Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Скорее — как конь — улыбнулся Андрей — ты же мужского рода, значит — жеребец.
— Ага. А моя Адана кобыла, да? А Беата телка. А ты...
— Хватит, Урхард! — перебил Андрей — не нужно истерик. Ну да, так сложилось — в вас, жителей Леса — его споры. Но не забывай — он дал вам несокрушимое здоровье, он вас не убивает, кормит, поит. В качестве Слуг — пришлые, и все те, кто пытается рубить Лес, или неосторожно заходит на его территорию. И то даже не все — часть он отпускает на волю, в расчете, что они разнесут его споры, и Лес где-нибудь приживется. Почему-то не приживается. Вот этого я не понял. Может почва тут такая? Какая-нибудь радиоактивная? А что — вполне возможно.
— Что значит — радиоактивная? — переспросил Урхард.
— Долго объяснять. В двух словах — вредная, вызывающая мутации. Мутации — это то, что Лес делает с людьми.
— Никак не могу прийти в себя...вся моя жизнь, все, что я знал о мире — все в пыль! А Он нас сейчас слышит? Он может с нами говорить?
— Вероятно — может, но только через своих Слуг — равнодушно кивнул Андрей — слышит? Вероятно — слышит. Ведь сейчас мы внутри него, как паразиты в живом существе.
— Тьфу! Слово-то какое нашел! Паразиты! Ладно, что дальше? После того, как мы все это узнали? Как жить будем? Что тебе сказал Лес?
— Лес хочет, чтобы все оставалось так, как было — вы охотитесь, живете, размножаетесь — столько, сколько он сочтет нужным — и...все, в общем-то.
— Столько, сколько он сочтет нужным?! — тихо охнул Урхард — это что значит, это лес сделал так, что у нас одна Беата?! И нет других детей?
— А ты вспомни — у многих ли живущих в Лесу двое, трое и больше детей? — Андрей облокотился спиной на ствол Дерева, полуприкрыл глаза и у него вдруг заныл затылок в том месте, куда некогда проник корешок Леса.
— Ты намекаешь...нет — ты прямо говоришь, что в этом виноват Лес?! — Урхард грубо выругался и снова сплюнул, будто плевком хотел убить Дерево — а мы-то...мы так надеялись на нового ребенка. Нам хотелось много детей, столько, сколько сможем! И ты прав — в селе редко у кого два ребенка, а уж про три говорить не стоит...редкий случай. Проклятый Лес! Я начинаю его ненавидеть!
— Не нужно его ненавидеть — пожал плечами Андрей — разве ты ненавидишь ветер, снесший крышу с сарая? Или молнию, ударившую в человека? Лес — это не человек. Да, разумное образование, которое может думать, планировать, но это не человек. Все его существование построено на выживании и размножении...хмм...как у человека. Он пытается приспособить мир под себя, используя все возможности этого мира. Как человек? Он умеет мыслить, умеет сожалеть, испытывает подобие гнева и радости, удовольствия и неприязни. Мда...я сам себя загнал в ловушку. Если все это он может — чем отличается от человека?
— У человека, настоящего человека, есть руки, ноги, голова! — ядовито заметил Урхард — а этот демонов лес топливо для печи! И ничего больше!
— Правда? — кисло усмехнулся Андрей — когда-нибудь я тебе расскажу о людях, которые считали, что все, кто на них не похож— внешностью, цветом кожи, языком, верой — суть топливо для печи, и ничто иное. А ведь и у тех, и у других, есть ноги, руки, голова, и все, что положено человеку. А как бы ты отнесся к драконам?
— Драконам? Каким драконам? — недоуменно хмыкнул Урхард — я не знаю никаких драконов. Что это такое?
— Летающие существа, наподобие огромных ящериц, изрыгающие пламя. Разве у вас нет никакого упоминания о драконах?
— Хмм...было что-то такое, в сказках — пожал плечами Урхард — назывались они как-то по-другому. Видерны, вроде бы. И что, причем тут драконы?
— Они разумны. Моя подруга Шанти — драконица. Но она не человек, хотя умеет копировать человека так, что не отличит никто на свете. Кроме дракона. Или меня. Я умею отличать настоящего человека от его копии. Но речь не о том. Драконы изначально не имеют внешности человека, но разве они не заслуживают жизни? Они умны, живут тысячи лет, обладают магическими способностями, могут принять образ человека — один-в-один!
— Не знаю — вздохнул Урхард — я никогда не задумывался над такими проблемами. Никогда. Они мне были просто не интересны.
— И Лес не задумывался — улыбнулся Андрей — он был очень удивлен, что люди могут быть не только Слугами, не только насекомыми, ползающими по его телу, но и друзьями, напарниками, не только симбиотами, не осознающими, что делают и зачем делают, но и партнерами в жизни.
— Это ты ему рассказал? — Урхард поднял брови и скептически покачал головой.
— Я. Как мог.
— А с чего вдруг он стал разговаривать именно с тобой, и ни с кем больше? Почему ты?
— Я не такой как вы. Скорее всего — я даже не человек. Ну да, да — перевертыш. Я мутант. Меня нельзя заразить спорами — я их просто выбрасываю. Из меня нельзя сделать Слугу. А еще — я из другого мира, знаю больше, чем вы, многократно больше. За мной память цивилизации, о мощи которой вы не имеете никакого представления, а если бы имели, то...неважно. Это совсем неважно. Мир меняется, и все мы меняемся вместе с ним. В этом мире появился я, и все меняется. Начинаю думать, что замысел Бога состоит именно в том, чтобы изменить этот мир, застывший в равновесии, подтолкнуть его...
— Подтолкнуть — к чему? — с любопытством спросил Урхард.
— Не знаю. Я пытаюсь делать то, что считаю необходимым — пожал плечами Андрей — а что получается — не мне судить. Хочу, чтобы люди были счастливы. Чтобы счастье всем, даром, и чтобы никто не ушел обиженным. Я многого хочу?
— Очень многого — серьезно кивнул Урхард — для этого нужно пролить много крови. И мне кажется — ты уже пролил. Да?
— Много. Очень много крови — вздохнул Андрей — у многих людей, оказывается, свое представление о счастье. Например — иногда они счастливы, когда посадят на кол тех, кто верует не в то, во что верят они. Или просто — когда у соседа амбар сгорел со всем его имуществом. Или когда сломала ногу лошадь соседа.
— Это люди — усмехнулся Урхард — они всегда были такими. Таких можно только уничтожить, перевоспитать их невозможно!
— Вот я и уничтожал — помертвел лицом Андрей.
* * *
— Я представляю, как мы въедем в село на таких 'лошадях'! — фыркнул Урхард — а за что держаться-то, за сиськи, что ли?
— Я тебе руку оторву, если будешь хватать меня за сиськи! — мелодичным голосом ответила дама-кентавр, косясь на Урхарда светящимся огненным глазом — скажи спасибо, Хозяин приказал нам служить вам! Но при этом не разъяснил как — ведь если вас не будет рук, вы все равно будете живы и вам можно служить?
— Ну чего ты взбеленилась-то? — Урхард опасливо посмотрел на белоснежные зубы кентаврицы, могучий торс которой обладал внушительными свидетельствами принадлежности ее к 'прекрасному полу' — мне за что-то ведь нужно держаться! Я как буду сидеть?
— Седла есть — держись за них. Можешь обхватить меня за талию.
— Как обхватить? — не понял Урхард.
— Нежно! — огрызнулась кентаврица — держись, и не говори глупостей!
— Теперь бы узнать, что с их точки зрения является глупостью? — пробормотал Урхард, и осторожно взгромоздился на кентаврицу. Та слегка расставила в стороны лапы, вооруженные острыми когтями, щелкнула в воздухе клешнями, как бы демонстрируя, как она оторвет Урхарду руки, и тут же рванулась вперед, передвигаясь быстрым шагом, двигаясь плавно и бесшумно, будто огромная пантера.
Кентавр Андрея скакнул за ней, ожидая чего-то подобного Андрей крепко вцепился в луку седла, уберегая себя от падения.
После того, как они с Урхардом обсудили сложившуюся ситуацию, пришли к выводу, что нужно двигаться в село. Именно там нужно решать то, что они задумали. А задумано было многое...
Андрей заключил с Лесом соглашение — если уж симбиоз, так разумный, правильный симбиоз. Хочешь защищаться от людей? Будет тебе защита от злых людей. Но только — люди не бессловесный скот. Они должны осознавать, что делают. Должны понимать, что Лес их брат, их дом, их семья. И начинать нужно было со своей деревни. Она должна стать столицей Леса — так решил Андрей, и так решил Урхард. Урхард и его семья останутся здесь, в селе. И купец возглавит новый клан, клан Леса.
Лес был стар и мудр. По своему, по 'лесному' мудр. Сотни тысяч лет рос этот гигантский организм, собирал информацию, запоминал ее на века вечные, и настал момент, когда он осознал себя как существо, как сущность. И еще сотни тысяч лет строил себя, устраивая, настраивая под себя то пространство, в котором Лес обитал. Если бы на Земле все растения могли объединиться в единое существо — кто знает, может и там был бы свой живой Лес?
Андрей хмыкнул про себя и покачал головой — откуда он знает, может и на Земле был такой лес? Просто с ним не сумели связаться, или он не захотел связаться с людьми. Может он воюет с людьми, насылая на них страшные болезни, а люди до сих пор и не подозревают о своем противнике, сжигая его, выкорчевывая, пуская тело на дрова. Все может быть.
Здешний Лес достиг довольно высокой степени умения в изготовлении Слуг. Так, например, сплавить человека и животное, лошадь, не смог бы ни один ученый Земли.
'Странно — почему твари...Слуги не выходят за пределы Леса? Стоп! А как же те, в ком есть споры? Они-то выходят! Но зараженные спорами не стали Слугами. Они потенциальные Слуги. Возможно, что на большом расстоянии Лес просто не может управлять своими 'конечностями'? Интересная картина получается — Слуги частично имеют свою волю, а частично — они органы Леса. И осознают это. Но не заметил, чтобы такая ситуация их как-то беспокоила. Промывает мозги? Запросто.
И кстати — про те случаи, когда оживали мертвецы и набрасывались на окружающих — очень интересная картина получается! Споры спят, организм не мутирует, пока человек жив. Как только он умирает, то превращается в зомби, набрасывается на людей и пытается убить. Хмм...тогда странно — если большинство заражены спорами, тогда почему не все становятся зомби? Более того — эти случаи редки. Лес про это промолчал. Впрочем — а кто его спрашивал? Попробую догадаться сам. Мутируют в зомби те, кто погиб насильственной смертью, как Идраз? Тоже не факт. А может все проще — механизм мутации пока не откатан, и не все могут становиться зомби? Нужно будет спросить Урхарда. Впрочем — какая мне разница? Вообще-то, по-хорошему, нужно валить отсюда к чертовой матери, это не мое дело. Улаживать отношения между рощей деревьев и деревухой, оказавшейся поблизости! У меня другие цели!
Какие цели? Ну-ка, давай разберемся. Итак — я попал в этот мир, чтобы уничтожить исчадий, чтобы люди жили хорошо (понятие растяжимое, но буду считать, что оно исчерпывающее). Я уничтожил Артефакт, которого питала энергия смерти, питали освобожденные души убитых исчадьями людей. Исчадья лишились своей магической силы...хмм...должны были лишиться, а лишились, или нет — я же не знаю. Пока не знаю. Но должны были. Будем считать — лишились. Но остались на своих местах, остался на месте император, правивший Славией, остались на месте все те, кто измывался над народом. И что толку в том, что я уничтожил Артефакт, ведь все осталось на своих местах! А значит мне нужно вернуться в Славию и закончить начатое. Вернуться с большой армией и вычистить это поганое государство от наросшей грязи, как очищают брюхо корабля от наросших ракушек — иначе плыть дальше невозможно. Объединить два государства в одно — могучее, человечное, светлое!. А там...там видно будет. Жить. Жить дальше, как все нормальные люди. Потихоньку толкать прогресс, 'изобретать' всякие штуки, и...как я скучаю по Шанти, кто бы знал! Где ты, моя сестричка! Где ты, ехидная драконица? Где-то есть...чувствую — есть. Тянется струнка, тянется. Чувствую — жива, проказница. Ничего — подожди немного, сейчас я пристрою этих 'освобожденных женщин Востока', и приду к тебе. Так хочется заглянуть в твои глаза — драконьи ли, человечьи — без разницы. Главное — чтобы ты была рядом.
Хмм...я что, влюблен в драконицу? Дурно как-то звучит...любовь между человеком и полуторатонной рептилией? Вот уж всем извращениям извращение! Да, Андрюха, ты перещеголял всех извращенцев мира, начиная с неандертальца по имении Ыыых и заканчивая Калигулой. Или кто там еще отметился в истории особо прихотливыми пристрастиями...что-то я плохо разбираюсь в извращенцах.
А почему извращение? Если она умеет принимать облик человека так, что ее нельзя отличить от человека — тогда что? Все в этом мире иллюзия. Реальность, данная нам в ощущениях — так нас вроде учили? Так вот — я ощущаю женщину, я вижу женщину, я люблю эту женщину, почему я должен от нее отказываться? Потому, что она сама создала себе это человеческое тело? Потому, что дала его ей не мать? Потому, что может изменять это тело?
Даже интересно — она каждый раз может сделать новый облик. Каждый день выглядеть иначе...хе хе хе... так может в этом секрет долгой и мирной семейной жизни? Как сказал один герой фильма: 'Как представлю, что она мечется по квартире перед глазами — туда-сюда, туда-сюда! И сразу не хочется жениться!' А тут — каждый день новая женщина, но при этом одна и та же! Смешно, ага... Эх...не везет мне в смерти, повезет в любви, да? Мне и в смерти не везет, и в любви...все мои любимые женщины гибнут...а я живу и жву...как проклятый.
А как же Беата? Что с Беатой? Хмм...интересно — как бы отреагировала Шанти на наличие у меня жены, притом — беременной жены? Что бы она сказала по этому поводу? Небось такое, что у меня бы сразу уши в трубочку скрутились.
И все-таки, надо покопаться в себе — что с Беатой? Люблю я ее, или нет? До того, как мне вправили мозги, считал — люблю. А теперь? Теперь — считаю так же? Вот ведь вопрос... И ответ один — не знаю. Да, она мне приятна — как женщина, я хочу ее, мне приятно заниматься с ней сексом, она умненькая и вообще хорошая девчонка. Но хочу ли я остаться с ней на всю свою жизнь? Или, лучше сказать по-другому — хочу ли я потащить ее с собой, туда, где ей будет грозить опасность, туда, где я могу погибнуть, в эту кровь, грязь, смерть? Остаться я не могу — это точно, я должен уйти, и тащить ее тоже не собираюсь. А значит — расставание. От одной этой мысли сводит скулы. Приедем в деревню — поговорю с ней и с Урхардом. Ну и с Аданой, само собой.
Хмм...как мне попасть в Славию, если я даже не знаю, где нахожусь? Северный материк — это ясно. Язык этих людей похож на тот язык, на котором разговаривали северные агрессоры, напавшие на Балрон. Я помню тот язык. Он похож, но отличается, меньше, чем украинский и русский языки, но все-таки заметно отличается. Путь один — идти на побережье, разговаривать с мореходами, искать возможность переплыть море. Как еще-то мне попасть в Балрон? Так в Балрон или в Славию? Само собой — вначале в Балрон, потом в Славию. С хорошей, крепкой армией, вооруженной по последнему слову техники.
Итак — я иду на побережье, каким-то образом перебираюсь к тому месту, из которого в Балрон отправились захватчики, узнаю, как мне добраться до материка, и...просто так все получается, ага! 'Нарисуем— будем жить'! Ну а кто сказал, что будет легко? Не будет легко. Но проще, чем стать императором Балрона. Не надо слишком уж нагнетать! Как говорят в народе — глаза боятся, а руки делают. Вот только закончу здесь, и вперед, на родину.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |