Её лицо страшно исказилось. Она зажмурилась, немного наклонившись вперёд, присела, потом с невероятной силой оттолкнулась ногами от карниза и прыгнула вверх, навстречу птицам.

Юрку выдернуло из бака, как переспелую редиску.

"Плохой якорь", – промелькнуло у него в голове.

Он ещё успел ухватиться за какой-то шланг, но шланг вырвало из тела робота с корнем. Тросик больно врезался в кожу на груди, но потом отпустил, и в следующий миг Юрка ощутил, что летит вниз. Это ощущение было необычным. Мимо с чудовищной скоростью проносились окна башни, а он ничего, кроме ветра, не чувствовал. Невесомость. Это физика. Тело погрузилось в сладкую негу, Юрка решил, что он всё ещё спит на квартире у матери. Если бы не глаза. Его глаза были широко раскрыты и видели, как стремительно увеличивается в размерах большая красная машина с брандспойтом на кабине...

Иванов прижал Светкино лицо к своему боку. Больно прижал – даже цветные круги в глазах пошли. Но это не имело значения.

И вдруг он прошептал:

– Смотри!

И так же больно отодрал девушку от себя.

Светка открыла глаза, но ничего, кроме жёлто-красных разводов, не увидела.

– Что там? – прорезался у неё голос.

– Они летят! – закричал Громов. – Они парят! Смотрите!

– Боже мой! – очнулся и рыжий комментатор. – Ты снимаешь? Господи! Вы когда-нибудь видели что-нибудь подобное? Я – никогда!

Глаза пришли в норму, и Светка разглядела голубой, в белую полоску прямоугольник парашюта, плавно, кругами опускавшийся на площадь перед башней. Под ним болтались два тела, связанные верёвкой, – Ируся, а чуть ниже – Юрка.

Когда парашютисты опустились на асфальт и шёлковая ткань, полосато пузырясь, накрыла их, толпа дико взревела и зааплодировала. Иванов схватил Светку за руку, и они, ломая все преграды на пути, бросились к месту приземления.

Жуткая боль ошпарила Юрке мозг. Ему показалось, что его правый глаз выскочил из орбиты и улетел в бездну – в дуло брандспойта или ещё куда-нибудь. Гарин думал, что умер. Он уже не летел. Что-то твёрдое упиралось ему в лопатки. Он открыл левый глаз, и его уверенность в своей кончине укрепилась: он лежал в голубом раю. Небо здесь было какое-то полосатое, оно казалось и очень близким, и в то же время далёким, на нём не было ни облаков, ни птиц. Кошмар. Полосатый рай!

Это странное небо приближалось. Он спокойно смотрел на него, ни о чём не заботясь. Он умер. Ему теперь ни до чего нет дела.

Полосатое небо коснулось его лица. Зашуршало. Какие необычные ощущения! Если бы не боль в правом глазу...

Боль? Разве мёртвые чувствуют боль?

Юрка протянул руку и согнал небо с лица. Оно было лёгким и скользким, как невесомая вуаль. Затем он повернул к глазу ладонь и с удивлением воззрился на прожилки на коже. Всё было таким отчётливым, таким реальным, что он готов был поклясться, что вовсе не умер.

И вдруг заиграла знакомая мелодия. Это его телефон!

Юрка машинально залез в карман. Нажал на кнопку.

– Юра, – сказала его мама, – я не могла никак дозвониться до тебя. Ну, думаю – спит! Значит, пропустил школу... Ты уже встал? Ты позавтракал? Я приготовила твои любимые оладушки...

– Мама, – ответил Юрка, и слёзы вдруг разом набросились на него, стали душить, лезть в горло и теребить нос, – я... я уже встал. Но ещё не завтракал. Я перезвоню тебе.

Он раскинул руки в стороны, стал гладить асфальт, с радостью понимая, что он вот тут – рядом, – а слёзы всё катились и катились по его щекам.

Вдруг полосатое небо над ним колыхнулось, и из него выплыло лицо Нестеровой. Оно тоже было мокрым. Секунды две они серьёзно, пристально, но в то же время легко, как родные, смотрели друг на друга, потом Ирка подползла к нему, увалилась сверху, крепко обняла, прижалась щекой, – и они лежали так, ни о чём не думая, с блаженством ощущая притяжение огромной Земли, пока их не вытащила из-под парашюта шумная, ошалевшая от безумной радости толпа.

Глава 28

Команда

Тот стремительный полёт изменил Юрку. В народе про такие случаи говорят – второй раз родился. Может, и так. Но сам он не думал, что это второе рождение. Лучше сказать – первое пробуждение. До этого он как бы спал. Жизнь проходила мимо него, а он не замечал её. Теперь же, шесть секунд побыв в лапах у Костлявой Смерти, он многое понял. И в себе, и в окружающих.

О том, что его исключили из гонок, он вспоминал пару раз, но после полёта это казалось ему таким пустяшным. О Вадиме Брыкине он если когда и вспоминал, то без всякой ненависти. Пусть бесится. Не это в жизни главное.

Юрка теперь всё время думал об Ирине Нестеровой. С нежностью думал. С тех пор он с ней ни разу не виделся – чтобы вот так, как тогда под парашютом, с глазу на глаз, – и это только сильнее разжигало его страсть. Иногда они встречались взглядами, издалека, и ту же страсть он читал в Иркиных глазах. Она тоже нарочно сторонилась его. Но эта отчуждённость была временной. Они оба знали, что рано или поздно их глупая смешная игра закончится.

Ложась в постель, в тишине, Юрка часто вызывал из памяти ту девочку, стоящую на карнизе с расправленными, будто крыльями, руками. Все уже давно знали, что она и не собиралась тогда кончать с собой. Это-то и было самым загадочным. Шестнадцатилетняя девочка, взяв у папы парашют, проделывает в ограждении дыру и спускается на карниз сорок пятого этажа... Чтобы прыгнуть. Подумайте об этом хорошенько. Подумали? Дух захватило?

Вот и у Юрки так захватывало дух, что под рёбрами слева начинало нестерпимо ныть, а в синюшном правом глазу – отметине на память от Иркиного локтя – начинало пульсировать.

Он полез по стене башни, он храбрый мужик, всё такое, но вот так, как Ирка – не прыгнул бы. Девчонка была сильнее. Удивительней всего то, что этого никто никогда не замечал в ней. Это выплеснулось невзначай, вдруг. Откуда взялось? Это тоже была загадка. И Юрке очень хотелось разгадать её.

Однажды в воскресенье, бросив в пакет плавки с мылом, он зашёл к ней и предложил с порога, как бы между прочим:

– Ир, пошли в бассейн? Ты плавать умеешь?

– Пошли. Плаваю не хуже.

"Не хуже чего?" – спросил он себя, но вслух ничего говорить не стал, потому что ужасно обрадовался её простому согласию.

Они плавали наперегонки, он два раза её обогнал, а в третий уступил.

– Ты что это поддаёшься? – спросила Ирка, засмеявшись.

– Устал что-то, – слукавил он.

– А ты хорошо плаваешь, – отметила она, когда они не торопясь шли назад по улице. – Я и не думала даже.

– Не могу без воды, – признался Юрка.

– Ах, сейчас бы чайку горяченького!

– Айда в кафе, – пригласил он её.

Она улыбнулась.

Им попалась по дороге "Шоколадная Снегурочка". Внутри было безлюдно, уютно горели стилизованные под свечи в канделябрах лампочки. На стенах – росписи на тему русских народных сказок. Юрка взял девушку за руку и усадил за столик в углу. Потом сел сам. К ним подкатил невысокий рыжий кельнер с лисьей мордой. На его плоской башке лежала электронная книжечка меню.

Ирка засмеялась, взяла меню и потыкала в нём мизинцем, заказав себе горячий чай с лимоном и фруктовое мороженое.

– Горячее с холодным? – усмехнулся Юрка.

– Люблю так, – кивнула она.

А он взял себе два стакана сладкого чая, два раза ткнув пальцем по изображению чашки с паром и два раза – по кусочкам сахара.

Они пили чай, смотрели друг на друга и тихо улыбались, наслаждаясь уединением и приятной ломотой в мышцах после бассейна. Гарин подумал, что никогда не чувствовал себя так раскованно рядом с девчонкой. Ну, за исключением, пожалуй что, Светки.

– Можно тебя спросить? – первым нарушил он молчание.

– Спрашивай.

– Парашют ты у отца умыкнула? Он что – дома у вас хранился?

– Ага. Дома. – Она положила в рот ложечку мороженого, медленно, не отрывая от Юркиных глаз свой смешливый взгляд, проглотила, потом запила глотком чая. – Я как-то попросила папу принести показать. Так, в шутку. А он и правда принёс. Нормальный, действующий парашют. Всё мне показал – как на спину надевать, где у него то кольцо, за которое надо дёргать...

– Наверно, твои родители с ума сошли, когда увидели тебя на башне.

– Не-а. Они в Сочи улетели. Папе две недели отпуска дали. Я нарочно такой момент и выбрала.

– Они что, до сих пор ничего не знают? – поразился Юрка.

– Не знают. И хорошо, если никто не расскажет.

– Боишься?

– С чего ты взял? Просто папа возьмёт вину на себя, а я не хочу этого.

Они помолчали. Юрка допил один стакан и принялся за второй.

– Слушай, Юрий Гарин, – сказала Ирка с игривой задумчивостью, – а ты сильно изменился.

– В каком смысле?

– В хорошем. Мне раньше и в голову не приходило, что ты увлекаешься плаваньем. Я думала – сидишь целыми днями за компьютером, никуда не ходишь.

– Нет, хожу немножко.

Он улыбнулся.

– И мускулы у тебя – ого! Я в бассейне присмотрелась. Ты правда другим стал.

– Ты тоже, – посчитал своим долгом заметить Юрка.

– Я? – хитро прищурилась Ирка. – А я-то с чего? Всегда такая была.

– Нет.

– Ты прямо в чём-то меня обвиняешь, – засмеялась она. – А какая я была раньше? Только честно.

Юрка подумал, помешал в стакане ложечкой. Взглянул девушке в глаза.

– Ты была плаксой. Чуть что – сразу слёзки на колёсках.

Услышав это честное признание, Ирка нахмурилась. Потом опять засмеялась:

– Спасибо. Это чистая правда. – Целую минуту она молчала, доедая мороженое, затем искоса взглянула на Юрку: – Знаешь, почему я полезла на башню?

Он замотал головой, так резко, что она поняла – сам давно хотел спросить её об этом.

– Чтобы убить в себе плаксу, – сказала Ирка, словно припечатала эти слова к столу.

Он кивнул, ничего не ответив.

– У меня есть мечта, – продолжала девушка, глядя мимо Юрки, куда-то вдаль. – Светик знает. А теперь и тебе скажу. Только не смейся.

Юрка дёрнулся, хотел сказать, что ни за что не станет смеяться над её секретной мечтой, но посчитал это лишним.

Ирка пригнулась к столу, посмотрела на Гарина в упор. Сказала твёрдо:

– Я хочу побывать на Марсе. Я стану космонавтом и обязательно туда полечу!

Гарин разинул рот от удивления. Вот она, оказывается, какая – Ирка Нестерова! По её глазам он видел, что девушка не шутит. И теперь понятно было, откуда у неё пятёрки по астрономии. Они были заслуженными.

Марс! У него у самого копошилась в голове такая мыслишка, с самого раннего детства. Даром, что ли, железного боксёра так назвал? Но это была всего лишь мыслишка. О том, чтобы сделать её своей мечтой, чтобы верить, что это когда-нибудь может стать реальностью, он даже не помышлял.

– Я должна была прыгнуть, чтобы доказать себе, что это возможно. И, ты знаешь, после прыжка Марс стал намного ближе! – Она улыбнулась ему. И вдруг спросила, резко сменив тему: – Ты в Казахстан поедешь? На гонки.

– Вадим вычеркнул меня из списка, – ответил он, вздрогнув от неожиданности.

– Я знаю, – кивнула она. – Так ты поедешь?

– Но...

Он хотел сказать – как же он поедет, раз его вычеркнули? И ему стало смешно. Эти слова он хотел сказать Девочке Которая Прыгнула!

– Я... я поеду.

Она облегчённо вздохнула, будто боялась услышать другой ответ.

– Вот и правильно. Меня он тоже хотел вычеркнуть.

– Тебя?! Не может быть.

– Ещё как может. В субботу, на другой день после башни, он мне позвонил и стал стыдить за мой поступок. Сказал, что список уже ушёл Пятницкому, но он может его отозвать и вычеркнуть меня. Потому что я позорю имя школы.

Юрка вдруг засмеялся, упав лбом на стол. Ирка улыбнулась, подёргала его за ухо и закончила рассказ:

– О нашей школе трубят по всем новостям, даже центральным, говорит он мне. Директор сам не свой, ему тоже досталось из-за меня. Вот какая я плохая. Я не могу выступать на соревнованиях за честь нашей школы.

– Ну, а ты что? – с любопытством спросил Юрка, подняв голову.

– Я? Я напомнила ему пожелание самого Пятницкого, что в команде должно быть как минимум две девушки, что чисто мужская группа – это непредставительно. Помнишь, мы задавали такой вопрос на видеоконференции?

– Ну да, хорошо помню.

– Тут он и захлопал своими глазками. Только попробуй меня вычеркнуть, говорю ему. Если уйду я – Света тоже уйдёт. А у такой непредставительной команды шансов на победу не будет никаких! Он покусал, покусал локти – и оставил меня в покое. Наверное, подумал, как упадёт рейтинг школы в случае поражения на гонках.

– Смешной он, – сказал Юрка, с улыбкой покачав головой.

– Смешной, – поддакнула Ирка. – Прям уржаться можно!

– Слушай, давай по котлете съедим, – вдруг предложил Гарин. – Что-то я проголодался уже.

– Давай. Нет, лучше я ещё одно мороженое с чаем возьму.

Юрка подозвал лису-кельнера, сделал заказ и потом повернулся к Ирке:

– Я могу поехать с вами в качестве болельщика. Пятницкий говорит, что болельщики обязательно должны быть, это вроде моральной поддержки для нашей команды.

– Да. Я думала об этом.

"Она думала об этом!" – вдруг с теплом подумал о ней Юрка.

– Но об этом ты даже не мечтай, – сказала она. – Болеть – это не для тебя. Ты должен участвовать в гонках.

– Но как? – спросил он, и в его голосе, к стыду его, послышались нотки отчаяния.

Ирка взглянула на него умными глазами.

– Мы заменим тебя на Мальцева, – сказала она решительно. – Наша команда должна быть сильной. Таким, как Борис, в ней не место.

Гарин почесал в затылке.

Приехали сочная отбивная котлета, хлеб, чай и три холодных шарика в вазочке, посыпанных шоколадной крошкой. Юрка взял нож, вилку и с жадностью набросился на котлету. Ирка с улыбкой, закрыв рот ладошкой, полминуты наблюдала за ним, а потом принялась за своё мороженое.

– А как же Светка? – сказал Гарин, утолив первый голод. – Она считает, что это наоборот ослабит команду.

– Что "это"? – насмешливо спросила Нестерова.