицо, кивнула.

— Рейстлину Маджере все равно уже не быть прежним собой, — заявила она веско, — он никогда не разомкнет глаз, не вымолвит ни единого слова. Когда же вы исполните свой долг, его сила, его гордый дух перейдет в клинок. Вместе с вами он будет сражаться в решающей битве, и в нерушимом союзе вы одолеете Короля Ночи — участь, достойная лучшего из мужей. А в противном случае он обречен на пребывание в печальном забытье до конца своих дней.

Дэйнерис постепенно отходила от первого шока. После глубочайшего недоумения девушку объяло возмущение, которое разгоралось в ее металлическом голосе с каждым словом.

— Похоже, вы кое о чем забыли, красная госпожа. Я — Дэйнерис Бурерожденная, а не кузнец по имени Азор Ахай, который, возможно, жил, а возможно, и не жил вовсе восемь тысячелетий тому назад.

— Вы есть воплощенный Азор Ахай, — пылко возвестила Мелисандра. — Ночь темна и полна ужасов, кхалиси, но вы — то пламя, что рассеет тьму и обратит ужасы в прах, — чуть помедлив, жрица добавила более мягко, почти сочувственно: — Нести на плечах судьбы мира — нелегкое бремя... Знаю, сейчас вам горько, но когда вы осознаете всю важность ниспосланной вам миссии, горечь уйдет без следа.

Только теперь, впервые с момента знакомства, красная женщина открыла королеве свой истинный лик: фанатик, не признающий, не терпящий никаких решений и даже помыслов, бросающих вызов ее священным догматам. Дэйнерис испытала смутное ощущение раскрывшегося давнего обмана и от этого разгневалась еще сильнее.

— Судьба — игрушка для слабых, — она намеренно повторила излюбленное выражение чародея, — я не верю в нее, и вам я тоже не верю. Вы не хотите возвращать Рейстлина к жизни — что ж, да будет так: я обойдусь и без вашей помощи. Я брошу клич по восьми сторонам света, отправлю своих лучших агентов на поиски тех, кто искусен в магии и целительстве. Однажды я найду сведущего человека, который спасет моего друга — ну, а вы, миледи, глубоко разочаровали меня. Я-то думала, вы знаете: это ваша вера служит мне, но никак не наоборот. Я никогда не кланялась вашему богу и не присягала его заветам. По правде, я плевать хотела на легенды и пророчества, а равно и на ваши домыслы о том, что я должна, а что не должна делать.

Мелисандра отступила на полшага, глядя на Дэйнерис с выражением, которое доселе никогда не проявлялось на ее безупречном лице — самоуверенность жрицы явно поколебалась.

— Из ваших уст звучат его слова, — почти с испугом прошептала она, — слова, пропитанные ядом страшного греха. Во имя Красного Бога, неужели гордец и безбожник успел вас опутать своей паутиной лжи? Он затмил ваш взор, и теперь вы не в силах увидеть истину... Вы слепы, преступно слепы, моя госпожа — но в этом его вина, его преступление, а не ваше.

Королева, с холодной враждебностью скрестив руки на груди, отчеканила:

— Вы забываетесь, миледи — никто не смеет говорить со мной таким тоном. Я нахожу ваш неуемный фанатизм не только раздражающим, но и опасным. Излишне рьяная вера лишает здравомыслия — а между тем, верховный жрец Миэрина должен быть здравомыслящим человеком. Я желаю, чтобы вы собрали свои вещи и в ближайшее время покинули Великую Пирамиду.

Мелисандра, столь внезапно впавшая в немилость, оторопела. Утратив весь свой праведный пыл, красная женщина безмолвно взирала на госпожу, которая ее отвергла. Впрочем, жрица почти что сразу приняла привычный царственно-невозмутимый вид. На лицо ее возвратилась улыбка, но теперь за улыбкой этой скрывалось нечто неприятное, опасное — она больше походила на холодный оскал.

— Вы допускаете ужасную ошибку, кхалиси. То, что должно, свершится рано или поздно, так или иначе — бессмысленно избегать предначертанного. Сколь бы пламенно вы ни чаяли изменить судьбу, Рейстлин Маджере уже обречен.

Заклинательница теней хотела, было, добавить что-то еще, но королева, окончательно разъярившись, выкрикнула с гневом до хрипоты в голосе:

— Вон! Вон из моего города, красная шлюха! Убирайся в седьмое пекло, и меч свой с собой захвати!

Злоба драконьей королевы была поистине страшна: взгляд ее разил темными молниями, весь ее облик говорил, что она готова немедля убить Мелисандру собственными руками, если та посмеет издать еще хоть один звук. Красная женщина, как и любой другой на ее месте, не стала испытывать судьбу. Не прощаясь и не оборачиваясь, она со всей возможной поспешностью удалилась прочь.

Провожая жрицу тяжелым взглядом, Дэйнерис постепенно переводила дыхание. Она уже не чувствовала холода — напротив, от гнева ее объял лихорадочный жар. Королева и сама не ожидала от себя столь сильной вспышки ярости. Слишком долго она, как подобает политику, сдерживала эмоции, но сейчас, похоже, чаша ее терпения переполнилась окончательно.

Через несколько минут Матерь Драконов, почти успокоившись, покинула балкон. В голове у нее сложился вполне продуманный план — завтра она займется поиском ученых, мейстеров и целителей, способных помочь Рейстлину. А сегодня ночью королева будет летать на драконе, пока бешеный встречный ветер не заставит ее позабыть о боли и грусти, по крайней мере, до грядущего утра. Но прежде, чем позвать своих детей и отправиться в полет, Дени озаботилась еще одним делом. Она поднялась на тридцать третий этаж пирамиды и постучалась в маленькую келью, которая принадлежала сиру Барристану Селми.