Травма

Портфель был собран, на столе оставались лишь самые громоздкие и самые бесполезные вещи, но меня не покидало ощущение неполноты моего комплекта рабочих принадлежностей, как будто отсутствовало что-то любимое, незаменимое, после очередной волны стёртое с лица Земли, но — и это ещё недавно казалось парадоксальным — не из моей памяти. В теле всё ещё ощущалась слабость от снотворного Шк'хин; мысли, не потеряв своей обычной изысканности и ярко выраженного аналитического характера, в постепенно слабеющем дурмане укола переплетались между собой, образуя интересные, но лишённые практического смысла сочетания. Я защёлкнул клапан портфеля, разгладил брюки — коммуникатора, разумеется, не было — и потянулся к нижнему левому ящику стола. Единственным его содержимым на протяжении трёх лет был компактный чёрный пистолет марки "Вальтер", ни разу не использованный артефакт времён расцвета моей мании преследования. Я нисколько не рассчитывал найти его на прежнем месте — моя немезида Копф, при всей его надменности, должен был о нём позаботиться. Поэтому я открывал ящик скорее "для порядка", чтобы считать сборы оконченными, и совсем немного задумался. А в следующий миг со стороны выхода раздался звонок лифта. Я поднял глаза — и впервые воочию узрел то, что безуспешно пытался подчинить себе всё это время.

Входной двери как таковой больше не существовало. Прямо за тем, что раньше было дальней стеной кабинета, пространство изгибалось и шло мелкой рябью, образуя новые формы, смешивая всё цвета материального мира в головокружительно-зыбком водовороте. Я схватился за край стола, чтобы не потерять равновесие. Волнующаяся масса в несколько секунд вытянулась вперёд в широкий цилиндрический коридор. Тугой портфель завис на краю, накренился вперёд и с глухим звуком упал на пол.

Лифт лязгнул и замер на месте. Стальной трос над головой скрипнул, и кабина неуютно закачалась. Лишь только двери раскрылись, Невада выскочила на площадку, шаря по сторонам стволом трофейного автомата.

Здесь было темно. Чёрные зеркальные стены похожего на большую водосточную трубу коридора отражали множество случайных бликов из глубины — казалось, стекло плывёт и меняет форму. Невада включила подствольный фонарик и посветила вокруг — ничего, просто стены. Дыхание всё ещё было хриплым и тяжёлым; с каждым ударом сердца в мозг врезалось маленькое стенобитное орудие. Такое же чёрное стекло. Как внизу. Зеркальные стены и пол, и постамент посередине. Пустой постамент. Невада скрипнула зубами и крепче сжала скользкую от пота рукоять оружия. Коридор шёл прямо вперёд, в конце, вдалеке, маячили неясные жёлтые пятна. Невада сделала два шага вперёд — и пятна вдруг скакнули вперёд, оказавшись гораздо ближе прежнего. Ещё пять шагов — и выход был уже совсем близко, так, что можно было различить массивный письменный стол и даже рисунок обоев на стене за ним. Невада обернулась — вход в лифт был серебристой точкой на другом конце коридора. Двери медленно, шипя, закрылись. Невада растерянно протянула руку в их сторону, будто пытаясь удержать возможный путь к отступлению... и проход исчез. Стены колыхнулись тошнотворной рябью и на глазах у Невады опали вниз, точно оплавленные. Туннель к лифту превратился в зеркальный тупик, дрожащий и колеблющийся, готовый в любую минуту испариться.

Невада отвернулась и тряхнула головой.

— Всё, хватит. Я в иллюзии.

— Ну, если так на это смотреть...

Со лба на верхнюю губу стекла солёная капля. Невада замерла с автоматом наготове.

— Но тогда, боюсь, пробуждение будет несколько тяжелее, чем вы думаете.

Голос доносился из жёлтой комнаты, откуда-то из-за стола, но из туннеля никого видно не было.

— Кто это? — крикнула Невада и сама удивилась, как хрипло и грубо прозвучал её голос.

— Подойдите сюда, мадам Гарнье, неужели вам так удобней разговаривать.

Невада вздрогнула от звука своего имени, так давно забытого. Определённо, иллюзия. Ухватив оружие двумя руками, она зашагала к выходу из туннеля. Удивительно, но расстояние не укорачивалось вдесятеро быстрее, как раньше, и тридцать шагов до конца коридора действительно оказались тридцатью шагами. Туннель переходил в комнату плавно — чёрное глянцевое стекло будто срасталось с дорогим вощёным паркетом. Огромный, почти пустой стол посередине занимал лишь небольшую часть обширного пространства, освещённого свисающим с потолка фальшивым канделябром.

Мужчина стоял в левом углу комнаты, напротив полок с одинаковыми на вид книгами. Уже не молодой, но подтянутый, даже грациозный в своём слегка старомодном синем костюме, с длинными блёкло-жёлтыми волосами, зачёсанными назад.

— Ах, мадам. Я никак не ожидал кого-то здесь увидеть, и меньше всего — вас. Расскажите, как так получилось.

Мужчина отвернулся от полок. Он говорил медленно, с какой-то грустной иронией, то и дело меняя положение рук и наклоняя голову набок.

— Это чистая правда, я совсем вас не ждал. Что произошло?

— Ты кто такой?..

Вновь Невада говорила более резко, чем хотела, но было уже неважно.

— Ах, да. Я — Александр Люк, генеральный... бывший генеральный директор "Сабрекорп". Странно, что вы не в курсе. А кто я сейчас... кто знает. Такая же потерянная душа, как и вы. — Мужчина слегка пожал плечами и с грустью покачал головой, глядя в сторону. Невада всё ещё держала его на прицеле, но слегка ослабила напряжение.

— Ты говорил об иллюзии. Значит, это тоже — ещё один наведённый Сферой глюк?

— "Глюк"?.. М... ну, можно и так сказать, — по-прежнему невесело усмехнулся Люк после секундной паузы. — Хотя, должен признаться, это не самая утончённая теория из тех, что я слышал.

— Откуда ты тогда это знаешь, если ты — моя иллюзия? И вообще, всё это — не из прошлого, не из жизни, не так, как раньше...

— Вы всё верно подметили — в этом как раз всё и дело. Это не только ваша иллюзия.

Невада нахмурилась.

— Мало того, я бы на вашем месте не стал впадать в гордыню и утверждать, чья это иллюзия — скорее ваша или скорее моя. А может, вот этой книги? — Он взглядом указал на солидный том, который держал в руках.

— Что ты не... что ты имеешь в виду? — Люк производил очень респектабельное впечатление, грубоватое "ты" ему совсем не подходило.

— Я имею в виду именно то, что сказал. Именно это. "Иллюзия вот этой книги" — метафора, конечно, но в остальном я совершенно серьёзен. Иллюзия — не те отрывки дурных воспоминаний, что посещают вас время от времени — это ведь так происходит, я прав? Иллюзия — прямо перед вами, вокруг вас, мы все в ней живём!

— Как... в "матрице"?

— Не валяйте дурака!!..

Ухмылка застыла на лице Невады. Люк, казалось, не заметил собственной вспышки гнева и продолжал спокойно:

— Я же уже сказал. Я совершенно серьёзен. И если вы, мадам Гарнье, меня не поймёте, то я не знаю, кто в этом мире поймёт. — Он отошёл на несколько шагов и присел на край стола. — Нет, это не компьютерная система, не наркотический сон, не массовое помешательство: если вообще существуют надёжные способы доказать, что мы не находимся ни в одном из вышеперечисленного, то я испробовал их все. И — да, жить в иллюзии не очень приятно. Но так уж вышло — это самое реальное, что у нас есть, мадам.

Невада опустила оружие и растерянно смотрела на Люка.

— Это... как это?

— Вот так.

Пальцы Люка пробежали по сенсорным клавишам на столе. Свет в комнате померк; на стене напротив, словно театральная декорация, загорелся экран.

— Мы с вами существуем в многомерной реальности. Я имею в виду не "измерения", в обычном их понимании — скорее, совокупность всех объектов и явлений, присущих нашему миру. Если подумать, первые не так уж сильно отличаются от вторых: объект существует, когда проецируется в реальность, взаимодействует с другими объектами. Таким образом, существование и объекта, и явления можно обозначить за прямую.

Люк провёл пальцем по столу, и на чёрном экране бледно замерцала линия.

— А если бытие одного объекта — прямая, то вместе они, множась и пересекаясь, образуют плоскость. Я понимаю, это очень сильное упрощение — бытие нелинейно, а количество пересечений между двумя графиками потенциально бесконечно — но, так или иначе, мы получаем наглядную модель плоскости реальности.

Линию на экране пересекла другая, третья, ещё несколько. Через пару секунд они соткались в парящий в черноте полупрозрачный квадрат.

— Мы — где-то здесь, на этой плоскости. Наши прямые могут пересекаться с любыми другими на ней — гипотетически, со всеми сразу. Но есть и то, на что мы неспособны. Что бы ни случилось, ни одна линия не может покинуть плоскость — если пользоваться нашим примером двухмерного пространства-времени. Точно таким же образом, трёхмерный объект не может покинуть трёхмерность, четырёхмерный — четырёхмерность, и так далее. Этот принцип неизменен — потому что, по сути, является условием задачи, изменять его — значит плодить бесполезные условные измерения, ничего более. А если никто и ничто в этом мире не в состоянии покинуть плоскость — значит, всё, что находится за её пределами, недоступно нашему восприятию. По этой же причине наука не слишком озабочена исследованиями в данной области — нельзя исследовать то, что не влияет ни на один объект уже известной Вселенной. Из этого можно заключить, что, даже если существуют другие плоскости реальности...

Люк несколько раз взмахнул руками над столом, будто сдавая карты в покере, и рядом с квадратной "плоскостью" появились три точно такие же.

— ...то они никак не пересекаются с нашей, параллельны ей.

Плоскости на экране встали ровно одна под другой.

— Да-да, "параллельные реальности". Именно так их стоило бы называть. Увы, сценаристы кино и большинство писателей-фантастов не понимают, что, если в "параллельный" мир можно попасть из нашего, это значит, что связь между ними двумя уже есть. На нашей примитивной демонстрации это изобразить никак нельзя, но, по элементарной логике, две "пересекающиеся" реальности автоматически теряют свою индивидуальность, а значит, превращаются в одну.

Всё, о чём я только что сказал — факты, пусть и представленные с изрядной долей образности. Факты, не всегда относящиеся к нашему, настоящему, миру, а где-то даже вступающие с ним в противоречие. Потому что наш мир — мультипроекция. Представьте, что все эти плоскости, — Люк вскинул руку, указывая на экран, — каким-то образом сошлись и вложились одна в другую. Как это ещё можно назвать?..

Фигуры на дисплее медленно поплыли друг к другу.

— "Невозможно!" — скажете вы. И будете правы! Вероятность того, что два мира просто "захотят" встать на одну траекторию, совершенно ничтожна (хотя кто я такой, чтобы считать подобные вероятности). И всё же это случилось!.. да. Почти.

Четыре плоскости сблизились, с треском столкнулись и замерли в сантиметре друг от друга.

— Проблема в том, что любая реальность самодостаточна и всеобъемлюща. В неё нельзя ничего добавить, не убрав при этом чего-то другого. Именно это и произошло в момент столкновения миров — беспорядочная, не поддающаяся никакому прогнозированию замена объектов на другие. Аналогичное заменялось аналогичным: старые звуки — новыми, старое...

— Люк...

— Дослушайте меня. Итак...

— Люк.

Невада принесла из дальнего угла стул и теперь сидела напротив стола. Автомат лежал на коленях; в глазах в полутьме блестели болезненные серебряные звёздочки.

— Я за последние дни видела много странных вещей, но ты... вы просто умом тронулись. Плоскость пространства-времени, параллельные миры, мультипроекция... откуда вы это вычитали? И как это вообще относится к происходящему?

Люк улыбнулся, сложил руки в замок и прошёлся взад-вперёд по другую сторону стола.

— Я же сказал — дослушайте меня. Но раз уж вы так торопитесь... Я как раз начинал говорить о том, что подобное заменяется подобным — звук не станет вещью, а запах — законом физики. И, что самое главное, эти категории, эти линии — далеко не одинаковы, как кажется, если взглянуть на составленный нами график. Разные типы явлений обладают неодинаковой плотностью информации, условиями замены... Впрочем, довольно с презентацией, перейдём к практике. Для начала, включите вашу память.

Невада иронично-вопросительно посмотрела на Люка снизу вверх.

— То есть, напрягите её. Настройтесь на то, что будете не просто проверять наличие чего-то в памяти, а действительно вспоминать.

Люк ответил Неваде загадочным, торжественным взглядом.

— Хорошо. А теперь вызовите любое воспоминание. Что-нибудь яркое, что возвращается к вам снова и снова, волнует... что-то хорошее. Да, хорошее. Закройте глаза и попробуйте.

Невада скептически скривила губы, но всё же прикрыла глаза. Что можно такое вспомнить? Пойдём по порядку. Поцелуй Вито Дзаретти в 8 классе? Выпускной вечер в универе? Всё не то. Вечеринка-оргия у B-Дона в прошлом году? Моя грёбаная тусклая жизнь... вот. Я знаю, что это будет.

Невада сильнее зажмурила глаза, сосредоточилась — и из небытия начали выплывать знакомые очертания барной стойки, стеллажей с рядами полупустых бутылок, увешанных рокерскими "трофеями" стен. Казалось, даже послышались приглушённые голоса и звон пивных бокалов.

— Прекрасно. Осмотритесь.

От голоса Люка Невада вздрогнула, но не вышла из воспоминания.

— Опишите, что видите. Что происходит? Что скоро произойдёт?

— Я вижу бар... бар "Смоки Джим", на Эйв-51. Сейчас февраль... прохладно. Слышу голоса, немного — зал почти пустой. Странная парочка в углу. На стене голова какого-то чудного зверя и... копьё?.. Да, я сидела за стойкой, с двумя, парнями, и они ушли... ушли вместе с... Блайтом! Да, они дрались с Блайтом снаружи. И теперь он возвращается в бар.

— Описывайте, описывайте, какого цвета стойка, что висит на стенах??

— Стойка красная... тёмно-коричневая — под красное дерево... на стене, слева, какой-то инструмент, вроде гитары, но без грифа... или без струн... или там был руль от мотоцикла...

— Как это "или"? Так не могло висеть одно или другое. Дальше, как называются напитки на полке?

— Так... слева с краю — лондонский джин, потом мартини, дальше что-то жёлтое... херес? виски?.. Потом абсент... хотя нет, он зелёный, а не розовый, тогда это может быть... Всё, хватит, Люк, я не могу вспомнить все детали, я вообще не о том тогда думала!

— Хорошо, хорошо, о чём вы тогда думали? Что сейчас должно случиться?

— Я уже говорила — он вот-вот вернётся...

И он возвращается. Удивительно, это простое воспоминание, без полного погружения, без галлюцинаций — а чувство, как в первый раз, как в тот раз. Вот открылась дверь, внутрь ворвался сквозняк и рывком прошёлся по щеке.

— Блайт стоит на пороге, заходит в дверь...

Я видела только его силуэт, самым краем глаза, не смея повернуть голову от стойки. Как будто снова стала наивной девочкой Бригиттой, немеющей от одного намёка на мужское внимание. И тогда онемела вдвойне.