— Нет. Только те, кому надо знать ради безопасности Кэда.
Дарман помедлил, рассеянно глядя на койку и начал пристегивать бронепластины.
— Значит, все, кроме меня и команды.
У Этейн не было причин думать, что он мог причинить ей вред, но как и у всех очень сильных, очень мускулистых мужчин, вид у него мог быть и успокаивающим и угрожающим, и сейчас он необъяснимо пугал ее. Дело было в тишине — во всех смыслах, в отсутствии звука и в отсутствии эмоций в Силе. Он поднял шлем, а затем, словно передумав его надевать, сунул его подмышку.
— Дар, когда ты будешь готов об этом поговорить… — начала она.
Он обернулся от дверей.
— Я просто хочу немного пройтись. — хрипло ответил он. — Слегка соберусь с мыслями.
Она вслушивалась, затаив дыхание, пока наконец не перестала слышать его шаги в коридоре. Потом она включила комлинк и вызвала Скирату, чтобы сказать ему что она сделала.
Глава 8
«Разумеется, клоны страдают. С чего вы взяли, что это не так? Они находятся на войне больше двух лет без перерыва, и это тяжелая война. Вопрос не в том — проявится ли боевой стресс, вопрос в том когда он проявится; если бы ВАР была набрана из обычных людей, у вас бы сейчас просто не было действующей армии. Клон—солдаты — это оптимизированные люди, и во всей популяции лишь два процента могут быть настолько жесткими, выносливыми и агрессивными, как они. Но ломайте их так вот день за днем, не давайте им передышки, не давайте им выспаться, не обеспечивайте их поддержкой и не давайте возможности выпустить пар — и даже они, в конце концов, сломаются.
Доктор Мидж Гиламар, Куэ'валь Дар и медицинский советник бригады СО, комментируя заявление Министерства Обороны Республики о том, что клоны, в отличие от прочих людей, не подвержены боевому стрессу, потому что они не знают иной жизни, и были рождены для боя.
Общая палуба «Н», станция ВАР «Нерриф», время — 1910 ГСВ, 996 дней после Геонозиса.
Достоинства полностью закрытого шлема сейчас были как никогда очевидны для Дармана. Он мог сидеть и кипеть от злости, на виду у любого проходящего мимо солдата, и пока он не пошевелится — никто ничего не заподозрил бы.
В этих временных казармах уединения почти не было. Команда «Омега» набилась в открытую каюту на четверых, изображая картину спокойствия и отдыха, но внутри их бу'шей открылась тайная арена для тяжелого разговора. Единственным ее недостатком была необходимость подавлять реакции тела; но это было умение, которое осваивали все клоны, с того момента как понимали что они могут укрыться в своей броне и создать личное пространство, куда не смогут вторгнуться каминоанцы. Дарман хотел бы знать — многим ли джедаям—генералам было известно, что привычное «Вас понял…» не имело ничего общего с комментариями, которыми обменивались братья по закрытой связи, вдали от офицерского слуха.
— Шаб, Дар, что ты собираешься делать? — поинтересовался Атин.
— Не знаю. — За прошедший час он не придумал ничего, кроме этого. Он даже не знал — злится ли он. Самым близким к этому, что он мог вспомнить — это было ощущение, которое пришло когда Джай, Вин и Талер разом погибли в скоротечной и безжалостной невидимой схватке — неверие, оцепенение, физически ощутимая боль в груди и полная неспособность думать здраво. — Я просто не знаю.
— А ему и не надо ничего делать. — Найнер вошел в роль сержанта, пытаясь быть гласом рассудка в смутное время. — Он тут ничего сделать не может. Ребенок — существует. За ним присматривают. Уставов, которые бы говорили, что он не может быть отцом ребенка — нет. И Этейн не требует с него кредиток на ребенка, верно? Так что все, что ему надо — это смириться с фактом, что ей до криффа приспичило завести от него ребенка, и она не собралась ему рассказать.
— Ну, тогда ничего особенного. — сказал Атин сложивший руки на груди. Поза была удобной, для того чтобы не делать жестов, которые могли бы дать чужакам понять что тут что—то происходит. — Он просто может чувствовать себя преданным. Он может с этим справиться.
Во время разговора Корр держал рот на замке. Он мог быть невыносимо разговорчив на менее личные темы, но он знал когда остановиться. В такие моменты Дар чувствовал как в Корре проступает настоящая суть. И он все больше был ему благодарен за это.
Дарман безрассудно влез на ту территорию, о которой раньше не смел и думать.
— Кэл'буир знал.
— Угу. Но ты же говорил, что Этейн окажется в серьезном осике, если джедайская полиция нравов ее сцапает. — Найнер явно намеренно подбирал смягчающие обстоятельства. — Разве они не забирают детей—джедаев? У нее были свои причины.
Но она рассказала ему, и Кэд не оказался в меньшей опасности. То, что ребенок был чувствительным к Силе, или как там они это называли — было предположением. Это не делало его джедаем. Дарман хотел бы услышать несколько здравых слов от Джусика. У него нашлись бы ответы; и даже если бы не нашлись — он все равно подобрал для ситуации бы несколько мудрых слов, которые могли бы заставить Дармана увидеть в этом светлую сторону и собраться с духом. Он поразился тому, что ему не пришло в голову в первую очередь излить душу Скирате.
— Дар. — деликатно поинтересовался Корр. — Разве ты не хотел ребенка?
— Да, хотел. — это вырвалось само. — Не думал, что меня это заинтересует… но он мой. Это значит, что мне нужно делать что—то большее, чем просто сидеть тут. Не могу это внятно описать… Я знаю только, что это важно. Это сделало меня чем—то иным…
Обычные люди росли, зная что такое семья и что такое родители, даже если у них этого не было. В полностью искусственном мирке Дармана на Камино, за те несколько лет, что в основном сформировали его, Дарман узнал кое—что важное — что есть такая штука как отец, и Кэл Скирата заполнил эту прореху в его жизни. Время от времени он видел Джанго Фетта и его сына, и он знал что выращен из клеток этого человека, но он никогда не чувствовал такой привязанности к нему, какую он чувствовал к Скирате. Люди были точно такими же существами, как и любые другие в галактике. У них были инстинкты размножаться и заботиться о своем потомстве, а люди, которых клонировали и вырастили в пробирке, в этом отношении ничуть не отличались от прочих.
— Готов поспорить — Ко Сай потрясло бы, что ее предсказуемые клон—единицы ведут настолько насыщенную жизнь. — заметил Корр. — Ей бы это совсем не понравилось.
— Да, жаль что она сдохла. Было бы здорово на нее посмотреть.
Найнер раздраженно цыкнул зубом.
— Ну вот, ты можешь забыть про реальные проблемы, а мы можем вывести тебя из плохого настроения. Как всегда. «Водэ Ан», да?
На самом деле Найнер ошибался. Он здорово ошибался. Дарман был в положении, которого он не знал никогда прежде, и дело было даже не в том, что он внезапно узнал, что где—то есть его ребенок. Дело было в доверии. Галактика была полна лжи, и даже его работа была изрядной частью построена на обмане, но до сих пор было кое—что, что он считал надежным, то что не могло его подвести, где он чувствовал себя в безопасности.
И это было связано не с Этейн.
Кэл'буир.
— Он знал. — проговорил Дарман. — Но так и не сказал мне.
— Кэл? — поинтересовался Корр.
— Почему он мне не сказал?
— Потому что знал, что тебя так вот придавит.
— Разве у меня нет права знать? Я про то, что он всегда говорил что я человек, имеющий право распоряжаться своей жизнью, но теперь — он решил что для меня хорошо и что нет.
Его оборвал Найнер.
— Оставь его в покое. Это же не Кэл'буир залетел и молчал об этом.
— Ладно, если у него была причина мне не говорить, то он либо считал меня чересчур глупым чтобы с этим справиться, либо считал что проблемы Этейн более важны. Не потому же, что я мог бы разболтать всем и каждому, верно?
— Или, — заметил Найнер, — может быть, он решил что поскольку ты и Этейн два взрослых человека — он не будет лезть в ваши личные дела.
Это было разумно. Найнер всегда говорил разумные вещи. Но Дармана это ничуть не успокоило. Он чувствовал что, наконец, нашел здравые мысли среди тумана мучительных эмоций, и три из них нависали над ним, как скалы: что ему не доверяли те, кого он любил, и кому доверял; что теперь он не знает, сможет ли он им доверять, и что у он испытывает не имеющее названия, неопределенное и отчаянно—животное желание видеть своего сына, пусть даже он и не знает, что полагается делать отцу в его положении.
Что ж, он может с этим справиться. И он знает, что такое отцовство. Он считал, что у него уже есть лучший образец для подражания в лице Скираты; пусть даже сейчас его и терзали сомнения на эту тему.
Он проверил входящие передачи на своем ВИДе. Если он не хотел — или не мог — отвечать по голосовому каналу, то данные сохранялись в текстовом виде для последующего просмотра. Скирата пытался достучаться до него по защищенному линку. Этейн только что оставила напоминание, что они отправляются на Тройной Ноль (Корускант, Корри, Трип Зип — как бы его ни называли, прямо сейчас Дармана это не интересовало) в 0600 ГСВ.
Он не собирался ругаться с ними. Он просто еще не разобрался, что же он хочет сказать, и тем более — как он будет реагировать на ответы.
— Все будет в порядке, Дар. — тихо сказал Атин. — С женщинами так и получается — то взлет то падение. Мы все узнали бы это, шаг за шагом, если бы мы были рождены на Корри, стандартным путем.
Дарман был склонен прислушаться к Атину. Найнер в отношении женщин был просто мастером—теоретиком, а интрижки Корра, благодаря влиянию Мерееля, длились не дольше его пребывания в городе. А у Атина была Лазима, и он знал в этом толк, пусть даже ему и не придется беспокоиться о том, что где—то есть ребенок, о котором он не знает.
— Обычно всё оказывается куда проще. — проговорил Найнер, но тон у него был такой, будто он больше уговаривал самого себя.
Так бывает. Но сейчас жизнь не была проста, и Дарман оценил какое это редкостное счастье — оставаться в неведении.
Взросление, со скоростью вдвое больше естественной, причиняло боль куда разнообразней, чем ему казалось раньше. Оно не дало ему времени зачерстветь сердцем.
* * *
Гимнастический зал, Казармы Арка, время 0630, 997 дней после Геонозиса.
Вэу выглядел вновь вернувшимся в родную стихию. Скорч подумал бы, прежде чем сказать «сиял», про такого жесткого старого чакаара, как его сержант, но у того впервые за много лет явно проступил румянец на щеках.
— Думаешь это больно? — хмыкнул Вэу. Он прижал какого—то невезучего солдата к полу в слезовыжимающем захвате. Ди'куту надо было дважды подумать, прежде чем вызываться добровольцем на демонстрацию, но он явно не знал Вэу, и думал что имеет дело со старым хмырем. Так и было. Но Вэу был старым хмырем, который держал себя в форме, и много знал о боли. — Нет. Вот это — больно.
Солдат взвизгнул. Чтобы добиться такой реакции от таких, как он — надо было немало постараться. Может они и были мясными консервами, но они были такими же жесткими, как любой ЭРК или коммандо. Скорч больше не мог смотреть. Он окликнул Вэу, больше из—за собственных воспоминаний, чем из—за срочности Зеевского вызова или желания прекратить мучения солдата. Техника Вэу звалась «Келдабским рукопожатием», но руки в этом участвовали лишь отчасти.
— Серж! — крикнул он. — Серж, генерал Зей шлет свои поздравления и хочет увидеть вас немедленно.
Вэу выпустил деликатную часть солдатской анатомии и парень перекатился на бок, временно выведенный из строя. Ну, теперь он, как минимум, узнал как одним захватом вывести из строя противника—человека. Сидевший у кромки поля Мирд следил за ними, время от времени позевывая с видом «я на все это уже насмотрелся».
— Тащись в медотсек и хорошенько это запомни, ад'ика. — скомандовал Вэу, одергивая помятую одежду. Без брони он выглядел не так опасно. Внешность была обманчива. — Мирд, присмотри за ними, и убедись что они не сачкуют. Вы, все — когда я вернусь, я хочу видеть, что вы можете выдавить друг другу слезу. Ясно?
Хор был нестройным
— Да, серж.
— Великий Даракаэр Ирмену, я лишился слуха за свои грехи. Я сказал — ясно?
— Да, Сержант! — рявкнули они.
Вэу выглядел удовлетворенным — на время. В компании Скорча он направился по коридорам к офису Зея, распространяя запах свежего пота и бактовой мази.
— Вы снова в составе бригады, серж? — поинтересовался Скорч.
— Нет. Все еще в статусе гражданского. — Вэу чуть хмурился, что явно не было связано с его текущим занятием. — Так я могу сказать Зею, куда ему засунуть его приказы, не чувствуя ущерба для моего профессионального самоуважения. Армия, где не исполняют приказы — это толпа.
Скорч слышал все это раньше. Это было похоже на молитву, и он знал ее по строкам.
Армия, где не исполняют приказы — это опасность для своих же граждан.
Армия, где не исполняют приказы — это мертвая армия.
— А вы когда—нибудь не исполняли приказы, серж?
— Только когда они были недопустимыми. И это не всегда легкий выбор, особенно когда выстрелы уже подпаливают тебе волосы в носу. Я бы с удовольствием поставил перед таким выбором законников, которые начинают обсуждать это годы спустя и сидя на толстых шебсах. — Вэу и в лучшие времена не был разговорчивым человеком; возможно это была скрытая его сторона, та, которую редко видели команды. — Как у тебя дела?
— Простите серж, можно еще раз?
— Я все слышал и видел. Нет позора в том, чтобы однажды сорваться. Особенно на такой дурной войне как эта.
Похоже, никто не умеет держать язык за зубами.
Но проболталась, скорее всего, Этейн а не команда. Никому из них и в голову не пришло бы сказать Вэу, что ему нужно немножко заботы. Прежний Вэу задал бы ему хорошую выволочку за то что он устроил в Хадде — за дурацкий риск, эмоциональные порывы и потерю самообладания в сложной ситуации. Сегодняшний Вэу выглядел чуть более снисходительным, и это само по себе уже тревожило. Скорч задумался — не стало ли его ощущение реальности хуже чем ему кажется.
— Устал немного. — ответил Скорч. — Вот и все. Скоро переводят на Кашиийк. Пробудем там, наверное…
— Знаю, и я хочу видеть тебя в своей квартире в восемнадцать ноль—ноль, договорились?
У Скорча что—то перевернулось внутри.
