Скрамасакс

Серафим замолчал, а я, подняв руки, обречённо вздохнул:

— Довольно, для меня пока предостаточно, давай продолжим попозже, пищи для размышлений — порядочно, буду осмысливать.

Глава 3. Нападение

Наше путешествие продолжалось пять дней, шли мы на лыжах. Хорошо, что нашлись запасные, а то даже не знаю, как бы справился со снежным покровом — палки временами проваливались в рыхлую целину весьма глубоко. А вот по замёрзшему руслу реки присутствовал наст, причём, достаточно твёрдый, я попробовал идти коньком и, невзирая на допотопные лыжи, получилось неплохо, как говориться — мастерство не пропьёшь, хоть попытки бывали. На такой мой фортель Серафим восхищённо прицокнув, покачал головой да безнадёжно отстал. Я моментально вспотел, а когда его ждал — подзамёрз и решил — выпендриваться больше не стоит.

Спустя двое суток мы достигли места нападения Сирина, поскольку, тогда я любовался природой и хорошо запомнил прибрежные скалы, то в этом уверен был абсолютно. Далековато меня отнесло — правда, в данных условиях скорость лыжного хода составляла не больше трёх километров в час, но всё же. Затем мы довольно долго шли по Чусовой и, наконец-то добравшись до устья Усьвы, повернули на север.

Так в полдень пятого дня на противоположном берегу застывшей реки я увидел человеческий силуэт и сразу узнал в нём Анику. Пацан вероятно охотился.

Заметив его, я громко крикнул:

— Аника, ты ли это?

Тот встал как вкопанный, а признав, припустил сломя голову. Уже почти добежав он, запутавшись в лыжах, их потерял, махнул на это рукой, преодолел пяток оставшихся метров и чуть меня не повалив, радостно прыгнул на шею, крепко обнял, да захлюпал:

— Пппрррохора Алллексеевича демон унёс...

Сурово насупившись, как бывало дед, я рявкнул:

— Что за сопли, ты воин или деревенская баба?..

Подросток опешил, слёзы течь перестали. Он отёр рукавом нос и, глянув исподлобья, мрачно констатировал:

— Мы думали и ты утонул. — Строгий тон сделал дело — растерянный ребёнок вновь преобразился в молодого, готового ко многому, воина.

— Так держать! — взбодрил я его, и тут же, закрепляя поменявшийся настрой, представил спутника, — Это отец Серафим, Прохора Алексеевича брат, царство ему небесное. Перекрестился.

Мальчишка, последовав моему примеру, с недоумением глянул в глаза — пришлось пояснить:

— Я ведь тоже вроде как умер... там... за чертой, мы и встретились. Радоваться надо — не плакать, учитель достиг своей цели — соединился с природой, у него всё хорошо.

Приободрённый Аника пожал руку старцу. Серафим на мгновение застыл, а после выдал:

— Ты станешь великим воином и одолеешь этого демона...

Дальше шагали втроём, однако продолжалось это недолго, спустя пару часов к нам присоединился Беляш. Я заметил его, когда до зверя оставались считанные метры, по всей вероятности, тот давно нас обнаружил и, узнав, почти так же, как недавно пацан, рванул что есть мочи, а настигнув, радостно повалил в сугроб, ну и всего, конечно же, облизал.

Серафим чуть раньше увидел бегущего волка, сперва остолбенел, затем, приготовившись принять бой, подобрался, мне показалось такое поведение странным, я повернулся и заметил несущегося Беляша. Когда мы радостно барахтались в снегу, вовремя вмешался Аника и старцу всё объяснил. После того как зверь обвалял меня в мягком сугробе, он подошёл к Серафиму, обнюхал того, дал почесать себя за ушами, и благосклонно махнув хвостом, признал за своего.

Весь оставшийся путь до зимовки друзей, Беляш, временами заглядывая в глаза, будто боясь потерять, следовал в полуметре от мелькающих лыж. Волчара за время нашей разлуки, превратившись в грозного хозяина леса, заматерел.

Наконец мы дошли, перед взглядом расстилался длинный затон, куда Атанас до льда ввёл наш струг. Две яранги, занесённые снегом, находились шагах в тридцати от заснувшего в замёрзших водах судна. Над одной из них, уносимый вдаль порывами ветра, струился дымок. С палубы раздался гонг, мы от неожиданности встрепенулись. Кто колотил чем-то железным, по чему-то железному за надстройкой было не видно.

Тут из яранги с копьями наперевес выскочили братья башкиры. Те с воинственной решимостью направились к нам, однако с узнаванием гостя, то есть меня, боевой пыл их улетучился махом. Они развернулись и, что-то отчаянно крича на своём языке, резво рванули в подлесок.

— Да уж... тёмные люди, — выдохнул Серафим, — Сразу видно язычники — приняли тебя за духа, хотя, после нападения демона сие не мудрено.

Тем временем мы подошли ближе и на палубе корабля приметили занятное зрелище — визуально другое, однако весьма схожее по содержанию с предыдущим. Атанас, нахлобучив на голову малый котелок, в который до этого, вероятно, стучал, стоя на коленях истово крестился. Грек, очевидно, готовился быть разорванным жутким духом, вернувшимся из преисподни за его грешной душой.

— О... как тут всё запущенно... надо проводить миссионерскую работу, — вновь прошептал батюшка и твёрдой походкой направился к богомольцу.

Аника быстро заскользил на лыжах к, барахтавшимся по пояс в снегу, беглецам. Догнал, пару минут они покричали — слов я не разобрал, и вскоре привёл их обратно. Таймас поклонившись, осторожно до меня дотронулся, заулыбался, кивнул своим и вот я уже в объятиях братьев: "Славные ребята — немного тёмные правда, но отец Серафим, думаю, их быстренько просветит".

С нашим появлением в лагере образовалась радостная суета. Башкиры, друг над другом подтрунивая, разделывали кабанчика. Атанас взбодрённый краткой беседой с батюшкой, занимался костром. Мы со старцем внимали рассказу. Из Аникиного сбивчивого повествования, сложилась картинка, которая после нескольких уточняющих вопросов, трансформировалась в более — менее последовательную историю произошедшую с друзьями во время моего невольного отсутствия.

Итак: при нападении — демонов опять было два. Один сбил меня в воду, другой завис возле мачты, как живописно описал мальчишка — клубясь жуткой тьмой и ужасающе рыкая. Все моментально остолбенели, даже волк.

Первый из этих чертей, понёсся за моей, временами выныривающей из водоворотов, тушкой. Дед, услышав крик, выскочил из каюты и сразу был схвачен другим. Яркая вспышка, оцепенение спало, демоны исчезли, Прохор Алексеевич пропал вместе с ними.

Друзья безуспешно поискали меня, затем, последовал небольшой переход и подготовка к зимовке, по весне решили возвращаться обратно. Пару раз к лагерю наведывались местные, башкиры сказали — из Вотяков. Не вступая в контакт, они неизменно удирали.

Жители, находящегося в пятнадцати вёрстах севернее поселения Перми, встретило друзей настороженно — обитатели его дали понять, что чужакам здесь не рады, хотя братья башкиры там раньше неоднократно бывали, и прежде было иначе.

* * *

За шкурами яранги натужно завывал лютый ветер, комья снега, сорванные с соседних деревьев, бились о стены. Природа неистовствовала. Мы же сытые и довольные сидели в тепле. Только Ульмас — средний из братьев, нёс вахту на палубе, превратившегося в сугроб, струга.

— Брр... — представив каково ему там, я передёрнулся.

Пребывали мы в неге тепла и насыщения. Разговор постепенно затух, Таймас с Тукаем направились спать в свою ярангу — им сегодня дежурить. Как только те вышли неугомонный пацан в очередной раз потребовал:

— Роман, ну, расскажи уже — как там?

— Где? — хоть я знал, о чём тот спросил, но сделал вид, что не понял — собираясь с мыслями, тянул время. Мальчишка, как только узнал о последней моей встречи с учителем, так, съедаемый любопытством, не находил себе места. Хотелось рассказать всё в спокойной обстановке и я, на его просьбы непреклонно отмахивался — давай позже, а?..

— Ну, это... — Аника, замялся, — В раю, конечно же, ты говорил — дед попал прямо туда.

— Да, мне кажется, что это именно так... а там... там — хорошо... — сожаление о покинутом месте, чуть испортило настрой, но как только я начал описывать попадание за грань, воспоминания ввели меня в некое подобие эйфории и рассказ получился достаточно красочным. Я как бы снова пережил всё тогда произошедшее.

— ...трава, голосом деда прошептала: "Всё будет хорошо..."

Повествование подошло к концу, наступила тишина, впечатлённые слушатели уставились на вырывающееся из потрескивающего очага пламя. На улице ветер, стаей голодных волков, завывал. Беляш, во сне подёргивая ушами, лежал возле моих ног.

Первым из задумчивости вынырнул я:

— Отец Серафим, а почему в последнее посещение эдема, он разительно отличался от виденного прежде?

— В раю обителей много... — задумчиво ответил старец, — Всё зависит от твоего внутреннего человека — насколько он может воспринять действительность. Чем выше духовно поднимешься в жизни, тем больше увидишь и почувствуешь там. По грехам тоже самое. Всё индивидуально, впрочем — мысль сия, является сугубо моей и может быть ложной. Я сам, много о том размышлял и пришёл к такому вот выводу.

— Так ты говоришь, если ещё хоть немного приблизиться к истине, то мир за чертой преобразится вновь?..

— Не так... что есть истина? — прах. К Богу приближаться надобно, лишь к Нему. Только Он знает истину, только Он может её открыть.

— Что для этого нужно?

— Заповеди знаешь?.. Соблюдай их в сердце своём.

Я вопросительно на него глянул, хотелось услышать более расширенный ответ. Старик меня понял, и немного помолчав, пояснил:

— Живи по совести, не позволяй мыслям и поступкам её очернять. К примеру, ежели кого-то надобно защитить — положи за то свой живот. Ежели придётся, — Серафим выделил интонацией последнее слово и я понял, что лучше это не делать, — Убить — убей, но опять же, в согласии с совестью, тогда чёрного следа не останется, наоборот — душа станет легче.

Мы лишь орудие... — я, было открыл уже рот, однако старик предвосхитил мой вопрос, — Нет, не слепое — имеем в поступках мы выбор, свободная воля роднит нас с Творцом. Всё, безусловно, написано, и в то же время не предопределено. Бог, пребывая всегда и везде, ведает, как закончатся те или иные события, но человек, не зная о своих дальнейших шагах, непрестанно делает выбор. Запомни — самое главное для бессмертной души, не действия тела, впрочем, это тоже достаточно важно, но мысли и чувства, по ним мы получаем награду.

Яркий пример: двоих казнят в плену вороги, один умирает с мыслью о том, что он защитил селение, и сродники его остались в живых, другой малодушничает и сожалеет, что вообще попал в войско, думает — лучше б сбежал да отсиделся в лесу. Погибли оба. Действия одинаковы, помыслы разные — награда противоположна. Свобода выбора, прежде всего, заключается в согласии или в несогласии с совестью.

Поскольку, несколько ключевых моментов остались непонятны, то я перебил собеседника:

— Чего-то заумно. Может, растолкуешь как-то попроще?

— Хорошо, попробую на пальцах. Вот ты вступился за слабого, не задумываясь о собственной жизни, поверг врага, в десятки раз сильнейшего чем сам — будь уверен — тебе помог Бог. Не благодари счастливый случай, не превозноси собственные умения и смекалку. Воздай хвалу за помощь Создателю и душа станет легче, в противном случае — гордыня её очернит.

Что касается внутренней жизни, всё нарастает как снежный ком, причём, с горки катиться ему значительно проще, чем карабкаться ввысь, подъём труднее всегда.

Будь начеку, не расслабляйся. Вот одолел ты противника, взял много трофеев. Не радуйся, не позволяй сребролюбию вновь очернить чуть обелённую душу, алчность пошатнёт твой внутренний ком и сорвёт его в пропасть. Поблагодари Творца и за это, пусти полученное богатство во благо. Не пытайся договориться с совестью — это будет обман, нет, не себя — Бога.

— Трезвись непрестанно... — я вновь непонимающе глянул, — Бодрствуй над собой, храни душу от всякого грешного помысла, чувства, желания, держи мысли в узде...

— Сложно это...

— Лишь поначалу. Обучение у Прохора тоже казалось тебе не простым, теперь же, фокус со свечкой — представляется детской забавой — ведь так?..

— Безусловно. Выглядящее невозможным, становится трудным, перетекает в обыденное и делается элементарным, — задумчиво подвёл итог я.

— С скрамасаксом, что будем делать? — отогнав высокую философию, я возвратился к насущному.

— Надо искать нож близнец — он ключ ко всему. Наши горы связаны с этим со всем, но торопить события мы не будем, поплывём по течению — Господь всё устроит.

Я попытался ещё задать пару вопросов, но Серафим отмахнувшись от меня как от назойливой мухи, демонстративно зевнул да улёгся, нам с парнями не осталось ничего другого как последовать примеру вредного старика.

* * *

Средь ночи — вскочил я в холодном поту. Страшный сон: Улыбышевское кладбище. Свежая могила, заплаканные лица родных. Временный крест, на нём дата смерти 4.01.2016. Моя довольная физиономия, со старой фотографии, улыбаясь, ободряюще подмигнула и я проснулся. Просто жуть...

* * *

До рассвета ещё долго, а спать не хотелось, от слова совсем. Поворочавшись с полчаса, понял — уснуть не удастся. Спутники сладко посапывали. Покинуть ярангу, их не разбудив, было проблематично, и я решил выйти из тела — полетать по окрестностям. Опять не понял, как сие произошло, но получилось.

Оказавшись снаружи, практически ничего не увидел: метель бушевала вовсю. Прикольные ощущения — ветер пронзал, тяжёлые комья лежалого снега, поднятые мощными порывами проходя сквозь полупрозрачное тело, уносились прочь. Видимость упала до считанных метров.

Когда уже собрался вернуться и вновь попытаться заснуть, смешав все мои планы, накатила тревога.

Попытавшись разобраться в предчувствии, вспомнил о дозоре — наших башкирских братьях: "Каково им? Не занесло ли их снегом? Гляну, заодно и проверю, как поставлена караульная служба, не расслабились ли? Не дрыхнут ли, подставляя под удар спящий лагерь?"

Подлетел к стругу, борта корабля достаточно высоки и место дозорного находилось именно там. На палубе никого: "Точно — спят, ротозеи". Заглянул в каюту, в трюм — пусто. Здорово меня выручило изменённое состояние, вне телесной оболочки, встроенный тепловизор продолжал работать без нареканий.

"Ну, где же их носит?" — я озадачился и, поднявшись повыше, всмотрелся в сильно разбавленную летящими комьями белого снега окрестную мглу.

"Наверняка, спят паршивцы в яранге", — всё-таки хорошо, что отец их Аяз, практически силком, вручил нам две штуки, этих с виду громоздких и хлипких жилища. Мы, как дураки, их брать не собирались, отказывались — не хотелось возиться с дополнительным грузом. На деле оказалось, что это крайне надёжное, да и вполне себе тёплое изобретение местных народностей, не раз выручавшее товарищей во время моего невольного отсутствия.

Яранга башкиров — оказалась пуста. Следов, при такой метели, не разглядеть: "Делать нечего, надо будить команду. Определённо, что-то случилось — нутром чую. Не успел я здесь появиться, как началось..." — так размышляя, направился к соседнему жилищу и тут, краем глаза, периферией зрения, приметил слабый, на грани восприятия, огонёк чьей-то ауры.