Из Терний

— Глядите, глядите!

Каменный коридор подошёл к концу, и в начале процессии, уже за вторыми воротами, послышались возбуждённые возгласы. Без испуга. Терилун подняла глаза на вновь появившиеся в проёме, поверх голов идущих впереди, очертания зданий — но увидела совсем не их.

— Я... я поняла.

Мэй обернулся к Терилун. Она на миг остановилась, потом как будто огромным усилием заставила себя идти дальше, но с застывшим, искажённым лицом.

— Что случилось?

Шенаи, кажется, совсем пришли в себя, начали возвращаться к настоящим своим лицам — бесстрашных воинов, охотников, разведчиков. Громкие возгласы стихли, сменившись слаженным полушёпотом, отточенными знаками, в мгновение ока перелетающие от одной части системы к другой. Терилун чувствовала, как их любопытство, их азарт при виде никем не исследованного города разливается по телу — но ничего не могла с собой поделать. Она увидела. Она поняла.

Что ещё связывало их? Почему с самого первого дня она чувствовала их не хуже, чем Криста — яблоки на рынке? Только одно. Один человек. Один росчерк меча в темноте. Девочка видела всё, как наяву: колючий снег залетал внутрь вместе с ветром из открытой переборки, из глухой чёрной ночи. Девочка стояла в одной рубашке, как будто не замечая холода. Девочка ждала, пока незнакомец закончит свою речь, мерную, странную. Девочка сказала "да".

— Мне кажется, я знаю, откуда ему так много известно.

— Кому?

— Ему.

Какое-то время они шли молча. Терилун сначала опасливо оглянулась, потом ждала, что Мэй будет задавать вопросы, но тот молчал, и тогда она начала сама:

— Я ещё в Ламино прочитала его письма от... неважно. Ещё раньше он сам дал мне книгу легенд, и там была одна — о героях Ларесе и Надару. Они воевали где-то далеко, в "Генте", потом отправились в Тайру за вечной жизнью, и там встретили...

— Поющего Стража.

Терилун с изумлением, почти с ужасом обернулась к Мэю.

— У нас такая легенда тоже есть. Имена другие, но перепутать здесь сложно. У нас говорят, что Страж — один из наших богов, обезумевший, падший, и потому приставленный охранять источник. Но при чём тут всё это?

— Имена. Ты говоришь, у вас имена другие? Но в них всё и дело. Я подумала, что сама знаю про Ласа, что он рассказал или дал мне узнать. Он родом из Тайры — говорил, что потомок тех, кто там жил, пока не пришли Тернии, — но что, если нет? Он рассказывал, что в детстве поступил в школу воинов, знающих Цвет, — но что, если это случилось раньше, намного раньше? Он никогда не показывает свой меч — говорит, он только для поединков с преступниками, но что, если не так? Что, если это Тот Самый меч? И имена... не совсем те же самые, но так похоже... Тогда получается, Прохожий — проклятый падший в бою Надару, а Лас... и есть Ларес?..

Вслед за шенаи Мэй с Терилун вышли на открытую местность. Девочка видела теперь городские здания, полупрозрачные, необычайной формы и необычайно высокие, построенные не то из кирпича, не то из гладкого металла — но мысли были совсем не там: горячие, потерянные, уносились прочь.

— Не знаю. Удивительно, конечно, было бы подобное предположить — что герой легенды впрямь обрёл бессмертие и ходит теперь среди нас. Но если так... нет, нет, надо подумать.

Терилун неотрывно смотрела на Мэя, который сейчас в раздумьях устремил взгляд вниз. Ещё только представляя себе будущий разговор, она больше всего боялась увидеть на его лице недоверие, усмешку, снисходительность к маленькой замечтавшейся девочке. Но нет, листарт казался серьёзным, даже озадаченным: он действительно думал, без шуток, как будто... всё это может быть правдой?

— Я и впрямь не знаю. Ты так хорошо всё заметила — мне и в голову бы не пришло сравнивать сказания прошлого с тем, что кипит сейчас вокруг нас. Но если так... Что тогда?

— Я... я ещё не думала. С одной стороны, это прекрасно, что он за такой большой целью идёт по следу Прохожего. Но с другой... я не вижу этого. На его лице, в его Цвете — нигде. Мы с ним не так давно познакомились, ты знаешь? И за это время... я не то чтобы боюсь его, — "Может, потому, что побаиваюсь его слегка", вспомнился голос Кристы. — Просто как будто... не знаю, что делать. Кажется, он меня использует, всех вокруг использует для чего-то... своего. С самого первого дня. Даже если это "что-то" такое благородное. И как с этим быть, не поймёшь. Я пыталась... пыталась сделать по-своему, найти, разобраться, не послушаться... Всё равно каждый раз получается, как будто так, как ему нужно, ровно так, что ни сделай, ни подумай — всё одно... Что мне делать?..

Вслед за шенаи Мэй с Терилун вышли на открытую местность. Девочка видела теперь городские здания, полупрозрачные, необычайной формы и необычайно высокие, построенные не то из кирпича, не то из гладкого металла — но мысли были совсем не там: горячие, потерянные, уносились прочь.

— Вот оно как. — Мэй снова взял паузу, разглаживая вьющиеся по уголкам рта усы. — Я всё понял о нём. Но о себе ты, сударыня, не сказала ни слова. Чего же здесь хочешь ты?

— Ч-что?..

От неожиданности потемнело в глазах. Или это усталость от Терний решила-таки напомнить о себе. А Мэй всё шёл рядом, как будто ничего особенного не сказал, как будто ничего не случилось.

— Нет, я не говорю, что ты сказала неправду. Быть может... нет, наверное, всё так и есть. Но всё равно. Ты много рассказывала — и вчера в лагере, и раньше, ещё в Ламино. Но я как будто только сейчас заметил: все твои рассказы начинаются с того дня, как Лас взял тебя с собой. Могу представить, что у вас там за жизнь в деревне, как мало в ней интересного — но неужели совсем, совсем ничего не было, о чём можно рассказать?

Как будто бы и вправду нет. Память струилась, журчала внутри. Память множества не знакомых друг с другом людей из Ламино, память жестокой Лии, и тёплой Кристы, и грустного Сая... а где Терилун? Где та, что оставила старое своё имя и взяла другое, по созвучию с героиней сказки Ти-Лун? Неужели с именем ушло и всё остальное, всё...

— Это странно, согласись. Но я и не просто так спрашиваю. Лас заставляет тебя делать что-то, чего ты не хочешь, — но это значит, что чего-то ты в этом мире хочешь, так? И хотела. Раньше ещё, чем с ним познакомилась. Не отвечай сейчас — я просто подумал, что над этим хорошо будет поразмыслить без спешки. Пока есть время. А мне как раз пора навестить нашего предводителя. И заодно подумать, кем он может быть на самом деле. Я не задержусь.

И, разом ускорив темп, зашагал вперёд, к голове отряда. Терилун хотела было его остановить, но не нашла слов и лишь молча протянула к нему ослабевшие руки. Мэй, однако, почти сразу остановился.

— Раз уж мы об этом заговорили. Я видел, что тебя в последние дни совсем не только Лас занимал. Ты смотришь на Сида, на его женщину, и думаешь, и сравниваешь... Прямо как я когда-то. Нет, я не отец ему, и не наставник, пусть делает со своей жизнью, что хочет, — но всё равно, было интересно. А ответ оказался ровно тот же, далеко ходить не надо: чего он хочет? Если всё так, как есть, значит, Сид в этом что-то находит. А что именно... это уже не мой вопрос, а твой. И дело твоё. Но поговорить всегда буду рад. Сударыня.

Мэй ещё раз улыбнулся и вновь пошёл быстрее вперёд, на этот раз не оборачиваясь. Терилун осталась позади, полная новых мыслей, усталая, потерянная. В который раз хотелось отложить всё хотя бы ненадолго, так, чтобы оно, подобно сидовому часовнику, не отсчитывало неумолимо время до неведомой страшной даты впереди. Но это "всё" бредёт по пятам без устали, преследует, как возвращающийся днём ночной кошмар, тянет жадные пальцы к шее, к плечам, к груди, к... Так, опутанная мыслями, новыми и старыми, глядя себе под ноги, девочка еле-еле плелась вслед за всеми, пока совершенно случайно не подняла глаза.

А отряд, тем временем, достиг центра города. И то, что громоздилось там, казалось откуда-то странно знакомым. Нет, Терилун точно знала, откуда. Продолговатое серое яйцо, на треть ушедшее в землю, гладкой громадой нависающее над всем вокруг. Пусть в несколько раз больше прежнего, пусть с неизвестного назначения надстройками в верхней части, но это был он. "Храм" Шиллы.

— Терилун! Терилун!

Вздрогнув, девочка обернулась. После всего сказанного и услышанного о нём сегодня она ожидала чего угодно — но Сид шёл к ней со своими мыслями, своими тревогами на лице.

— Смотри.

Он подошёл ближе, почти вплотную. В нос сразу ударило чем-то терпким, пьянящим — видимо, пот, но Терилун раньше в голову не приходило, что его запах может быть приятным.

— Смотри... Что это может быть?

За стёклышком часовника в руках Сида действительно что-то происходило. Жёлтые значки всё так же сменяли друг друга, время от времени выдавливая откуда-то изнутри сдавленный писк. Но теперь под ними появился ряд других — таких же с виду, но красных. Новый ряд чисел — а это были числа, Терилун не сомневалась — полз вверх медленно, короткими рывками, а порой, судя по смене значков, даже отскакивал назад. На изменение красной строки часовник реагировал новым, незнакомым звуком — низким скрипом, как будто кто-то играл со старыми петлями, то открывая, то закрывая дверь.

— Вот, видишь — жёлтые, как раньше, отреагировали на тебя. А красные... я не знаю, мне кажется, появились, когда мы вошли в туман. А ещё... вот. Мне кажется, я знаю, что тут написано.

Большим своим пальцем Сид указал на левую сторону стекла — сверху она была разбита, а снизу немигающими красными глазами застыли четыре угловатых значка.

— "Ньор". Это значит "ночь".

Над Касталлари настало утро. Ясное, ни облачка — без помех лучами проползло от самого горизонта, осветило тёмные ночные закоулки. Отсюда видно не было, но представлялось живо — как струятся по улицам красные отметины солнца, заливая сначала крыши двухэтажных домов, резные украшения на торцах и наконец через окна попадая внутрь, на дощатые потолки и стены, где сейчас, открыв глаза, и видела их Терилун. Первые лучи на досках словно заставили прийти в чувство, но казалось, что она давно уже лежит так, неподвижно, глядя в потолок, утопая в уже не таких непривычных пуховых перинах. Если и так, сна не было ни в одном глазу. Как часто на рассвете, в голове было так пусто, светло и ясно... нет, в этот раз по-особенному. Словно разом очистился взор — и события, мысли, встречи, раньше не находившие себе места, встали каждая на свою аккуратную полку, в свою особую баночку, как у Кристы на кухне. От ближайших до самых отдалённых, от перехода через затерянный в Терниях древний город Даргас — до блеска клинка в запорошённом снегом свете луны. И Терилун, кажется, догадывалась, почему.

"А чего хочет он?" Такой простой вопрос, который не то чтобы никогда не приходил в голову — нет, всё это время там был. Но как сложно иногда привязать болтающиеся без дела мысли к тому, что происходит вокруг. Мэй сказал это, имея в виду Сида — но как только Терилун услышала, Сид сразу стал чем-то не столь важным, всего лишь частью пути к общему, целому — и мысли сначала перешли на неё саму, потом на Ласа... а потом и он исчез, сошёл с пьедестала в дымку раннего утра. Потому что было важно всё. В четырёхдневный переход из Ламино Терилун почти не касалась Цвета, будто боялась его, боялась кусочков душ десятков людей, спящих внутри, — а сейчас окунулась в него полностью, наблюдая, как поверх слабого в городе цвета растений просыпаются, проступают люди, вновь обживают тесные угодья своего оттенка, ходят будто вслепую, не замечая, что в каждый миг сталкиваются с другими, вытесняют других, уступают другим. Лас спал в комнате через одну; Терилун видела его Цвет, широкий, властный, но словно на заднем плане, чтобы он не заслонял других: важно всё. И все. По-прежнему странно было говорить себе подобное, больше похожее на туманные речи Тира. Но Терилун, кажется, сейчас гораздо лучше стала понимать его — человека, отчаянно пытающегося нечто глубокое высказать, вынуть из глубин наружу, лезущий ради этого из кожи, но тщетно. Терилун понимала. Но, в отличие от Тира, у неё начало что-то складываться внутри. "Чего он хочет? А чего хочешь ты?" Из желаний Ласа, листартов, шенаи, Тира, Кристы, Сая, всех остальных, кого увлекло в этот пронёсшийся по Суо и за его пределами маленький ураган событий.

Куда всё это ведёт, Терилун пока не знала. Знала, что до сих пор смотрела на вещи неправильно — через свои "хочу — не хочу", порой даже приписывая их другим людям. Как будто есть только она сама и остальной мир, который "против неё", который надо победить, и это главное, что в нём происходит. Но всё ведь не так, правда? Поэтому теперь наоборот: у всех есть желание, направление, какой-то особый вкус Цвета, заставляющий двигаться именно туда, а не куда-либо ещё, — и только Терилун стоит в стороне, наблюдает, что случится дальше. И неясно, откуда такая уверенность — просто впервые впереди оказался такой спокойный, чистый холст, впервые было чувство, что сейчас на нём ничего нет, но как только появится, его можно будет прочитать без помех. Вот-вот город проснётся — проснётся Лас, проснутся те, кого они уже встретили в пути и те, кого встретят сегодня. Тогда всё станет ясно.

Когда солнце залило уже всю противоположную стену, Терилун поднялась. Оделась, вышла в коридор, умылась из стоящего в углу ушата свежей воды. Лас, кажется, едва проснулся — Цвет его нарастал постепенно, небольшими толчками, будто постепенно освобождался из липкого дёгтя сна. Терилун спустилась на первый этаж, в трактир, спросила у почти не удивлённого хозяина еды, а потом над миской холодных вчерашних щей с хлебом вернулась к своим наблюдениям. Город просыпался, чаще дышал, вспоминал, что он такое и чем должен быть в течение дня. Слишком приметные шенаи вместе с листартами и наёмниками остановились за пределами города, и нащупать их во всё туже стягивающемся узле Цвета никак не получалось. Но Терилун достаточно увидела и вчера, впервые за несколько дней направленно настроившись на Цвет — достаточно, чтобы размышлений хватило и на сегодня, и дальше.

Шенаи Умалэя не были, как их называла Криста, "Невинными". Оттенок людей, не знающих о мире Цвета, обычно неяркий, однотонный, неправильной формы кляксой плотно сидящий вокруг тела: куда собирается человек или зверь — туда, упреждая его, и течёт Цвет. Цвета Ласа или Сая, мастеров и хозяев этого мира, — густые и сочные, порой с вкраплениями неожиданного оттенка, но всегда аккуратные и правильные, покорные воле хозяина. Терилун какое-то время представляла Цвет как живое существо, сейчас же он казался ей скорее чем-то наподобие третьей руки, или третьего глаза: пока о нём не подозреваешь, он просто ходит вместе с тобой повсюду, не помогая и не мешая. Но едва слова Мэя подтолкнули Терилун пересилить страх, вернуть настоящие цвета к себе в глаза — она тут же увидела, что шенаи не похожи ни на тех, ни на других. На всякий случай обернулась на Алгаэа — вокруг неё, как у любого "невинного", парило матовое бесформенное пятно. У идущего в десятке шагов впереди Юддая было по-другому: словно в плохо закрытом сосуде, Цвет колебался, рябил, то и дело выстреливал в разные стороны и расплёскивал капли в пустоту. У всех других из отряда Умалэя было не то же, но нечто похожее: растерянное, вялое, пляшущее рваными краями, настолько странное, что и сравнить было не с чем. Но насчёт того, по чьей вине так случилось, у Терилун сомнений не было.