Путь самурая

Возможно, для кого-то эта мысль покажется несущественной. Но не для того, кто благороден душой. Ведь как связывать жизнь в браке с любимым, когда исходишь не только от любви, но и от мирских благ. Это, как минимум не честно по отношению к другой половине души...

А как известно, Харуна без сомнения обладала благородной душой...

* * *

*

Тем временем на празднике.

Шиноби Хаято, элитный убийца и исполнитель воли Сёгуна, недоверчиво смотрел, как знаменитый за последнее время стратег дома Такеда, хлещет саке с простыми крестьянами. И странным, наверное, было то, что крестьяне, один за другим уступали место, пьянея от выпитого, а стратег весьма довольный собой, принимался за другую чашку с саке.

В деревенских праздниках нет никаких изяществ. Каждый веселиться, как горазд. Что и говорить, нет никаких церемоний, но и до открытой вакханалии народ никогда не скатывался. Что не удивительно, им же здесь жить, а после позора, вряд ли они смог ли бы смотреть друг другу в глаза.

— Ну-ка друзья, споем песнью, — заорал Канске не своим голосом.

И его толи повеление, толи пожелание было радужно принято народом. Пели все, кто надрывая горло, а кто и просто бубня под нос.

Стоя на виду и держа кружку с саке, чтобы не выделяться в общей массе, Хаяте чувствовал, что весь мир сошел с ума. Парень, видя, как Канске обнимая грязных крестьян, веселился от души, был в глубоком смятении.

Чего уж скрывать, в Киото вряд ли можно увидеть, как представитель высшего сословия бухал наравне с остальным сбродом.

Приближаясь к стратегу не спеша, Хаято выждал момент, когда Канске наконец останется один.

— Господин, если позволите... Вам эта вещица не о чем не говорить?

Показанным предметом было маленькая дощечка, на которой было нарисована эмблема рода Асикага, дом самого Сёгуна. Получив недавно приказ от вышестоящих, Хаято пользуясь случаем, пытался выйти на связь со стратегом.

Канске не мог не знать эмблему Асикага. Но вместо ответа, на Хаято рыгнули и лишь после, словно обычный крестьянин, уточнили:

— Что за х**ню ты мне показываешь, а?

Пока мозг шиноби переваривал информацию, и в целом, ситуацию, Канске не довольно добавил:

— Да ты паря, не пьян. Бойцы, я как командующий велю вам, исправить это недоразумение, — велел своим людям, чтобы те напоили Хаято.

Как бы шиноби не пытался, у него не было и шанса. Схватив его за ноги и руки, они силой влили саке, так что Хаято вскоре опьянел.

Хаято лишь утром смутно вспомнит, что праздник продолжался всю ночь. К тому же, сам шиноби принимал активное участие в плясках и вакханалии. Хватаясь за голову и ища чем бы опохмелиться, Хаято придет к мысли, что его всё же раскрыли. Иначе, он не знал, на что списать поведение Канске...

Глава 22

Несмотря на осенние дни, погода в округе провинции Каи, стояла жаркая. Продолжительность дня сокращалась, и тени, рожденные от светила, удлинялись. Но, тем не менее, спасительная прохлада не наступала, а в больших городах так и вовсе, знойная погода ощущалась острее.

Если бы не ветра, приносящие с горных вершин живительный, холодный воздух, осенние дни ни чем не отличались бы от жарких, летних дней. Листья на деревьях уже начали желтеть, и каждый понимал, что это вопрос времени, когда всё изменится. Жаркий день легко мог смениться холодными, дождливыми днями. А за тем, глядишь, и зима на подходе. Такие мысли хоть и могли волновать многих жителей провинции Каи, но, пожалуй, крестьяне на этот раз, увлеченные сбором посева так далеко не заглядывали.

Собирая урожай, крестьяне не могли не нарадоваться удаче, не каждый год они могли собрать достаточно урожая, чтобы оплатить обременяющие налоги. А дни, когда все долги были погашены и скорая зима не пугала крестьян, таких дней люди помнили мало.

Провинция Каи жила своей жизнью, и пожалуй, за много лет, она не видела таких благополучных дней. В каждой деревне, под вечер люди устраивали празднества. Сновавшие по своим делам гостьи провинции удивлялись, слыша, как запевали крестьяне, собирая урожай.

Благополучие провинции мерилось не зажиточностью вельмож и выше стоящих лиц, но, как не странно, достатком простых людей. Эту истину знал не каждый даймё, отчего провинции в стране были в упадке. И не тяжелые войны были причиной...

Если эти мысли были доступны лишь единицам, то каждый мог воочию убедиться, что могущество клана Такеды росло. Клан Такеды выходил победителем в каждой битве, приобретая могущество, и лишая его не только врагов, но и своих союзников...

Вести о клане Такеда распространились благодаря молве, которую так любили передавать из уст в уста простые смертные. Хоть услышанное изменялось не раз, прежде чем выйти за границы провинции, семена правды в них всё же сохранялась. Несмотря на то, что солнце находилось в зените и тяжесть дороги из-за жары, ощущалась острее, главная дорога, ведущая в Каи, была переполнена людьми.

Громоздкие телеги, снабженные не маленькими бочками, цепочкой тянулись так, чтобы не загораживать всю дорогу. Путником приходилось их огибать и уступать дорогу.

Людей на дороге было настолько много, что поднятая пыль ощущалась в воздухе. А выкрики и говор людей, стало единым. Трудно было не затеряться в этой суете. Но даже так, крестьяне и путники умудрялись освобождать дорогу паланкину, что несли слуги.

Покрытый темным лаком, паланкин тут же приковал к себе все взгляды. На черном цвете, отчетливо виднелись красноватые знаки, дома Такеда.

Провожая взглядом, путники тихо перешептывались, гадая, кого везли слуги в этот жаркий день. Стоило темно зеленым шторам хоть чуть приоткрыться, как люди терялись, уведя взгляды прочь. Несмотря на любопытство, никто не желал встретиться взглядом с тем, кого несли на паланкине.

Прежде самого паланкина до места, где образовался небольшой затор, из-за потока тележек, добрались вести о нем. Купцы тут же стушевались, подгоняя своих людей криками, чтобы те быстро освободили дорогу.

Заинтересованные путники следили за ходом события, словно зрители. В мгновение око, суета само собой прекратилось, как на дороге появился паланкин. Следом за ним, неустанно следовал небольшой отряд воинов. Хмурый их вид, не предвещал ничего хорошего тем, кто осмелился бы загородить дорогу процессии.

Открыв шторы так, чтобы видят сменяющееся лица, и в свою очередь быть незамеченным посторенним взглядом, девушка в паланкине шумно выдохнула. К её удивлению, внутри паланкина не было так жарко, хотя сама она ожидала противоположного.

Толчки от передвижения ощущались мягко, так что весь пройденный путь она перенесла неплохо.

В мелькавших лицах читалось всё: страх, любопытство и даже зависть. Некоторые люди так и вовсе, умудрялись пасть ниц, пока паланкин не отдалился от них. Если в начале пути, всё это веселило девушку, то теперь было иначе.

Капля за каплей, злость наполняла её нутро, одурманивая её разум. Взяв нежно в руки безликую маску, девушка начала осознавать, что даже маска не могла успокоить её душу. Несмотря на последние успехи её хозяина, стратега дома Такеды, ей казалось, что впереди маячили не простые дни. Дни, которые не сулят ничего хорошего её хозяину, а значит, и ей...

— Рен, нет ли вестей из резиденции?

Услышала девушка голос своего хозяина. Ей ненужно было отвечать, ведь парень прекрасно знал и так, Такеда Харуна вызывала к себе всех своих вассалов, но только не его. И это не могло не омрачать настроение Канске.

— Хозяин, к вам посетитель... Баба Нобуфуса...

В последние дни, все отстранились от её господина. Немногие были готовы скрасить дни, когда сама Харуна, казалась, отстранилась от парня.

Услышав слова Рен, Канске тут же преобразился, став на минуту прежним. Будто вмиг позабыл о тревожных думах.

— Нобуфуса! А я-то думал, что и ты, предпочел остаться в стороне, не навещая меня...

— Что ты, друг Канске. Как я могу?!

Разговор с Нобуфусой положительно повлиял на стратега. К нему пришла бывалая уверенность. Но по одной лишь фразе парня, стало ясно, что не все тревоги покинули его:

— Нобуфуса, ты не знаешь, почему она всё еще не завет меня?

Канске спрашивал отстраненно, не заглядывая в лицо собеседника. Будто заглянув, он мог разглядеть правду на свой вопрос. Бесспорно, ответ страшил его. Сидящая в стороне и наблюдавшая за двумя самураями, словно тень, Рен прекрасно понимала, что к чему.

— Поверь, Канске. Нашей госпоже не зачем держать злобу на тебя. Мне думается, что она оставляет тебя напоследок, чтобы после вознаградить за труды клану...

Самурай произнес это с чувством, так что Канске поверил. Но сидя позади стратега, Рен могла без труда разглядеть лицо Нобуфусы. Одного лишь взгляда на бесхитростного воина хватило, чтобы понять, что тут далеко всё не так однозначно. И, пожалуй, сам Канске легко смог бы уловить это, если бы хотел...

Последовавшие слова Нобуфусы, лишь убедили Рен в праведности заключения. Казалось, самурай пытался поменять скользкую тему.

— Твое имя у всех на устах. То, что тебе удалось, достигло даже провинции Кодзуке. Ты бы видел, как изменились в лице вассалы Ходзе, узнав, что клан Такеда и в Хида одерживает вверх.

Пытливый ум Канске тут же уловил нить, брошенную Нобуфусой. Рен казалось, что парню было подвластно многое, и в частности то, что касалось, ведение войны, но только не дела сердечные.

Паланкин резко дернулся, и в миг, внимание девушки переключилась к действительности.

— Простите госпожа, нам пришлось повернуть... Вскоре мы прибудем, — услышала Рен слова слуг.

Девушка удивилась тому, как быстро она привыкла к роле госпожи. Пожалуй, никто не поверить, если она скажет им правду. Правду, что и сама она была выходцем из низов, возможно даже и хуже.

Ведь воры и люди, занимающиеся не честным трудом, стояли ниже даже самих крестьян. Но красивая юката, и порозовевшая кожа могли убедить любого, что Рен никогда не знала другой жизни.

Прежде чем вернуться к воспоминаниям, девушка мягко ухватилась за мысль, что между богатыми и бедными не было столь существенной разницы. Каждый из них страдал от своих оков, наивные были те, кто не понимал этого.

— Не стоит пренебрегать своими заслугами. Ведь всем известно, что ты и Масакаге смогли охватить немалый кусок от провинции Кодзуке. Если я не ошибаюсь, Кодзуке разделены на три составляющее, север принадлежит Уэсуги, запад нам, а восточная часть Ходзе. Наверное, не этого ждали Ходзе...

Канске обрисовал всю суть одним словом, и Бабе Нобуфусе пришлось лишь кивать головой, в знак согласия.

— Знаешь, Канске. Отношения с домом Ходзе и Имагавой хрупки, несмотря на созданный триумвират. Наш клан быстрее остальных становится сильнее, и это не может не тревожить их...

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ты бы знал, о чем я, если бы не заперся у себя в усадьбе, — ответил Нобуфуса, холодно.

Резкое изменение тона, была справедливо. Ведь за всеми этими событиями, Канске перестал обращать внимание на другие дела.

Совладав с собой, Нобуфуса продолжил:

— Со мной в Каи прибыли много тяжело раненных воинов. Нам не хватает лекарств, чтобы помочь им...

Хоть самурай обронил это коротко, но за ними лежало многое, недосказанное. Девушке было известно, что ранение из-за жары в походе гноилась. Уже было много тех, кто был обречен на смерть, из-за нехватки лекарств. Лишаться конечности для воинов, было не лучшей участью, чем смерть...

— Ходзе обозлились на нас и уговорили Имагаву перестать доставлять к нам соль...

Ценность соли было не только в приготовлениях пищи, но и в приготовлениях простых лекарств. Не говоря уже о том, что это повлияло на цены и других товаров.

Прежде Рен никогда не задумывалась о таких вещах. Но служба клану Такеда, и в частности Канске, открыла для неё многое. Она прекрасно видела, изменения, которое затрагивала судеб многих людей...

— Мы окружены соседями, которые недобро посматривают в нашу сторону. Тут ничего не попишешь, — ответил Канске.

Нобуфуса вскоре ушел, и буквально через два дня с того разговора в Каи прибыли огромные телеги. Телеги несли дар, который преодолел огромное расстояние. От самого Этиго, и затем уже Синано и Кодзуке, в Каи пребывали несметное количество телег, загруженные бесценным даром, солью.

Когда привратник остановил поток телег у самих ворот к городу, на улице уже собралось много зевак, предвкушая зрелище.

— Кто вы и куда несете весь этот груз?!

Несмотря на грозный выкрик, казавшиеся торговцами люди, не стушевались. Среди них вышел один вперед, и ответил за всех:

— Мы, вассалы лорда Уэсуги. Везем соль для клана Такеды. У нас есть, что сказать вашему лорду. Слова от самого Кенсина...

Эта новость обсуждалась не раз. Люди в Сианано, в Этиго и других провинциях были поражены благородством Кенсина.

Когда сама Харуна вышла встретить дары, вассал Уэсуги заговорил:

— Моя госпожа передает вам, госпожа Синген, "Я воюю не солью, а мечом"...

Рен в тот день находилась поблизости и стала очевидцем. Даже её, далекую от самурайских жизни девушку, затронули слова Кенсина. Пока все обговаривали услышанное, гость продолжил:

— Так же, моя госпожа передает вашему стратегу слова восхищения. Она с нетерпением ждет встречи на поле боя, с столь выдающимся воином земли Ямато...

Услышав это, брови Харуны нахмурились. Рен отчетлива поняла, что услышанное не понравилась Харуне. Ведь впредь, все только и говорили, что Кенсин видит угрозу больше в Канске, нежели в самой Харуне...

Безликой Рен не понравилось, что возле Харуны крутилась не безызвестная Айкава. Харуна хоть и не ловила всё сказанное Айкавой, но всё же к ней прислушивалась.

— Госпожа, мы прибыли, — донеся голос слуги.

— Хорошо, — ответила Рен.

Прежде чем выйти наружу, девушка успела подумать, что Кенсина не могли не тревожить успехи Канске в Хида. Хотя, зная любовь Кенсина к битвам, трудно было сказать что-то определенное. Ведь, не зря её называли воплощением самого Бишамонтэна, бога войны буддизма.

Вступив на твердую землю и вдохнув полной грудью прохладного воздуха, девушка, предавшись настроению, услышала ответ Канске.

— Уэсуги Кенсин не так проста. Каждый её ход направлен как минимум преследует два цели. Если в открытую, она показала свое благородство и поразила даже сами Небеса, то в темную, она поставила меня в неловкую ситуацию...

Услышав это, Рен согласилась. Ситуация, когда между Харуной и парнем возникло чувство отдаленности, была не подходящей. Встряхнув голову и прогоняя воспоминания, девушка не сразу заметила то, что предстояло перед её взором.

Некогда, только строящийся храм уже возвышался ввысь. Крыши храма в главном здании уже были покрашены лаком, что в свою очередь свидетельствовало о том, люди активно посещали этот, буддистский храм.

Завидев влиятельных гостей, посетители храма предпочли удалиться. Братья монахи забегали, с нескрываемой тревогой в лицах. Ведь, все знали, что Канске Ямамото был заступником старой веры, и что его бог, Хатиман, недолюбливал соперников...