Интервенция

— Вон тот, в кожанке кто-то из этих... Из большевиков. Он во дворец ходил на переговоры, — пояснил кто-то из солдат.

Моряк пригляделся.

— Э, нет, я этого знаю. Это наш, анархист. Он-то как раз наш экипаж и разагитировал, после его приезда в Кронштадт мы и приняли решение присоединяться к тем, кто на Питер двинули.

Между тем троица приблизилась к костру.

— Ну, что? — Послышалось несколько голосов.

— Да вот ведь какая незадача, товарищи. Мы юнкеров почти уже уговорили. — Ответил анархист, оказавшийся вблизи молодым парнем, явно из образованных. — Юнкера, понимаете, уже почти согласились убраться. У них тоже не особенного желания защищать Временное правительство. Да и понимают они, что отбиться не смогут. И все вроде шло хорошо, да тут вдруг какой-то офицер выскочил, испортил все. Сказал, что если мы не уберемся, они нас пристрелят. Мы и убрались.

Между тем у костра стало очень людно. Из темноты подходили все новые и новые вооруженные люди, желающие послушать вести с той стороны. Новость начали обсуждать.

— Так что? Двинем на них? А, братва? — Подначивал всех матрос. Ему явно было наплевать на торчавшие из баррикад у Зимнего пулеметы. Да и на все ему было наплевать.

— Пожалуй, другого выхода нет, — согласился анархист.

Однако столпившиеся солдаты как-то не очень горели желанием идти на штурм. В ответ на призывы анархиста и присоединившегося к нему матроса они все больше переходили с места на место, высказывались в том смысле: а может, еще раз кого-нибудь послать поговорить... Красногвардейцы были активнее, но тоже как-то больше на словах. В общем, лезть под пулеметы ни у кого особого желания не наблюдалось.

— Слышь, браток, а что в Смольном-то думают? — Спросил матрос анархиста.

— Что думают? Военно-революционный комитет принял решение штурмовать Зимний. А ты вон им прикажи! Они в окопах настрелялись. А там, у дворца, пулеметы. Я своими глазами две штуки точно видел.

Раздался шум моторов, и со стороны Невского показались три грузовика "Рено". Они были набиты плотно стоявшими в кузове вооруженными штатскими, на рукавах которых виднелись красные повязки. Сгрузившись с машин приехавшие сбились в беспорядочную кучу.

Увидев их, анархист оживился.

— Во! Красная гвардия с Невской заставы. Это боевые ребята. Попробуем начать с ними.

Штатские, прибывшие с Невского завода, и в самом деле оказались более воинственно настроенными. Решение о штурме им было известно, теперь они рвались в бой. Осталось только навести хоть какой-нибудь порядок. Потому что с дисциплиной и у невских красногвардейцев были явные нелады. За наведение порядка взялся матрос, который оказался не таким уж и раздолбаем.

В общем, через некоторое время народ, скопившийся вокруг дворца, зашевелился. Первыми двинулись через площадь красногвардейцы, затем потянулись и остальные. Шли впрочем, не очень резво — и успели беспрепятственно протопать половину пути, когда от дворца ударил пулемет. Джекоб ткнулся мордой в камни, рядом бухнулся матрос. Залегший в двух шагах солдатик, стал палить в сторону дворца, как в белый свет — не поднимая головы, судорожно передергивая затвор винтовки. Над головами весело посвистывали пули.

— Фонарь грохните! — Послышался хриплый голос.

То ли его услышали, то ли кто-то своим умом дошел — но бухнуло несколько выстрелов, и свет погас. Штурмующие стали раком отходить обратно. Хотя, судя по всему, из пулемета били всего лишь для острастки, поверх голов.

Вернулись на исходные позиции.

— Что за чертовщина! — Бормотал матрос, отряхивая свой бушлат. Так мы до зимы тут будем торчать.

— А там ведь, говорят, в подвалах вина полно... — Подал голос невесть откуда взявшийся скользкий тип, при виде которого возникало желание поберечь карманы. — И вот что я скажу, ребята. Что вы, как дурни, ломитесь через майдан? Вон там улица узкая.

В самом деле, почему-то никому в голову не пришла самая простая мысль. Зачем переть через широкую площадь, если с той стороны дворцовый комплекс находился на узенькой Миллионной? Отряд под командованием анархиста и примкнувшего к нему матроса, который, судя по всему тоже принадлежал к "черным", двинулся в обход.

...Отряд прошел на набережной Мойки, быстро пересекли Миллионную. И тут обнаружилось, что в зданиях дворца, кроме главных подъездов, имеется еще множество дверей. В одну из них и вломились, благо ее никто не охранял — и оказались в каких-то непонятных помещениях, состоявших из узких длинных коридоров и множества комнат и комнаток.

Эта часть дворца была погружена в полный мрак. Проникнувшие во дворец люди переходили из помещения в помещение. Их, этих самых помещений, было как собак нерезаных, а потому вскорости все потеряли представление, где они находятся и куда им теперь идти. Народ постепенно тразбредался по огромному зданию, вокруг анархиста остался лишь небольшой отряд человек в двадцать. И тут вдруг откуда-то грохнул орудийный выстрел. И еще несколько — значительно ближе. Потом начали стрелять из винтовок откуда-то, наверное, со стороны площади.

— Спасайся, кто может! — Завопили откуда-то из темноты. — Это казаки из Гатчины подошли!

Откуда этот тип узнал, кто и откуда подходит, если и соседа было плохо видно, никто выяснять не удосужился. Паника охватила людей, затерявшихся в недрах огромного здания. Красногвардейцы ринулись к выходу. Вернее туда, где, как они думали, был выход. Или ничего не думали — но все равно куда-то побежали. Джекоб, матрос и анархист оказались увлечены общим течением. Некоторое время они метались по коридорам и комнатам, пока, наконец, не выскочили в какую-то дверь — и снова не оказались на Миллионной.

Вокруг все снова было тихо.

— Да что там происходит, — сказал матрос и выдал малый петровский загиб. Что делать-то будем?

Тут откуда-то со стороны Мойки показалась группа матросов. Они были так же увешаны с ног до головы оружием, вот только банты на бушлатах у них светились красным. И двигались они не беспорядочной толпой а более-менее организованно.

— Эй, братки, что там? — Спросил их матрос-анархист.

— А ничего такого! Это "Аврора", ну крейсер, что за мостом стоит, с какой-то дури бабахнул. И с крепости вдарили несколько раз, чтобы там, во дворце, не рыпались.

— А на площади что палить начали?

— Да, наверное так, с испугу... Или сдуру.

— Так что нет никаких казаков?

— Какие на хрен казаки? Тут один из Смольного примчался на моторе, орал как пожаре. Говорит, давайте быстрей, берите этот чертов дворец, там, дескать все уже устали ждать.

— Легко им там приказывать... Они там решения принимают, а мы отдувайся... — Проворчал матрос-анархист. Да ладно, черт с ними. Пошли что ли, братва?

Всем было стыдно за свой беспричинный испуг — а потому красногвардейцы, при поддержке подошедших матросов, поспешно ринулись в дверь, откуда недавно так стремительно вываливались. На этот раз двигались более умно. Нашли лестницу наверх — и вскоре оказались в парадных залах на втором этаже. На этот раз двигались вдоль окон, выходивших на Неву. Чтобы снова не заблудиться. Первых юнкеров они встретили, продвинувшись уже достаточно далеко. Из было трое. Увидев прущую на них революционную братву, они нет стали проявлять героизм, а мигом подбросали побросали винтовки. Тем временем во дворце стало шумно. Видимо, не один их отряд оказался таким умным. Дверей было множество, и почти ни одна из них не охранялась. Да и те, что охранялись... Никто не из юнкеров не хотел умирать. Так что штурмующие вскоре заполнили дворец. Где-то бахнуло пара выстрелов. Потом за окнами грохнула граната... Вскоре во дворце стало очень людно. Никакого сопротивления штурмующие не встретили. Вообще никакого. Несколько групп сопляков в юнкерской форме, попавшийся на пути, тут же бросали винтовки и старательно тянули руки вверх. Их даже особо не били. Так, дали пару раз по шее, мстя за собственную досаду — за то, что долго возились из-за плевого дела.

— Кажись, все сделали, — подвел итог матрос. И дел-то было! Стоило столько времени топтаться.

— Это верно. Теперь бы всех их еще как-нибудь обратно выпихнуть, — вздохнул "образованный" анархист.

...Через два часа все было кончено. Никакого организованного сопротивления никто так и не оказал. Хотя где-то и постреливали. Гораздо труднее было выталкивать обратно тех, кто успел проникнуть во дворец. Анархист из образованных бегал по залам и что-то кричал о "народном достоянии". Самое смешное, что его даже слушались. Даже матрос, недавно грабивший какой-то ресторан, проникся похожим настроением — и подталкивал набежавших солдат и прочую публику к выходу.

— Ребята, нечего тут... Богатых домов полно. А это — пусть в Смольном решают, что и как. Мы ж не вяземцы какие.

На выходах стояли суровые латыши и не менее суровые солдаты бронедивизиона, затянутые в черную кожу. Они деловито изымали то, что по ходу дела прихватили революционные массы. Возле выхода на Дворцовую уже выросла высокая куча всякой всячины — шкатулки, портьеры, часы и еще всякая-разная мелочь.

На площади же шло представление. Толпа, состоящая по большей части из солдат и матросов, образовала узкий проход, по которому под конвоем выталкивали каких-то перепуганных интеллигентов. Наверное, это и было то самое Временное правительство. Матрос, таща "самокатчика" за собой, протиснулся в первые ряды — как раз когда мимо следовал какой-то нервный господин в пенсне.

— У-у! — Матрос скорчил жуткую рожу.

Господинчик отшатнулся.

— Мы... Мы требуем гарантии безопасности от этой толпы! — Запищал господинчик.

— Все нормально, ничего они плохого не хотят, — не без юмора ответил невесть откуда возникший анархист. Теперь он достал из кобуры свой маузер и имел очень боевой и самоуверенный вид. — Вы, видимо, господа, просто никогда не видели близко народа. А ведь туда же — править вздумали...

Собравшиеся, хоть и в самом деле, корчили разные рожи, были настроены добродушно, им хотелось, скорее, повеселиться, чем причинить кому-тот вред.

Потом началось более интересное.

— Гляди! Бабы! — Изумился матрос.

И в самом деле, из дворца потянулись тетки и девицы, одетые в военную форму — и даже с погонами. Одни из них были явно напуганы происходящим, а другие — строили глазки направо и налево.

— Ребята, а это чё такое ? — Спросил кто-то в толпе. И тут же услышал пояснение.

— А это вроде как женский ударный батальон, Бочкаревой, они тоже Зимний охраняли.

— Флот всегда впереди! — Рявкнул матрос и, метнувшись вперед, выдернул из-под носа конвойных двух весьма симпатичных девиц.

— Эй, ты тут насилие не разводи! — Попытался встрять солдат бронедивизона, из конвоиров.

— Какое насилие? Правда, девчонки?

Те и в самом деле, разглядев удалого морского волка, девицы улыбались отнюдь не испуганно, а совсем даже наоборот.

— Ну что девчонки, как вы относитесь к тому, что анархия — мать порядка? — Спросил он.

— А у вас все такие? — ухмыльнулась она.

— А вы думали! Эй, самокатчик, айда, погуляем за счет буржуев. В том ресторане, где я утром был много еще чего осталось. Революция до утра подождет...

— Эй, шеф, посыпайтесь. — Над Джекобом склонился Риккардо. — Тут интересные дела. Вроде как — в первый раз в качестве врагов с людьми столкнулись, а не черт-те с чем.

Ага, рано радовались. Направляясь к месту происшествия, Джекоб испытывал не то, что бы радость, но некоторое облегчение. Люди — это все-таки понятно. Хрен с ними, пусть даже они и в самом деле используют тут какую-то чертовщину. Но появление людей дает шанс добраться до какого-то ихнего центра. Магической башни или что там у них.

Но дело оказалось не таким простым.

Случилось происшествие возле все той же Сенной площади. В семь утра патруль услышал крики, доносившиеся из одного из дворов домов на берегу канала. Кричали по-английски — и в крике слышалась смертная мука. Солдаты ринулись во двор. Под низкой аркой в луже крови лежали три человека в американской военной форме. Их головы были разрублены мощными ударами. Один из солдат был жив.

— Этот парень стоял в арке, — хрипел умирающий. — Он на плохом английском предложил нам что-то купить, нечто очень ценное. Мы зашли. Он протянул нам какой-то сверток. Джек стал его разворачивать — и тут этот парень выхватил топор и с жуткой скоростью повали нас всех. Я стоял в стороне и попытался уклониться... А парень тут же ушел вон в ту арку...

— Вот что он говорил, слово в слово. — Пояснил Джекобу сержант, командующий патрулем. — Еще он успел сказать, что парень по виду — типичный ботаник. Длинный, тощий, очень плохо одетый, в длинном очень поношенном пальто неопределенного цвета. Но дело-то вот в чем. Парень и в самом деле ушел туда, куда показал солдат. В грязи следы остались. Но там... Впрочем, пойдемте, сами увидите.

Трупы уже убрали, но лужа крови осталось. Двор был абсолютно пуст, в нем никто не жил. А вот за аркой... Там был маленький прямоугольный двор, который запирала глухая стена высотой метра в четыре. Несколько окон, выходящих на этот задний двор, были забраны решетками. Уйти отсюда было просто некуда.

Джекоб недоуменно покрутил головой. Дело было даже в непонятном исчезновении убийцы. Загадок уже накопилось столько, что одной больше, одной меньше... Дело было в другом. В памяти шевелилось что-то мучительно знакомое. Ведь что-то такое он где-то встречал... Подсказка пришла от Васьки.

— Интересно, это был тот самый перец, который старушку-барыгу грохнул? — Жизнерадостно спросила она.

Вашу мать! А ведь все идеально подходит. Плохо одетый "ботаник" с топором. Живущий где-то возле Сенной площади. Знакомое дело. Благо, "Преступление и наказание" в Америке те, кто полагал себя интеллектуальной элитой, знали чуть ли не наизусть. Человека, не знакомого с данной книгой, в этой среде и за человека-то не держали.

— А ты... Читала Достоевского? — Спросил Ваську журналист.

— Ничего я не читала. На хрена мне сдался этот Достоевский. Я анекдот слыхала. Идет, значит, этот тип по Сенной, пьяный в стельку и с окровавленным топором. Его мент спрашивает:

— Что, Раскольников, опять бабушку порешил?

— Ага, — тот отвечает.

— И много взял?

— Пять рублей.

— И не стыдно тебе — за пятерку бабушку жизни лишать?

— А что? Между прочим, шесть бабушек — это бутылка портвейна!

— Погоди. Но ведь это все писатель выдумал... — Только и мог сказать на это Джекоб.

— Так я разве что говорю? Я тебе просто анекдот рассказала. Но анекдот этот я раз сто слыхала. Любят его в нашем городе.

В своем "номере", кроме Риккардо, Джекоб застал еще и Тони.

— Все косишь? — Поприветствовал его журналист.

— Ага. Кошу. Слушай, у меня к тебе вот какое дело. Ты не можешь меня пристроить к себе, а? Ну, там шофером, что ли? Или еще кем. Ты не беспокойся — в госпитале таких как я, рады спихнуть. Которым и в строй вроде как не положено, и там оставлять сильно напряжно.

Как оказалось, лежащие в госпитале солдаты как-то очень уж быстро стали проникаться местным духом. Оно и понятно, делать-то в госпитале особо нечего. Вот ребята и маялись дурью.