На следующий день на нашу кухню устроили засаду, которая провалилась. Часовой еще под утро заметил нездоровое шевеление в лагере, да десяток бугорков, которые появились в снегу возле ворот. Я им в полдень так и сказал в рупор, что мол, замерзнете, мужики, домой идите, сегодня халявы не будет. Те подождали полчаса, и вылезли из сугробов и пошли обратно в лагерь. Вот же идиоты, нет бы прийти, спросить, мол, люди добрые, чего вы хотите? Нет! Каждый думает что он самый умный! Мини-бунты не прекращались, то тут, то там народ собирался мелкими кучками, распалял сам себя, получал от вояк, которые носились между этими кучками, как угорелые, выжидал, и опять бунтовал. Не завидую я теперь этим военным, спать им теперь наверно тоже очень весело. Так весело, что они сгрудились в кучку, в двух землянках, а один вояка теперь постоянно сидел возле костра, охранял. Тоже "гений", его-то глаза привыкнут к огню, а значит он ничего вокруг не разглядит.
Несколько дней такой осады с нашей и их стороны. Продолжились попытки забраться в крепость среди ночи, но они или заканчивались на колючей проволоке, или пресекались выстрелами часового. Один раз пришлось, правда, тревогу объявить, дежурная группа мужиков в составе меня, Кукши, Юрки и Буревоя выскочила на стены, но часовой, Добруш, уже отогнал "лазутчиков" выстрелами да светом прожектора. Те попадали в глубокие сугробы и ушли своим ходом. Бунты в лагере продолжались. Все шло практически по нашему плану.
— Наблюдения показали, что на данный момент все держится на авторитете и силе главного воина, с мечом, имя нам не известно до сих пор, — заключил Кукша, — не будет его — можно будет что-то делать.
— По беспределу, без закона мы его убирать не будем, — я отхлебнул отвар, мы проводили очередное совещание.
— А как тогда? Их поползновений не достаточно? — Буревой недоумевал.
— Неа, не достаточно. Ты сможешь четко сказать, кто к нам на стены лез? Может, еще одни "залетные", гарантию дашь, что это беженцы? Доказательств-то нет. Если бы кто к нам забрался, тогда бы был другой разговор. Кстати, Зоряна, как там ситуация с Законами о крепостных?
— Мы основную часть подготовили, надо теперь всем вместе посмотреть, — супруга достала кипу бумаги.
— Сейчас начнем, отвар только допью. А для изъятия дрожжей из этого дерьма, — народ посмотрел непонимающе, — ну, главного военного из лагеря, надо ждать повод. Нужен железный повод по нашим Законам для его изоляции от всех остальных.
— А зачем дрожжи в дерьмо кидать? — Обеслав решил уточнить непонятный момент.
— А ты брось, только подальше от крепости, вот и увидишь. Тесто видел как всходит с дрожжами? Ну вот представь себе как дерьмо взойдет.
— Н-да, действительно подальше надо делать это, — дед живо себе представил картину.
Повода ждать долго не пришлось. Я конечно думал, что он будет в военной сфере лежать, даже хотел в паре мест проволоку подрезать, чтобы лазутчик в крепость мог забраться. Но беженцы и сами справились, даже проволоку портить не пришлось. После некоторого затишья, лазутчики перестали появляться, а Кукша со товарищи из патруля привел некое существо, закутанное в невообразимые тряпки и засаленный рванный овчинный тулуп. Сам пасынок стоял красный, как рак, и потерянный. Его товарищи по патрулю, Юрка и Обеслав, тоже находились в затруднении.
— Вот, привел, — пасынок подтолкнул существо к нам с дедом, — мы это... В патруле... А тут она... Говорит, я могу... хочу... в общем эта, ну, ...
Странно, вроде такой уверенный в себе парень, а мычит. Остальные тоже мычат, связно сказать ничего не могут. Мычат, и смотрят на Веселину, что с нами стояла. Отправил девочку, патрульные чуть пришли в себя, выдавили наконец нечто членораздельное:
— Блуд предлагает..., — и дальше покраснели.
Я прямо охренел от такой подачи. Дед тоже малость попутал. Какой блуд в лесу? Существо начало всхлипывать и что-то бормотать. Судя по голосу, существо было женского пола.
— Мы в патруле были, — собрался наконец пасынок, — а тут она. Одна. К нам подошла, потом ко мне обратилась. Говорит, блуд будет, за еду... если захочу... и топоры чтобы вернули
— А вы чего?
— А мы что... — Юрка замялся, — Сюда привели. Вот.
— Блин, вот только проституции нам тут не хватало! — я в сердцах зло посмотрел на ту сторону крепости, за которой был бомжатник, который в моих глазах превращался в притон, — это ж кто такой умный там выискался, а?
— А чего еще делать? — дед как-то спокойнее отреагировал, — жрать захочешь — не так раскорячишься...
— Да если б сама, — я посмотрел на всхлипывающее существо, — а то ведь кто-то надоумил. Так, выясним кто, эту бабам, пусть халаты медицинские наденут, педикулез посмотрят, да болезни срамные. В баню ее, одежку в выварку, да прокипятить. Повязок не снимать, перчатки одеть, да поменьше вообще касаться и дышать одним воздухом. Задача ясна?
Буревой кивнул.
— А вы трое, на лекцию, о вреде беспорядочных половых связей. Молодцы, что сюда привели, а лекция то вам на будущее. Половое воспитание, так сказать.
Лекция затянулась надолго — я в красках описывал то, о чем знал, слава Перуну, только понаслышке. Но про триппер и сифилис в красках, только что без рисунков рассказал. Я не знаю, есть ли тут такие заболевания, но на будущее пригодится. Пацаны ходили смущенные, долго не смотрели друг другу в глаза после лекции, да и на других тоже глаз не поднимали, переваривали. Надо еще девчонкам прочитать, но то пусть Зоряна, у меня духу не хватит. Материла я ей дам, пусть растолкует. Закончили с лекцией, пошли в предбанник. Микробов с моей подачи все боятся, поэтому нарядились, как санитары в инфекционной больнице. Я и дед собирались проводить дознание, совмещенное с медосмотром.
Существо обрело человеческий вид, оказалось худущей блондинкой, с огромными глазами, просто невообразимо огромными, или это так из-за худобы сильной показалось. И коса чуть не до пола, девчонки наши заплели. Худая как спичка, глазищи и гигантская копна волос — пигалица, одним словом. Пигалица дрожала. От тела валит пар, ее в наше нательное из первой партии, что шили на швейной машинке, нарядили. А чего там той машинки? Шестеренки, валы, натяжители да иголка очень хитрая, и шпулька. Дед почти без меня справился со сборкой. Правда, шов неровный, нитки чуть не миллиметр толщиной, но крепко сшивает. Так вот, пигалица сидит, пялится на нас, на глазах слезы наворачиваются. Наворачиваются, и большущими тяжелыми каплями стучат изредка по столу. Кап! Кап! Еще бы! Ей никто ничего не говорит, все в масках, да в очках, коньюктивита разного опасаются, раздели донага, пропарили, да устроили медосмотр прямо в бане. Хорошо хоть девушки все делали, а то бы пигалицу инфаркт хватил. А тут еще и мужики пришли, бумажки непонятные читают, да на нее посматривают. Ужас!
— Так, имя, родового имени нет, отец есть, мать умерла, братья мелкие, два штуки, полных лет пятнадцать, синяки на руках, под глазом!? — я присмотрелся, точно, фингал, — вшей нет, заболеваний срамных нет. Чего!? Невинна!? Как так!?
— Так и есть, — хором отрапортовали Леда и Агна.
— Ну ничего себе! — пигалица опять заплакала, тяжелые капли, падающие на пол напоминают трель.
— Недокормлена, замучена, жалко, — я посмотрел на девушек — это кто вас так писать заключение учил?
— Но ведь жалко! — опять хором отвечают мои барышни.
— Ладно, невинная ты моя, расскажи, как да такой жизни дошла? Что вас, пока еще не гражданка, довело до занятия проституцией?
Слезы полились ручьем. Откуда только жидкость берется в таком худющем тельце? Сквозь всхлипы ничего не слышно, пигалица трясется, как наш первый паровой трактор.
— Дайте ей согреться чего-нибудь, внутрь и снаружи, а то мы так до скончания века сидеть будем, — девушки метнулись на кухню, Буревой принес фуфайку из комплекта для потенциальных крепостных.
Накормили супом, вмиг пигалица умяла, напоили отваром, да влили насильно двадцать граммов настойки спиртовой. Пигалицу разморило, но она хоть успокоилась, слезы прекратились, осоловела от еды и алкоголя. На девчушку напало отупение.
— Повторяю вопрос, почему пошла на блуд?
— Не сама пошла. Святослав послал. Я не хотела, а он сказал надо внутри посмотреть, что да как тут у вас, — пигалица тихим потухшим голосом ответила, — да топоры вернуть сказал. Я не хотела, отец тоже, Домослав тоже, он мой суженный. Святослав силой заставил, сказал, что если не пойду, отца выгонит с братьями. Сказал, пойти к тем, кто по снегу ходит, да отдаться . За топо-о-о-о-ор...
Пигалица завыла. Операцию по вливанию настойки повторили, и начали расспрашивать поподробнее. Картина открылась следующая. Святослав — это главный у них, тот, который с мечом ходит. Он всем заправляет, и руководит. Еще с тех времен, как они в деревне жили, после отца его. В деревню пришел мор, отец Святослава умер. Тот увел людей, а деревню поджег. Шли они по снегу где-то чуть больше месяца, после большой метели силы людей оставили, решили встать. Да на беду тут мы оказались. Святослав наказал всем разговоров не вести, только через него. Нападать в открытую опасался — непонятного много с нашей крепостью. Попытки урвать, что плохо лежит, да лес рубить как попало привели только к потерям инструмента, да травмам у лесорубов. Он соглядатаев посылал — все на колючей проволоке останавливались. Решил действовать хитростью. Пришел к пигалице в землянку, потребовал дочку для общего дела. Отец пигалицы ни в какую, тот ему зарядил по лбу, да навешал пытавшемуся вступиться за девичью честь суженному нашей пигалицы. Ее силком уволок, и всю ночь мозги компостировал, на момент важности мероприятия для всех "беженцев". По утру пигалица попыталась бежать — получила в глаз, да обещание выгнать отца с братьями из землянки на мороз, вместе с семьей ее жениха. Фингал Святослав ей припудрил остатками муки, и отправил в направлении нашего патруля. Та пошла, пострадать так сказать за общество. Вот собственно и вся история.
Пигалица начал посапывать, пригрелась и окосела от выпивки и еды.
— Протопите дом свободный, тот, где рыбаки наши раньше обитали, да закройте ее там. Спать положите. Намаялась бедная...
— Я ж говорю — жалко, — Агна поднялась с лавки, Кукша помог отнести несостоявшуюся шпионку-проститутку в дом.
Мы с Буревоем засели думать как быть в сложившейся ситуации.
— Буревой, что делать будем?
— Негоже так с девками поступать...
— Ага, негоже. А с другой стороны, чего ему, Святославу этому делать? У него ситуация патовая — дед кивнул, мы с ним в шахматы играли периодически, — уйти не может, остаться — мы не даем жить нормально. В принципе, нормальный ход, правильный. Циничный, но правильный. И еще, обратил внимание, он сам все делал? Не хотел мужиков своих марать в этом...
— Ага. Теперь только с него спрос, — дед почесал бороду, — только вот как спрашивать будем? В УК за это статьи нет...
— Надо найти! — я с силой хлопнул по столу, — но такую, чтобы мужика не на веки вечные упрятывать. Может, споемся еще...
— Я за Кодексом! — дед убежал, на ходу сдирая с себя медицинский халат.
До полуночи просидели за Законами. За проституцию и сутенерство статьи нет, это факт. Я же не думал, что такое у нас в Москве начнется! Хотя зря, Москва место такое, что угодно случиться может.
— Я кажется понял. Давай ему вот это впарим, как раз повод будет его изъять, — я ткнул в статью "Торговля людьми".
— Ну дык он же ее не продал!? — дед не знаком с поговоркой "закон что дышло", сидит, удивляется.
— Ну тут как посмотреть... Вот смотри, он ее силой заставил, есть у нас тут пункт про принуждение? Есть. Цели продажи — извлечение прибыли, то есть топоры те самые. Есть такое? Есть. Угроза применения силы — это когда он отца ее на мороз выгнать грозился. По всем признакам, торганул душой невинной за три топора.
— Так он ее шпионить послал, вроде, значит, и 58 тоже? — дед проникался юридическими тонкостями.
— Шпионаж — это когда от другого государства. А они вроде как у нас живут, хоть мы и не звали. Внутренний шпионаж — это нонсенс! — я поправил прическу, — Вообще, светит ему на общих основаниях трояк. И то потому, что попытка не удалась. А так бы на шесть строгача влетел.
— Ну трояк — много, он же не для себя старался, это раз. Опять же, воинов своих не привлек, а мог бы, это два. Вот насилие учинил — тут хуже, но и то, смертным боем не бил никого, по словам пигалицы той.
— Буревой, ты я смотрю адвокатом заделался — дед выгнул бровь — ну, защитником обвиняемого. Ты все верно говоришь, все правильно. Трояк много, года ему хватит, да еще и с возможностью УДО через половину срока, ну, досрочного освобождения, если будет сотрудничать со следствием и вести себя хорошо, на контакт с администрацией пойдет. А если сознается, да чистосердечное напишет — так и полгода срока хватит.
— Дык как он напишет, если по нашему не бельмеса? — дед изумился.
— А вот ты, как адвокат, ему в том поможешь. Охранять его все равно особо некому, чем быстрее встанет на путь исправления, тем лучше для нас... И для него.
— Ладно, тут мы все порешили...
— Следственные действия провели, — подсказал я деду.
— Ага, вот их. Теперь его взять надо...
— И место заключения подготовить... С утра зови Кукшу, решать будем. Пигалицу ту отпускать пока не будем, посидит под программой защиты свидетелей.
— А что, у нас и такое есть? — дед опять изумился.
— Ща будет. Готовь указ, я подпишу...
План изъятия преступника подготовили сообща. Дед отправился делать камеру, в подвале водокачки, единственного каменного здания в Москве, решетки там надо поставить. Кукша опять в патруль, я — делать спецсредства. "Слезогонку", из гранат наших зажигательных, там только заправка поменяется на чесночную настойку. Шумовая будет также из гранаты, только со встроенным свистком, без жидкости. Факелы с быстрым зажиганием и зеркалом, вместо фонарика. В лучших традициях "кровавой гебни", задержание назначили на предрассветные часы.
Хрусь, хрусь, хрусь... Под мягкими тряпками, которыми обернули подошвы, почти неслышно скрипел снег. На задержание отправилась опергруппа в составе меня, деда, Кукши, Юрки, Обеслава и Толика. Из засады нас прикрывала Веселина и Добруш, на случай неожиданностей. Мы тихо передвигались по лагерю беженцев. Полшестого утра не то время, в которое тут оживленное движение. Главное — не наступить на чью-нибудь землянку или навес под снегом, старались придерживаться протоптанных тропинок. Запахи тут конечно стояли те еще... Из черного проема, входа в землянку, показались глаза, тускло блестевшие в свете луны. Я в маскхалате прижал палец ко рту. Глаза пропали. Опять тишина. Переждали, вдруг кто закричит, и продолжили движение.
К часовому, прикемарившему возле костра подошли со спины. От легкого ветерка скрипели деревья, он нас не услышал. Кукша выдвинулся вперед — порядок работы мы четко оговорили. Холодная сталь ножа коснулась шеи часового. Тот встрепенулся, но пасынок уже зажал ему рот кляпом:
