Обещание полночной звезды 2. Родные незнакомые звёзды.

Да, надо поспать. Мне ведь тоже завтра хоронить мёртвых. Я не могу не проводить Якима... может, тогда я смогу до конца поверить, что его больше нет...

========== Глава 51. Время скорби. ==========

— Я вчера не заметил ничего, — всплывая из вязкого чёрного сна, услышал я голос ярама. — Он был весь в крови, но шёл так прямо...

— Не мудрено. Вчера все, точно не в себе были, — утешила его Велия. — Шутка ли, ведь дожить до сегоднего не чаяли. Много хоть вернулось-то?

— Где уж там... дай боги, с сотню, и из тех половина раненых. Ещё не известно все ли выживут.

— Я так боялась, что он не воротится, — тихо призналась старушка. — Как об таком Элисару сказать, и Мирочку бы не весть куды отослали. Так и не пойму, зачем его в этакую страсть бросать было, нешто окромя него героев не нашлось?

— Он сам вызвался, Велия, чтобы к нам помощь пришла. И ведь не ошибся. Умный, дальновидный, уж этого у него не отнять. Что говорить, на поверку внучек оказался, много крепче, чем казался. Я, конечно, приказал защищать и прикрывать его по возможности, но, когда такой бой идёт, сама понимаешь... Всё-таки наша в нём кровь — северная! Эх, кабы не южане с теми треклятыми зельями, какой бы молодец мог из него получится!

Значит, я не ошибся, меня действительно защищали и оберегали по его приказу. Тогда не так уж и удивительно, что я остался в живых. Якима вот никто не защищал, и он умер. Из-за меня. Конечно, он был взрослым человеком и сам принял решение выйти на поле боя, но легче мне от этого не становилось. Ведь, если бы не я, его бы вообще в Белогорье не было.

— Вставать ему сейчас нельзя, — предупредила рядом Аля.

— Так я ж не спорю, — согласился Бархорим. — Мне он здоровым нужен. Сегодня мы и без него справимся, а вот завтра...

— Нет, — тихо, но твёрдо сказал я, открывая, наконец, глаза. — Не справитесь. Они пошли за мной, они сражались со мной, защищали меня, так что проводить их мой долг.

— Да куды ж тебе сейчас в этакую даль? — всплеснула руками Велия.

— Справлюсь, как-нибудь. Аля мне поможет. Ведь поможешь, правда? — обратился я к целительнице.

— Нельзя тебе... — начала было Аля, но потом глянула на меня и, вздохнув, кивнула.

Ночью, в тусклом свете факелов эта маленькая хрупкая женщина искала среди мёртвых своего брата, обмывала его тело и готовилась провожать. Сегодня на ней было чёрное платье, волосы заплетены в две тугие косы и скручены в шишку на затылке, отчего она казалась старше и строже. Лицо серое, усталое, но спокойное. И так много боли было в этой тихой скорби, в этой неестественно прямой спине, в скупых точных движениях, что становилось страшно. Лучше бы кричала и плакала, стало бы легче. Но голос её был ровным, глаза, воспалёнными от бессонных ночей, лихорадочно блестящими, но сухими.

Спровадив Велию и ярама, Аля принялась за мою рану: чем-то протёрла, чем-то смазала, сменила повязку. Толком рассмотреть я ничего не смог, но зато всё прекрасно почувствовал. Я вообще много всего чувствовал: перетруженные мышцы противно ныли, одна нога, видимо та, которую придавило, превратилась в один сплошной синяк, в области раны тянуло и саднило. Так что даже просто сохранять вертикальное положение мне было тяжело, а если бы не замечательный бодрящий-обезболивающий отвар, то и вовсе невозможно.

Потом Аля помогла мне умыться, одеться, расчесала волосы. Из дома меня под руки вывели Бархорим с Вешеком. Вешек чуть прихрамывал и рука перевязана. Стыдно признаться, я ведь даже не вспомнил о нём. Вообще события вчерашнего дня, после того, как на нас ринулись темняки, были для меня сейчас подёрнуты туманом — всё смутно и размыто. Телу больно, а в душе пусто... возможно только так подобное и можно пережить.

Мне помогли забраться в седло, но ехать одному не доверили.

— Обопрись на меня, путь не близкий, — устроившись за моей спиной, велел ярам. — Не бойся, не осудит никто.

Дважды предлагать не пришлось. Не в том я был состоянии, чтобы гордо отказываться от помощи.

Мы выехали со двора, вливаясь в длинный поток повозок с похоронными плотами и идущих за ними людей. Умершие герои в нарядных одеждах, на белых покрывалах, а рядом быстро и страшно повзрослевшие дети, почерневшие от горя вдовы и вмиг постаревшие матери. Нас сопровождали воины из других кланов, охраняли, помогали где и как могли.

Я очень старался держаться, но всё равно задремал, как только наша скорбная вереница выехала из Белогорья. Тяжело и беспокойно. Проснулся уже на берегу. Бархорим подвёз меня к Але и помог спуститься, прежде чем занять полагающееся яраму место на высоком пригорке.

Была торжественная речь, были слёзы и прощания. А ещё был Яким среди сотен других павших уплывающий от нас в небесно-водную синь, чтобы сгореть в погребальном костре. Аля долго стояла застывшая, с остекленевшим взглядом, сама точно неживая, а потом вдруг запела. Громко, чисто, завораживающе красиво:

Во степи одной,

В стороне чужой

Зелена трава

Расстилается.

С раною в груди

Смертью впереди

Молодец лежит

Да печалится.

Тело белое,

Сердце смелое,

Только путь его

Уж кончается.

Выпала роса,

Расцвела заря

Пташкою душа

Поднимается.

К жене молодой,

К матери седой,

К отчему крыльцу

Возвращается.

Пташка не поёт,

Гнёздышко не вьёт —

С родными душа

На век прощается.

Голос её летел в солнечный купол неба, сердце — рыдало. Я осторожно взял её за руку и она сжала мою в ответ. Так мы и держались друг за друга, пока догорали плоты.

Всю обратную дорогу я проспал в одной из повозок, потому что рана начала кровоточить, и везти верхом меня просто побоялись. Затем мне помогли добраться до кровати, и я наконец заметил, что находится она в комнате на первом этаже, а совсем не в нашей с мужем спальне. Хотя, может, так и правильно, всё равно мне сейчас по лестнице самостоятельно не подняться

— Отдохнуть бы тебе, — прежде чем отправится в свой замок сказал Бархорим. — Но завтра у нас такой день, что ты при мне должен быть.

— А что мы будем делать завтра? — мне было всё равно, но лучше заранее знать, к чему готовиться.

— Праздновать будем. Мы же победили всё-таки. Девять делегаций из других кланов с поздравлениями прибудет.

Я не хотел ничего праздновать. Я потерял друга, у меня тяжело ранен муж, мне сегодня вернут дочь и Коэна, которых я, скорее всего, так и не увижу, потому что засну от снадобий и усталости.

— Во сколько мне надо быть завтра в замке? — уточнил я.

— Я пришлю за тобой часам к двум. Постараемся побыстрее управиться.

— Хорошо.

Значит, завтра придётся радоваться. Что ж, вспомним дайвиранские уроки — будем улыбаться и вежливо расшаркиваться со слетевшимися стервятниками. Как же, девять делегаций поздравлять явится. Какая честь. Аж в девяти кланах о нас вспомнили. Да.

А помощь прислали только три.

==========Глава 52. Бремя радости.==========

Следующее утро наступило незаметно. Вчера, когда я закрыл глаза, день ещё только собирался уходить в ночь, а сегодня, когда открыл, за окном уже рассвело. Снова солнце и всё та же пустота внутри. Терпимо, не больно. Разве что физически, но эту боль можно терпеть. Та, другая, гораздо страшнее.

Новый день явно не обещал стать самым лёгким и приятным в моей жизни, тем не менее, от возложенных обязанностей никуда не денешься. Но, прежде чем отправиться улыбаться и проявлять чудеса вежливости с теми, кто без сожалений и зазрения совести отказал нам в помощи, я хотел увидеть свою дочь. Мне просто необходимо было убедиться, что хотя бы она жива, невредима и ей ничего не угрожает.

Мирэль ко мне принёс Коэн. И сам, очевидно, совсем не торопился никуда уходить. Устроившись вместе с малышкой в кресле, мне-то всё равно пока нельзя было брать непоседливого, маленького ребёнка на руки, мальчик принялся рассказывать мне, что было с ними, когда корабль отошёл от берега. Там было всё: и про хмурую команду, которую совсем не радовали отстранение от участия в битве за родной клан и перспектива отвечать за такое количество маленьких пассажиров, и про подавленных женщин, и про хнычущих больше от общей атмосферы беспокойства, чем от страха, детей. Коэн всё говорил и говорил, как-то уже привычно, укачивая и успокаивая мою девочку. Видимо к поручению беречь сестру он отнёсся более чем ответственно, а ещё рядом с нами ему, кажется, было спокойнее.

Только я вот никаким спокойствием похвастаться не мог. Вчера мне было трудно собраться и всё сопоставить, но сегодня я уже мог мыслить достаточно ясно, чтобы понять весь масштаб происходящего. Девять делегаций. Девять. То есть к нам пожалуют представители от всех уцелевших кланов. А когда подобное происходило в последний раз? И ведь они явно не на пир на весь мир с широкими развесёлыми гуляниями рассчитывают. Тогда что им от нас нужно? Особенно теперь, когда мы так уязвимы.

Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться насколько у нас всё плохо. Да, мы победили, но какой ценой. У нас много раненых и убитых, наши деревни и поля сожжены, домашняя скотина, которую люди не смогли забрать с собой, вероятнее всего, уничтожена. И мы всё ещё под угрозой. Темняки отступили, но они в любой момент могут вернуться. И теперь, когда клана Рыжих куниц больше нет, мы ближе всех к дальней границе, что оптимизма отнюдь не добавляло.

После ухода Коэна, внутренне собравшись, я спокойно перенёс очередную перевязку, послушно выпил всё, что для меня приготовила Аля. Встать смог хоть и с трудом, но сам. Получилось даже доковылять до умывальника с небольшим зеркалом. Стоило признать, что вид у меня был не слишком презентабельный: лицо осунувшееся, бледное, под глазами синяки, вместо волос — один большой грязный колтун. Показываться так пред ясны очи сиятельной публики было категорически нельзя. Пришлось в очередной раз просить Алю и Велию о помощи. Женщины согрели воду, помогли вымыться, одеться. Вопреки пожеланиям ярама я снова облачился в чёрное. Сегодня мне предстояло радоваться и принимать поздравления, но мы только вчера похоронили наших павших воинов, и забыть об этом я никому не дам.

Около двух за мной пришли из замка, чтобы сопроводить в большой торжественный зал. Здесь уже накрыли праздничные столы, собрались старейшины, большинство из которых во время битвы из-за своего почтенного возраста остались оборонять цитадель, кое-кто из уцелевшей знати, моих выживших соратников и несколько дорогих гостей.

Восседавший за центральным самым широким столом Ярам был хмур и собран. Если ему и не понравилось, что я проигнорировал его приказ, выбрав траур вместо праздничной одежды, то он никак этого не выразил. Напротив, как мне показалось, одобрительно кивнул и жестом приказал сесть рядом с ним по правую руку. Заняв указанное место я смог в полной мере оценить оказанную Белым соболям честь, потому как за этим столом собрались не просто представители или приближённые к власти, судя по всему к нам пожаловали аж целые ярамы. Пусть пока не в полном составе, но ведь ещё и не все делегации прибыли.

Первой, на кого я обратил внимание, была Ильвэйн. Светлая ярна расположилась прямо напротив меня и сейчас она ничем не напоминала милую женщину, когда-то угощавшую меня отваром и малиной в своём кабинете. Сегодня — это была правящая особа. Сдержанная, сосредоточенная и даже несколько надменная. Впрочем у женщины, в мире, где правят исключительно мужчины, нет права проявлять слабость и неуверенность в себе. И, думаю, она это прекрасно понимала. Рядом с ней сидели Юминал Рыжий и незнакомый мне статный мужчина лет сорока с густыми длинными пшеничными волосами. Последний имел с ярной явное внешнее сходство, что указывало на их близкое родство. Ильвэйн упоминала, что она родом из клана Пятнистых оленей, правда, не уточняла из какой семьи. Хотя, думаю, теперь это уже и не требуется. Итак вот они — наши союзники: Серые рыси, Златорогие бараны и Пятнистые олени, возглавляет которых Енгилай Справедливый. Что ж уже неплохо.

Также, очевидно, среди первых к нам прибыли Пепельные волки и Бурые медведи. На сей раз оба ярама от этих кланов явились без своих жён. По крайней мере никого похожего я в зале не заметил. Вульф Отважный был ещё мрачнее обычного, а вот Винсент Сиятельный, судя по азартной предвкушающей улыбке, явно пребывал в прекрасном настроении.

Далее к нам присоединились знакомые мне со времён Великого Совета оголодавший с дороги Остолей Плодородный и седовласый старец, который больше совсем не выглядел сонным и, как выяснилось, являлся ярамом Радужных сов Ремеем Мирным. Последними за наш стол сели те, кого я вообще ни разу не видел и, вполне вероятно, если бы не обстоятельства, то так и не увидел бы никогда — лысый сгорбленный старик с длинной ухоженной седой бородой и недобрыми серыми глазами Глойс Нелюдимый из Чёрных куниц и ещё совсем юный, похожий на гнедого темпераментного жеребца, Сурий Храбрый из Алых ястребов.

Сперва все за нашим столом деликатно помалкивали и оценивающе посматривали друг на друга. Только нечуткий к общей неловкости Остолей беспрерывно жевал и подкладывал что-то в свою тарелку.

— Что ж, — наконец, поднялся с кубком полным вина Бархорим, — за победу!

Его тост сразу же поддержали и градус напряжения несколько снизился. Потекли вполне мирные разговоры, аккуратно избегались болезненные темы, за погибших выпили молча и больше не вспоминали о них. После нескольких часов, показавшимися вечностью, у меня затекла спина, в висках слегка пульсировало от усталости и слабости, губы свело от улыбки. Признаться честно, я даже не пытался вникнуть в смысл всего произносимого, пока Ремей Мирный не задал тот самый вопрос:

— А что ж, дорогой Бархорим, ты теперь делать собираешься?

За столом тут же воцарилась полная тишина и все выжидающе воззрились на нашего ярама в ожидании ответа.

— Не понимаю, о чём ты, дорогой Ремей, — невозмутимо бросил Бархорим.

— А чего ж тут не понять, — гаденько ухмыляясь, подхватил Глойс Нелюдимый, — как вы все жить дальше намереваетесь? Воины в твоём клане были, да все вышли. Одни бабы, старики немощные, да дети малые остались. С девок спрос маленький — этой осенью венцы сплетут и замуж уйдут, может, кто и от вдов ваших не откажется. А зиму нынче обещают суровую.

— И к чему ты клонишь? — опасно прищурился Бархорим.

— Да к тому, что Белым соболям сейчас гордыню поумерить надо и хорошенько о помощи попросить.

— Мы уже просили, — не выдержав, всё-таки напомнил я. — Только вот далеко не от всех дождались.

— Нехорошо перебивать, когда старшие, да к тому же ярамы разговаривают, — снисходительно улыбаясь, по-отечески, пожурил меня Ремей. — А в помощи теперь никто из нас не откажет. Там ведь в первую очередь о собственном клане печься следовало. Вот отправь мы своих воинов, и сами без защиты. Но тут-то дело другое, особенно, если Белые соболи благодарными будут.

— И о какой благодарности идёт речь? — холодно уточнила Ильвэйн.

— Тебе-то, что до этого? — весело хрюкнул Остолей. — Не твоего короткого бабьего ума дело.