"Твердь‟.

Первое что сорвалось с губ Бизона, это было: — 'Да что же ты творишь? Козёл! Да я тебя ...!‟

Как это ни странно, но, на пустой дороге (сказывался дефицит топлива), одновременно оказалось стазу три машины. И что самое не вероятное, за малым не случилась банальная авария (было похоже на банальную подставу). На перекрёстке, внедорожник Бизона догнали два джипа, несущиеся на сумасшедшей скорости, и один из них, неожиданно заморгав поворотником, начал выполнять резкий разворот вправо, и произвёл этот манёвр из левого ряда. Ринч сам не понимал, каким чудом ему удалось вовремя среагировать и не врезаться в нарушителя правил дорожного движения. Уже остановившись и высунувшись из окошка, дабы высказать лихачу всё что он про того думает, парень заметил что из обеих машин на него были нацелены несколько автоматных стволов. Васка, так и не успел хоть как-то отреагировать на возникшую опасность, как почувствовал обжигающую болью, это его тело разрывало множество пуль. Последние мысли парня были обращены Элле — не попадёт ли в неё этот смертельный рой свинца и успеет ли она хоть как-то укрыться от выстрелов. После чего сознание померкло, и наступила кромешная темнота, милостиво избавившая Ринча от нестерпимых физических и душевных мучений. И честно говоря, произошедшее покушение не было ответом ушлого складского дельца на вчерашнее происшествие, здесь — в этом случае, действовал диверсионно-разведывательный отряд Ринлевских мятежников.

С момента покушения на почти безлюдной улице не прошло и трёх часов, как из распахнувшейся двери операционной вышел уставший врач, шёл он неспешно и старался не смотреть на троих мужчин в камуфлированных, охотничьих, костюмах. А те, резко вскочив со скамьи, вопрошающе смотрели на молодого хирурга. В воздухе завис немой вопрос, и, судя по всему, люди ожидающие ответа, насколько сильно жаждали услышать от медика весть о своих товарищах, настолько и боялись озвучки их опасений. Но и неизвестность давила, удушала, терзала, не хуже огромной и неимоверно тяжёлой глыбы, медленно удушающей попавшей под неё жертвы.

'М-м-м -да, — проскрипел усталый, и от этого сильно осипший голос врача, — одна пуля, одна дрянная пуля, и представьте себе, оборвала сразу две жизни. Всего одна, и столько с...ка беды натворила. До сих пор не могу к такому привыкнуть...‟

Во взглядах бойцов появилось недоумение. Им уже было известно, что их командира привезли в эту больницу буквально напичканным смертельным свинцом. На данный момент, в головах у всей троицы крутился только один вопрос: — 'Как он вообще не умер по пути в эту больницу?‟ — а тут им вещают об одной единственной пуле и про две оборванных ею жизни.

Хирург, видимо поняв замешательство стоявших перед ним мужчин, решил уточнить то, что он только что говорил: — 'Это я про спутницу вашего командира. Она хоть и здоровая была, сильная, но ранение, нанесённое одной единственной пулей, оказалось не совместимым с жизнью. А ведь она была на двенадцатой неделе беременности. Вот так-то братцы. Мы сделали всё что могли, да только и мы не всесильны. А командира вашего другая бригада оперирует и, судя по всему, у него есть шанцы остаться в живых. Правда они не очень и большие, но всё-таки есть...‟

Ещё с раннего утра, несмотря на то, что было известно, выдача гуманитарной помощи начнётся с девяти часов, возле старой продуктовой базы стояли люди. Они стояли как безмолвные тени, держа в руках сумки пустые пластиковые бутыли и почти у всех, взгляды, полные надежды, были устремлены на пока что закрытые ворота. Никто из собравшихся в столь ранний час граждан, не ругался, не пытался доказать что прибыл первым, или был незаконно оттеснён впереди стоящим. Все смиренно ждали, когда придёт назначенный час, раздачи столь дефицитных в городе продуктов: так как по округе уже прокатилось известие, что сегодня ночью, в город прибыл большой благотворительный конвой и его содержимое, успели распределить по постоянным пунктам выдачи. Вот уже затянули свои трели мелкие птахи, урча двигателями, проезжали редкие счастливчики, те чьи машины ещё были на ходу (с топливом был жуткий дефицит) А люди, устав от долгого стояния, начали присаживаться на бордюры или просто на газоны, а некоторые, разбившись кто парами, кто и более многочисленными группами: стали обсуждать свежие сплетни. Этим же занятием, увлеклись и двое мужчин, один лет сорока, а другой немного постарше.

— Дмитрич, ты слышал что творится то? — Вопрошал тот, что был моложе. — Говорят, что наши защитники меж собою стали цапаться — никак власть не поделят. Тоже мне, нашли время для склок.

— Ты это о чём, говоришь-то? Санёк, ты чего несёшь? — Вполне искренне удивился лысый приятель Санька.

— Так ма, о том, что вся округа бает. Про то, что наши повстанцы, пошли друг дружку мочить. Одного с месяц назад из противотанкового гранатомёта, прямо в машине порешили, а второго, вчера, с автоматов расстреляли.

— Дурак ты, — презрительно зыркнув на товарища, ответил лысый, — до седых волос дожил, а свою бесталковку так и не научился включать. Не могут они начать охоту друг на дружку, особо сейчас

— Откуда тебе Дмитрич знать? Вдруг они чего не поделили, вот и устраивают разборки, так сказать, под шумок. Кто в человека стрелял, для тех кровь людская как водица.

— Эх ты, олух царя небесного. В любом событии ищи тех, кому это выгодно. И не бреши понапрасну, как старый шелудивый пёс.

Несмотря на то, что мужчины вели свои дилетантские дебаты в полголоса, и вдобавок немного отошли в сторону от основной толпы, но к их спору, всё равно прислушивались несколько особо бдительных человек. А вполне может быть, что эти люди, попросту, таким вот нехитрым способом боролись с последствиями томительного ожидания.

— Я тебе не пёс! — Обиженно огрызнулся более молодой мужичок. — Только как во всём разобраться? Ведь чужая душа — потёмки.

— А вот смотри. Урчики прут на нас всё новые и новые силы, да только у них не очень то получается. Они торжественно обещались нас за две — три недели покорить, а вон, подишь-ты, до сих пор до победы им как до .... Ну, в общем, не достигли намеченного. Поэтому, им по самое не могу хочется ликвидировать тех, кто способен организовать своих бойцов на достойный отпор. А потом и посеять сомнения и панику среди таких паникёров как ты. Чтоб они скулили их пропаганду на каждом углу.

— А ты, ты! ... Ты думаешь, что всё знаешь! — Не выдержав и выкрикнув в полный голос, возмутился тот, кого называли Саньком. — А под ковёрную борьбу учитывать не хочешь? Откель тебе знать, что в рядах сопротивления творится? А?

На что во взгляде Дмитрича промелькнула ироничная усмешка, и голосом, которым говорят с неразумными детьми, тот проговорил:

— Под ковёрная борьба может быть и идёт. Только она, скорее всего такая, чтоб ею не ослаблять себя. Только этого нам не ведомо. Да и не время ещё для таких забав. Сейчас, всех наших инсургентов³⁷ крепко связывают весьма крепкие узы, и имя им — общий враг. Уж поверь, в нашем мире, это самые надёжные скрепы.

— С чего бы это так сразу?

— Да они, наши теперешние руководители и их бойцы, ведь не дураки. Понимают, что стреляя друг в друга, они льют воду на мельницу врага и этим подписывают себе смертный приговор. Вот когда свернут урчиков в бараний рог, так только после этого и начнут делить портфели. Да только уже без стрельбы, всё будет происходить мирно, вроде битвы компромата. Всех своих беспредельщиков они давно уже 'изолировали‟ — чтоб те не вредили их общему делу.

Этот, и подобные ему разговоры происходили везде: на кухнях, в спальнях, скверах, вовремя разборов свежих руин, или в подворотнях. Говорили обо всём: откуда идут обстрелы, кого из знакомых ранили или убили, а кому посчастливилось и он, так сказать, отделался испугом. Сроили прогнозы пытаясь угадать, хватит ли городу провизии и воды, если да, то насколько долго. И ничего тут не поделаешь, человек всегда обсуждает то, что сильнее всего его беспокоит.

Глава 19

Брантданск, маленький городок, ставший камнем преткновения в противостоянии двух сторон, с каждым днём пустел всё сильнее. Нет, нельзя сказать, что он стал необитаемым, но люди всё-таки покидали его. Это наученные горьким опытом, повстанцы, как могли эвакуировали мирное население и они, старались делать это как можно скорее, так как отряды 'клопов‟ постоянно пытались охватить город в плотное кольцо. В результате чего, селения через которые проходили дороги соединяющие блокируемый населённый пункт с основными городами и областным центров, по несколько раз в сутки переходили из рук в руки. Иногда было трудно разобрать, какая из противоборствующих сторон, в данный момент владеет всеми ключевыми точками, всё так перемешивалось, что было не разобрать кто находится в окружении, а кто наоборот взял противника в кольцо. Но вот, когда силы инсурге́нтов уверенно овладевали дорогой, то они в первую очередь старались по максимуму вывести из окружения мирных граждан и одновременно пополнить боеприпасы. И как этого не боялись бойцы самообороны, но настало утро, когда противник нащупал слабое место в обороне и вошёл в город.

Венцислав, бывалый боец отряда Вепрь, в паре с белобрысым Василем — молодым парнишкой, из последнего пополнения отряда, доставив в штаб сообщение, содержание которого, его командир не пожелал доверять эфиру, семенил трусцой по разбитой улочке, стараясь как можно скорее оказаться в расположении своего отряда. Расстояние которое нужно было преодолеть не такое уж и большое, поэтому бойцы решили проделать его пешком. Посчитав такой метод передвижения по улицам осаждаемого города наименее опасным и более быстрым.

Сегодня, с самого утра, Урчики вели усиленный, но, несмотря на это, не очень эффективный артобстрел позиций защитников. Вот только в какофонии очередной волны артналёта, что-то неощутимо поменялось. Вот и сейчас, почудилось, что где-то неподалёку выстрелил танк, и его поддержала длинная очередь крупнокалиберного пулемёта. Хотя, этого недолжно было происходить. Но. Доверяя собственной интуиции, которая буквально вопила о надвигающейся опасности, Венци бегло оглядевшись по сторонам, левою рукой, указал на открытую калитку и, предательски осипшим голосом, приказал своему спутнику: — 'Спрячься, по-бързо!‟ — Напарник Кирова, поняв указующий жест правильно, не замедляя бега, поменял направление движения и скрылся, в недрах небольшого дворика. За ним, тенью, проследовал и Венцислав, но только остановился и, возле входа во двор, развернулся, и начал осторожно выглядывать на улицу.

По лицу и спине струится пот, часто стучало сердце, дыхание никак не желало восстанавливаться, и к этому, добавился страх перед неопределённой угрозой. Доброволец из Унхарии, бывший офицер, Венци, в такие моменты ненавидел себя, и мысленно ругал свои страхи самыми последними словами. И что было самым неприятным, как только стал различим звук работы мощного двигателя, горло сжал мерзкий спазм. Здесь можно было не сомневаться, к перекрёстку двух улиц, приближался танк: — 'Вот толь чей?‟

Вытерев об штанины потные ладони, Киров, на всякий случай скинул с плеча тубус одноразового гранатомёта, но не стал выдёргивать предохранительную шпильку. Так и стоял унхарин, держа наготове противотанковую гранату, надеясь что это могут быть свои. Секунда шла за секундой, гул нарастал и вот, из-за углового дома показался ствол пушки, она медленно выползала, сделав поначалу незначительный поворот вправо, а затем, когда появился корпус, и танковая башня, начала смещаться влево. Ещё несколько секунд и Венци различил на броне распознавательный знак рев-гвардии урчиков. Всё стало на свои места, перед Кировым был враг.

Приведение гранатомёта в боевой режим, шаг на улицу, другой: от былых страхов не осталось и следа. Венцислав стал в полный рост и, прицелившись в незащищённый участок башни (благо, небольшое расстояние позволяло сделать это с большими шансами на успех), выстрел. Громкий хлопок пиропатрона, и пелена дыма. Отбросив пустой тубус, Киров снова метнулся к калитке. Он не видел, как танк вздрогнул всем корпусом, будто зверь, раненый охотничьей стрелою. Как из машины повалил белёсый дым, постепенно приобретающий чёрный свет, и как позади бронированного монстра, испуганно присел десант, придвигающийся по улице под его прикрытием. Когда оба бойца снова выглянули из спрятавшего их дворика, то их взору предстала объятая огнём машина, и никаких вражеских солдат вокруг неё. Передвигаясь короткими перебежками, бойцы спешно выбрали себе хоть немного, но прикрытые позиции. Да видимо напрасно Василь со своим старшим товарищем, расположились за стволами деревьев, намереваясь принять свой последний бой, именно, таким образом, они собирались хоть ненадолго, но задержать врага. Их противник, потеряв свой главный 'ударный козырь‟ решил не лесть на рожон, а отойти. Впрочем, это никак не повлияло на то, что к полудню, его воиска, смогли занять некоторую часть Брантданска, и закрепиться на ней.

Начиналось прекрасное утро, на небе не было ни облака и наступающий день можно было назвать прекрасным но. Именно сейчас люди, с неистовым упорством, достойным другого применения, убивали друг друга. Птицы, которые должны были своим милым щебетом приветствовать проснувшееся светило, улетели, испугавшись грохота взрывов и свиста пуль. А небесную синеву, уродовал дымы разрывов и пожаров. И в завершение этой 'картины‟, по окраинам городка, как тараканы расползались виновники всего этого безобразия.

Кныш входил в осаждаемый город вместе со своими товарищами, они вошли на его окраины через сделанный армейскими штурмовиками прорыв и сейчас занимались планомерной зачисткой улочек. Он прекрасно знал, что некоторое количество сепаратистов смогло вырваться из окружения, а другие — менее удачливые и слишком фанатичные, с упорством обречённых продолжали бессмысленное сопротивление. И это его беспокоило, он не понаслышке знал, насколько страшен враг, загнанный в угол, особенно когда не знаешь, откуда он может в тебя выстрелить: — 'Все эти сепаратисты одинаковы, и смертельно опасны‟.

Как и все его сослуживцы, Минька, давно не делил местных на гражданских и военных, лично для него, они были предателями, которых необходимо карать, карать и только карать — без всяких шансов на прощение. И делать это, необходимо с максимальной жёсткостью. Вот только усталость брала своё. Как-то быстро и бесследно испарилась былая романтика очистительной войны, сменившись ежедневно преследовавшей его опасностью 'поймать пулю‟. Парнишку давно тошнило от вида окровавленных бинтов, застывших, а бывает ещё и сильно изуродованных в бою тел погибших соратников (пули и осколки не всегда оставляют аккуратные, небольшие раны). Так хотелось хоть на время отдохнуть от всего этого, пройтись вместе со Шкодо́й, в красивой форме гвардейцев, по улицам Оргобыча (парень не знал о гибели своего товарища). А там. Вальяжно войти в самый дорогой ресторан, заказать самую дорогую выпивку и закуску, да снять самых дорогих и красивых шлюх и кутить, кутить, кутить....