Раздвоение личности (часть 1)

Он залпом допил свой кофе и улыбнулся, словно извиняясь.

-Это все как-то не сразу доходит, понимаешь, Ринка...

-Виталик...

Он перебил:

-А теперь, видишь, какие дела — Герхард, которого я тогда утешал с оптимизмом идиота, запрещает отключать приборы, а я, и ее родители, кстати, тоже, будем убеждать его, что это необходимо сделать. Такая искусственная жизнь может тянуться долго, но она не очнется. Мозг не подает признаков жизни, понимаешь? Она бы этого не хотела. Да я точно знаю, что она сама хотела бы все это ... прекратить!

Он говорил негромко, и при этом рассматривал чашку в своей руке, пустую чашку, и чашка эта дрожала...

Точнее, это рука дрожала. Вместе с чашкой.

-Ага, — согласилась Лара с мрачным смешком. — Точно так. Не хотела бы. Но хочу. С этим, как его, с оптимизмом идиота. Хочу вернуться! Ой, как же, подруга, все запутано, а? Нет, как же все паршиво, оказывается...

И Регина решилась.

-Ты не прав, Виталик, — сказал она. — Не надо убеждать Герхарда. Он знает, что делает. Ему и так нелегко, наверное, а тут вы еще с вашим здравым смыслом!

-Что? — Виталик удивленно уставился на нее. — Что ты имеешь в виду? Что он знает?

-А то, что вовсе она еще не умерла. Она жива, понимаешь? Ей даже нравится твой кофе. Нельзя ее выключать.

Она запоздало поняла, что именно сказала...

-Рина, о чем ты? Какой еще кофе?..

-Я пошутила, — Регина посмотрела в потрясенные глаза Виталика. — Я не это хотела сказать.

Тут в ее голову пришла счастливая мысль, что именно надо сказать. Конечно, она ведь уже врала про сон.

-Я видела ее во сне. Я во сне с ней разговаривала. Она попросила не выключать приборы. Она очень хочет вернуться, но пока, прямо сейчас, то есть... наверное, не может.

Все правильно. Сон — это нормально, об этом говорят и пишут, это внушает доверие. Может сработать. По крайней мере, он дрогнет.

Виталик смотрел на нее во все глаза. Потом он моргнул и отвернулся. Поставил чашку на стол.

-Ринка, я не ожидал от тебя такой чепухи. Я не верю в сны.

-А я теперь верю не только в сны. Ты не веришь мне?

-Предположим, ты видела сон, — он пожал плечами. — Верю. Сон — результат скрытой деятельности сознания. Как бы то ни было, спасибо тебе за этот сон. Только не надо больше...

-Виталик...

-Ее мозг, понимаешь, он больше не живет.

-Помнишь библейскую историю про Лазаря, которого оживил Христос? — вспомнила Регина очередной аргумент. — Его ведь уже похоронили. Так что его мозг, тоже, наверное, не жил.

-Я не знаю, что там было с Лазарем. Регина, давай прекратим это, — он повысил голос.

Надо было срочно выкручиваться. Чтобы он поверил.

-Она просила передать тебе, что...

Она ущипнула себя за запястье, призывая Лару помочь, а сама продолжила:

-Во-первых, что у тебя лучший в мире кофе, во-вторых, она не довольна, что ее дочь так поздно укладывают спать...

Она просто ждала, когда Лара сообразит, что же сказать.

Виталик резко встал, отошел к окну.

-Ринка, замолчи.

-Я придумала! Вот! — быстро сказала Лара. — Скажи ему — стеклянный кулон, который мы спрятали в часы. Точно, это то, что надо.

-Секрет в часах, — повторила Регина, запнувшись. — Вы с ней когда-то спрятали в часы стеклянный кулон.

-Жука на цепочке, — добавила Лара, и Регина повторила.

Виталик, кажется, был потрясен.

-Виталик.

-Да, — он медленно кивнул. — Было такое. Откуда ты про это знаешь?

-Говорю же — мне приснилось.

Как-то заторможено он подошел к столу, над которым висели круглые часы, аккуратно снял их, принес и положил перед Региной.

Теперь видно было, что часы старые, а прямо по стеклу циферблата шла полустертая бронзовая надпись.

-Это деду подарили, когда он на пенсию уходил, — пояснил Виталик. — Я их забрал на помять. А секрет я тебе сейчас покажу.

Он легко снял заднюю крышку, и откуда-то из корпуса вынул безделушку — кулон в виде жука на желтой цепочке. Цепочка была старой, темной, а стеклянный жук блестел и переливался. Копеечная побрякушка.

-Вот наш с Лариской страшный секрет. Она где-то нашла, а я шутки ради уговорил ее спрятать и никому не говорить. Знал, что в этих часах корпус просторный, можно что-нибудь положить. Я это уже делал. Мне забавно было выяснить, насколько у нее хватит сил хранить тайну. Думал, и на пару дней не хватит. Ей так жук тогда понравился.

Регина потрогала пальцем гладкую жучью спинку.

Она знала Виталика Ведерникова много лет, и даже придумать не могла бы, что он сентиментально хранит в старых дедушкиных часах жука на цепочке, которого они когда-то в детстве спрятали вместе с сестренкой.

-Сколько же вам тогда было лет?

-Ей лет восемь, я мне значительно больше. Я тогда только что школу закончил. Да, вот именно. Взрослый балбес, отнял у ребенка игрушку.

-Ого! Значит, ей сейчас...

-Скоро будет тридцать два. Видишь, я подшутил, и сам потом забыл, а она устояла, больше двадцати лет молчала. Нет, вру, поначалу напоминала мне с таким хитрым видом — помнишь, дескать, наш секрет? Этим летом мы вспомнили, открыли часы и посмотрели. Посмеялись и положили обратно.

Хорошие часы, — заметила Регина. — Столько лет не ломались.

-Не, знаю, может и ломались... — он отодвинул в сторону часы и кулон, присел напротив Регины.

-Ринка. Ты правду мне сказала, что Лариска говорила с тобой во сне? Просила не выключать?

-Правду, конечно. Сам подумай — как я могла такое выдумать? Это было бы чересчур, Виталь.

Это ведь и была чистая правда, а уж откуда она взялась — дело десятое.

-Да. Ты не стала бы выдумывать... — он потер руками лицо.

-Ринка. Лариска уверяла меня, что никому не говорила про этот тайник. Я что, должен теперь верить в переселение душ?

-При чем тут переселение душ? Впрочем, "есть многое на свете, друг Горацио, что, тра-та-та, не снилось мудрецам!" Точнее не помню, но это Шекспир сказал...

И Шекспир пригодился. Последний раз Регина держала в руках "Гамлета", когда Сережке назавтра предстояло писать классное сочинение по этому бессмертному творению и он отчаянно и безрезультатно пытался вникнуть, о чем там вообще речь. Она сыну помочь тогда не смогла, потому что быстро перелистать "Гамлета" и вникнуть — в принципе невозможно. Но ребенка следовало спасать, еще одна двойка была ему категорически ни к чему, а на дворе уже давно стоял темный зимний вечер. Она, помнится, съездила в центр, в книжный супермаркет, который работал до полуночи, и купила увесистый томик, в котором про Гамлета излагалось очень кратко и понятно. Так откуда же этот "друг Горацио"?

-Да, "есть многое на свете"... — повторил Виталик. — Расскажи мне, что именно Лариска тебе сказала в этом сне. Сказала, что выйдет из комы?

-Она не знает. Она очень хочет и надеется, но, видимо, пока не может. Вам надо не отнимать у нее шанс. Просто подождите еще.

-Так... — он опять потер лицо. — Ну, ладно, я понял. Я матери скажу, она, конечно, сразу тетке позвонит, Ларискиной матери. Спасибо, Ринка. Я все понял.

Она кивнула. Неизвестно, конечно, что он там понял. Но она сделала, что могла.

-Давай еще посидим, — предложила Лара, — на улице похолодало, и ветер. Попроси еще кофе.

Регина попросила, Виталик тут же молча поднялся с кресла и зарядил кофеварку.

Регина опять медленно пила вкусный кофе.

-Ты почему-то один зовешь ее Лариской, — заметила она. — Все остальные только Ларой.

-Она свое имя терпеть не могла, — объяснил Виталик, усмехнувшись. — Лариской звали крыску, которая жила у старухи Шапокляк, помнишь такую? А мне имя Лариска больше нравится. И потом, это я в отместку, потому что она меня тоже называла так, как мне не нравилось.

Виталик улыбался. Теперь он действительно улыбался, по настоящему, и Регина подумала, что впервые за последнее время видит его настоящую улыбку, а раньше он просто растягивал губы, вел себя так, как он привык, и выходило очень похоже, но все-таки не по настоящему. А теперь он обрадовался. Он поверил Регине, и обрадовался. И никогда он не узнает, что его сестра Лара в этот момент тоже сидела рядом и пила его кофе, и смотрела на него, и не хотела выходить на холодный ветер. А может, просто не хотела уходить. Для него знать это было бы чересчур, а Регине потом просто придется забыть.

-Ты знаешь, там были какие-то странные звонки, — сказал вдруг Виталик. — Я хочу сказать, туда звонки, в дом Герхарда. Последний раз определили, что из России. Ему вроде даже советовали в полицию заявить... Герхарду показалось, что с ним говорила Лариска. Один раз дочка трубку сняла, и тоже говорила, что слышала маму. Но она ладно, она не испугалась, потому что ей не говорили, что с матерью. Она просто еще ждала звонка. А вот Герхард волновался страшно. Хотя, он тоже потом ждал звонка.

-Не определили, откуда именно звонили? — сердце у Регины подпрыгнуло.

-Нет, наверное. Не знаю. Просто сказали, что из России. Знаешь, я вчера от Жени Хижанского опять по мылу письмо получил. Пишет, что его несправедливо оклеветали, но он не сдается, и, вообще, враги будут наказаны!

-Какие враги?

-Да кто его знает. Фигура речи. Я ему ответил. Про все по-новой написал, хотя писал уже, да мало ли что! И про мать тоже. Дескать, не знаю, какой глюк его посетил, и по какой причине, но лучше бы ему вернуться поскорее и браться за дело, и к матери в больницу сходить, и еще подумать, какие объяснения дать руководству. А то, хоть он и юный гений, производственную дисциплину никто не отменял пока.

Регина допила, наконец, кофе.

-Спасибо. Я пойду, Виталь.

Оказывается, она разделась здесь, а не в прихожей, ее плащ лежал на спинке дивана.

Виталик протянул ей плащ.

-Молодец, что приехала. Если тебе еще что-нибудь приснится, сразу дай знать!

-Договорились.

-Поцелуй его в щечку, — попросила Лара. — Тебе же нетрудно?

Регине было нетрудно.

-Удачи тебе, — сказала она. — Хорошо съездить, и новостей хороших...

Потом она приподнялась на цыпочки и поцеловала Виталика в щеку, слегка. Виталик улыбнулся и поцеловал ее в ответ.

-Спасибо тебе, Ринка.

-Позвони мне, оттуда. Расскажи, как дела.

-Я позвоню...

И сразу в уши ударил хохот, громкий, даже визгливый, и торжествующий.

Регина отшатнулась от Виталика. Оказывается, они стояли так близко. Неестественно близко.

Регина не сразу поняла, чей это смех. Не узнала. Подумала — домработница вернулась? И что с ней? Она не в себе?

Не было никакой домработницы. В дверях кабинета стояла Вероника. Это она смеялась.

Виталик поморщился.

-Ну, надо же! Наконец-то мне повезло! — прокричала Вероника. — Я ведь могла бы так никогда этого и не увидеть, да?

Она уже не смеялась, но оставалась истерично веселой.

-Я ведь знала, знала! Наконец-то я увидела собственными глазами! Сестре-енка! — протянула она очень неприятно последнее слово, и снова рассмеялась. — Как интересно. Так это он тебе телефон подарил, да? Как я сразу не догадалась? Я знала, что не супруг, но думала — ты все же другого мужика завела. Даже порадовалась за тебя, а тут вот оно что, оказывается!

Вдруг выражение ее лица изменилась, и она добавила уже без неестественной веселости, буравя сестру глазами:

-И как он тебе, а? Нравится? Поделись, мне интересно.

-Замолчи, дура! — опомнился Виталик. — Заткнись немедленно, кому я сказал?!

Это было каким-то фарсом. Кошмаром. Театром абсурда.

Регина стояла не шевелясь.

-Ай-ай! Ты бы мне такой же телефон из вежливости купил, мне было бы приятно, — сказала Вероника негромко, улыбаясь при этом странной, злой какой-то улыбкой. — А то крыске-Лариске подарил, этой... своей... тоже, а мне одной нет? Это же свинство, дорогой мой.

-Заткнись, — отрезал Виталик тихо, но так, что у Регины что-то дрогнуло внутри, и Вероника тут же замолчала.

-Нет, послушай меня, — Регина пришла в себя и чуть не бросилась к сестре, но Виталик вдруг схватил ее за плечи и задержал.

-Не надо. Все в порядке, не беспокойся. Пойдем, я тебя провожу.

Он быстро провел ее в прихожую, держась так, чтобы собой отгораживать от Вероники. У самых дверей опять сказал:

-Спасибо, что пришла. А об этом сразу забудь, — он мотнул головой назад, вглубь квартиры, где осталась его жена. — Я тебе оттуда позвоню. И ты мне звони, если что ... приснится.

Он неловко улыбнулся, как будто ему странно было говорить об этом серьезно.

Его голос перебивался смехом Вероники, опять тем самым, едким, истеричным, еще она что-то кричала, но так невнятно, что нельзя было понять ни слова, а может, Регине так казалось.

Она постаралась быстрее сбежать. Было хуже некуда. И что теперь с этим делать? Как жить дальше?..

Виталик Ведерников, не торопясь, вернулся в комнату. Жена уже не смеялась и не кричала.

-Молодец, — похвалил он. — Только ради меня кривляться не стоит. И вообще, не переигрывай. Мы ведь знаем, что ты вполне адекватна?

-Ты, ты...

-Оскорблять меня тоже не стоит. Могу ведь и обидеться. Ты, вообще, зачем туда пришла? Я же предупреждал, чтобы в моем кабинете тебя не было. На худой конец, хотя бы постучала. Или позвонила предварительно.

Он говорил негромко и деловито, и даже с удовольствием, и звучало это, как изощренное оскорбление. Им и являлось.

Вероника гордо вскинула подбородок.

-Я давно про вас знаю. Вы мастера прикидываться. Но меня не проведешь! Что ты в ней нашел, а? Только то, что у нее муж идиот?

-Ванька совершенно не идиот. Но тебе этого не понять. А Ринка, — да я бы в ней много чего нашел, но я не искал. Ты, прелесть моя, действительно неправильно все поняла. И вот еще что. Если моя дочь когда-нибудь станет свидетельницей чего-то подобного, ты будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. А то что-то ты зачастила, матушка...

-Да?

-Естественно. Стационарно будешь проходить обследование, а потом и полечишься, если надо, но только на частную клинику я раскошеливаться больше не буду. Недешевое удовольствие.

-Да не беспокойся, — Вероника улыбнулась улыбкой мудрой двухсотлетней горгоны, которую уже ничем не удивишь, он эту ее улыбку ненавидел. — Этого не случится. Я же не враг своему ребенку. Только я тебе не верю.

-Это ладно. Я уже привык.

-Я хотела сказать, что опять уезжаю. На минутку зашла. Заберешь Соню из школы? Я не смогу.

-Тоже не смогу. На автобусе доедет, не маленькая. А почему ты не можешь?

-Не могу. Какая разница, почему?

Вероника, не спеша, застегнула пальто, натянула сапоги.

-Пока, — бросила она мужу, так, как будто они не ссорились только что. Как будто они просто поболтали о том, о сем.

-Счастливо, — ответил муж. — Кстати, позвони в Сонькину школу. Оттуда звонили, я обещал, что ты перезвонишь.

-Ладно.

Она вышла из квартиры, но не пошла к лифту, а медленно, не торопясь стала спускаться по лестнице.

На середине одного из пролетов она остановилась, прислонилась спиной к гладкой плиточной стене и затряслась от рыданий. Плакала она недолго, но всласть, то стискивала зубы, то разжимала их в немом крике. И стало намного легче. От этого всегда становилось легче.