— Открой, пожалуйста, — сказала она, — здесь пробка очень тугая. Не могу поверить... ты не ранен?
— Нет. Я сразу стал нематериальным и пули прошли сквозь меня.
— Они стреляли в тебя?!
— Да.
— А Зина? Она не ранена? Она так плохо выглядит!
— Она умеет регенерировать. С ней уже почти все в порядке, завтра она будет совершенно здорова.
— Ее ранили? Ну что мне с тобой делать, Сережка, ты постоянно вляпываешься в неприятности! Теперь тебя будут искать еще и эти менты!
— Не будут.
— Почему? Они что... вы их убили?
— Они сами убили друг друга. Очень простое заклинание.
— Еще лучше! Теперь ты еще и убийца! Пособник террористов, колдун, убийца... загубил ты свою грешную душу!
— Это спорный вопрос.
— Ну да, конечно, ты же у нас в бога не веришь...
— Я верю. Я теперь самый настоящий монах и зовут меня теперь брат Алексей.
— Не богохульствуй!
— Я не богохульствую. Я действительно монах, постриг был проведен по всем правилам, проводил его, кстати, владыка Дмитрий.
— Владыка? У вас там что, какое-то святое братство, как в фильмах?
— Можно и так сказать, — я криво ухмыльнулся. — Да, пожалуй, самое настоящее святое братство. И не как в фильмах, а гораздо круче.
— Не богохульствуй!
— Да не богохульствую я! Ты никогда мне не веришь! Ты всегда считала меня ребенком, не способным ничего сделать самостоятельно! И сейчас...
— Подожди, Алексей, — на кухню вошла Зина. Она выглядела бледно и передвигалась немного неуверенно, но ей явно становится лучше. — Не спеши обвинять, не забывай, что говорил Христос по этому поводу.
— Не судите и не судимы будете, — проговорила мама с важным лицом.
— Вот именно. А еще Христос говорил "почитай отца своего и мать свою".
— Насчет отца он погорячился, — пробормотал я.
Я никогда не видел своего отца, он бросил маму, едва узнав о моем существовании. У нас дома даже нет ни одной его фотографии.
— Не понимай эти слова буквально, — уточнила Зина. — Не следует считать святое писание готовой программой на все случаи жизни, оно только указывает общее направление. Христос говорил "не убий", но не запрещал убивать для самообороны.
— А вы правда волшебница? — мама сменила тему разговора.
— Правда, — ответила Зина, — только боюсь, что сейчас я не смогу показать никаких фокусов.
— Ну да, вы же ранены... может, вам скорую вызвать?
— Нет необходимости, — Зина загадочно улыбнулась, — я умею восстанавливаться. К завтрашнему утру я полностью верну силы.
— Хорошо вам... а других лечить вы умеете?
Моя мама — очень хорошая женщина, но иногда она ведет себя слишком эгоистично.
— Завтра я вас осмотрю, — пообещала Зина, — в крайнем случае, послезавтра.
— Ой, как здорово! — обрадовалась мама. — А то у меня почки больные, а лекарства только на четыре дня осталось. А лекарства нынче такие дорогие! А у вас исцеления хорошо получаются?
— Пока никто не жаловался, — улыбнулась Зина.
— Тогда я в аптеку не пойду, — решила мама, — куплю лучше конфеток каких-нибудь, чайком побаловаться.
— Зина! — вспомнил я. — Деньги остались у Дмитрия?
— У него, — Зина помрачнела. — Завтра придется опять идти... может, ты что-нибудь другое придумаешь?
— Так это вы супермаркет ограбили? — заинтересовалась мама. — Людка с девятого этажа говорила, что там то ли инопланетяне были, то ли вурдалаки какие-то, прости господи, — она перекрестилась. — Так это, значит, вы были?
— Ну да, — призналась Зина, — только мы на самом деле не такие злые, как там показали, это просто маскировка была.
— Это правильно, — неожиданно легко согласилась мама, — в таких делах главное — страху побольше нагнать. Вы бы лучше вампиров изобразили, вот третьего дня по телевизору про них фильм показывали, такая жуть!
— Как раз их мы и изображали, — сказала Зина. — А вы не знаете, где еще можно взять много денег? А то снова в тот же супермаркет идти как-то не хочется.
— Как же не знать? Конечно, знаю! Вот на шестом этаже у нас живет один азер, так он в соседнем доме продуктовый магазин держит, цены у него, кстати, непомерные, как у всех у них, у нехристей нерусских. И отдела для ветеранов у него нет, и без очереди пенсионерам не отпускает ничего. А машина у него, что твой автобус!
— Где точно он живет? — спросила Зина.
— Ты что! — вскинулся я. — Тебе нельзя, ты еще не восстановилась!
— Уже можно, — отмахнулась Зина, — для этого дела много сил не понадобится. Принять невидимость да пройти сквозь стену, вот и все.
Мама подробно и многословно объяснила расположение квартиры несчастного азербайджанца, а когда объяснения стали повторяться, Зина сказала "спасибо" и растворилась в воздухе.
— Послушай, мама, — сказал я, — а тебя не смущает, что мы с Зиной теперь преступники?
— Вы с Зиной теперь волшебники, — заявила мама, — а значит, законы вам не писаны. Ты теперь не простой человек, ты теперь слуга божий. А бог велел делиться. Знаешь, что он говорил про тех, кто стяжает и не делится? Стяжать и не делиться плохо, и потому забрать деньги у богатого — не преступление, а богоугодное дело. А раз богоугодное, значит, хорошее.
— Эдак можно под все подряд базу подвести. Бог велел не поклоняться другим богам, значит, я должен пойти на рынок и всех хачей перебить?
— Не всех, а только тех, кто другим богам молится. Армяне, например, тоже православные.
— А мусульман убивать — богоугодное дело?
— Зачем сразу убивать? Пусть уезжают в свою Мусульманию и живут там, как хотят, а нам не мешают. Ты сам посуди — на рынке одни черные, ни одного русского лица за прилавком!
— А украинцы?
— Хохлы тоже как черные, только лицом на нас похожи, а на деле такие же мерзавцы. Ты новости по телевизору давно смотрел?
— Давно. А что они сделали?
— Да они постоянно все русское притесняют! То одно запретят, то другое... вот на днях во Львове памятник Степану Бандере поставили, вот ты скажи, ну разве ж это дело?
— Это не дело.
— То-то же!
— Мама, так ты серьезно считаешь, что для меня сейчас главное — очистить Москву от приезжих?
— Это не главное. Главное для тебя... да я не знаю, ты же волшебник, значит, умный! Так подумай своей умной головой, что вокруг исправить надо. Пенсии поднять или чтобы лекарства подешевле стали ...
— Все лекарства или только те, которые тебе нужны?
— Если получится, то все, нечего жидиться, надо и о других думать, тогда и они о тебе подумают. Это евреи только о себе думают, мы, русские, должны быть щедрыми.
— А если не получится, чтобы для всех, тогда только для себя?
— И для близких, о близких тоже забывать нельзя.
— Близкие — это ты?
— А кто же еще? Или для тебя Зина ближе родной матери стала? Так она и сама о себе позаботится, она волшебница не чета тебе. Ты ей не изменяй, пока она тебя всему не научит, она хоть и страшная, да с лица воду не пить. О других бабах даже не думай! А то обидится, да и превратит тебя в лягушку какую-нибудь, тогда вспомнишь, что мама говорила.
— Вы преувеличиваете, Марина Федоровна, — сообщила Зина, материализовавшись посреди кухни, — я совсем не ревнива. Между прочим, я умею менять облик. Сергей, хочешь, чтобы я стала красавицей?
Я пожал плечами.
— Да какая разница? Ты мне нравишься не потому что ты красивая.
— Это правильно, — закивала мама, — главное, чтобы человек был хороший. Деньги-то нашла, дочка?
— Я вам не дочка, — отрезала Зина, — у меня своя мама есть. Точнее, была. А деньги я нашла, только какие-то они непонятные.
С этими словами Зина вытащила на свет божий толстую пачку долларов, на первый взгляд, в ней было тысяч пять.
— Это доллары, — пояснил я, — американские деньги. Их можно обменять на наши в любом... короче, это нормальные деньги.
— Тут много? На сколько хватит?
— Если много не тратить, то на год.
— Здорово. Сергей, ты чай не поставишь?
— Я сама поставлю, — засуетилась мама, — сейчас вареньица достану, сама делала в позатом году. Кушай, Зиночка, для тебя ничего не жалко.
3.
Мы с Зиной сходили к метро и обменяли тысячу долларов на рубли. Баксы оказались нормальными, не фальшивыми, и никаких проблем с их обменом не возникло. Несмотря на то, что мама, провожая нас, постоянно твердила, что с такой суммой в кармане надо быть осторожными, никто на нас не напал и вообще никаких неприятностей не произошло.
На обратном пути мы зашли в супермаркет (не тот, который ограбили, а другой) и закупили целую гору разнообразной снеди. Икра двух видов, семга, осетрина, креветки, копченая колбаса, дорогой алкоголь, хорошие сигареты... если в кармане приятно шуршит толстая пачка, хотя бы рублей, жизнь в Москве может быть великолепна. Сегодня у нас будет роскошный ужин, маму надо порадовать, ей так много довелось испытать за время моего отсутствия, что организовать роскошный стол — самое меньшее, что я могу для нее сделать.
Мама обрадовалась нашему возвращению, но не потому что мы принесли столько вкусностей, а потому что ей не терпится, чтобы Зина занялась ее исцелением. Они закрылись в гостиной, а я остался на кухне разгребать сумки и ждать окончания процедуры.
Процедура заняла меньше часа. Зина нашла у моей мамы два камня в почках, один из которых довольно большой, два десятка холестериновых бляшек среднего размера в артериях и микроскопическую раковую опухоль на поверхности селезенки. Насчет опухоли она посоветовала не беспокоиться, в пожилом возрасте это нормальное явление, организм наверняка справится, а даже если не справится, серьезные проблемы начнутся не раньше, чем через два-три года. Холестериновые бляшки большой опасности тоже не представляют, их можно рассосать за пару месяцев, но лучше этого не делать, потому что процедура эта неприятная и опасная и без крайней нужды к ней прибегать не следует. Единственная серьезная проблема — камни в почках, их ликвидировать можно и нужно, но лучше к этому приступить дня через два или три, потому что в ходе лечения рекомендуется поститься.
— Дня через три у меня лекарство кончится, — недовольно заявила мама.
— Ничего страшного, — успокоила ее Зина, — лекарство вам больше не потребуется.
— А если завтра начать? Чтобы время не терять.
— Лучше послезавтра. Можно и завтра, но тогда сегодня вечером ничего не ешьте.
— Тогда давай послезавтра.
На этом и порешили.
Ужин удался на славу, кажется, никогда в жизни я еще не ел одновременно столько деликатесов. Если бы еще мама не рассказывала непрерывно про то, каким хорошим ребенком я был в детстве и как трудно ей было растить меня одной без отца...
— Ну и как тебе моя мама? — спросил я Зину поздним вечером, когда мы уже лежали в постели.
— Ты хочешь правдивый ответ или вежливый? — уточнила Зина.
— Уже никакого.
Зина тихонько рассмеялась.
— Христос не зря говорил о почитании родителей, — сказала она. — Дело даже не в том, что почитать их хорошо, а не почитать плохо, дело в том, что природа человека такова, что родители всегда хорошие. Можно идти наперекор собственной природе, обычно у человека достаточно мозгов, чтобы делать глупости, но недостаточно, чтобы их не делать... но лучше не бороться с самим собой, это опасно и неприятно. Ты понимаешь, что твоя мама не самая идеальная женщина на свете, но для тебя она всегда будет самой лучшей. Это закон природы, ты в силах изменить его, но лучше этого не делать.
— Самая идеальная женщина — это ты, — возразил я.
— Следуешь советам мамочки? Так делать не стоит, опытный волшебник легко чувствует ложь.
— По-твоему, я лгу?
— Нет, не лжешь. Ты пытаешься убедить себя в том, что говоришь, и притом довольно успешно. В этом нет ничего плохого, ты сам решаешь, во что верить и кого любить, и я не считаю возможным вмешиваться в твой выбор.
— Тех, кого любят, не выбирают.
— Это распространенное заблуждение. Те, кто сделал неправильный выбор, оправдывают себя этими словами.
— Ты считаешь мой выбор неправильным?
— Я не могу ничего считать. Это твой выбор и твоя душа, даже ты сам не можешь познать ее в полной мере, и тем более это невозможно для меня. Никто не сделает выбор за тебя и никто не оценит твой выбор точнее, чем ты сам.
— Ты грузишь. Я так и не понял, ты будешь учить меня заклинаниям?
— Я уже учу тебя.
— Почему-то я осваиваю новые заклинания только после кормления.
— Таков путь вампира, каждое кормление дает новые силы. Вначале ты делаешь большие шаги, потом они становятся все меньше и, наконец, наступает момент, когда ты перестаешь прогрессировать. Если ты параллельно не развиваешь свою душу другими способами.
— Молитвами?
— Хотя бы. Почему ты так скептически относишься к молитвам?
— Мне кажется глупым стоять на коленях и молить бога о всякой ерунде. Это какое-то жульничество — вот я, маленький мальчик, попрошу большого мальчика, и он побьет другого маленького мальчика, отберет у него мороженое и даст его мне.
— Ты что, думаешь, что на молитвы отвечает бог? — удивилась Зина. — Тот босой бородатый старец в белой хламиде, что сидит на облаке и играет на арфе?
— А кто же еще? Если бог не отвечает на молитвы, то молитвы бессмысленны.
— Бог отвечает на молитвы, но это не тот бог, который на небе, а тот, который в тебе. Ахим брахма аси, если я ничего не путаю.
— Что это значит?
— "Я есть бог". Одна из буддийских мантр.
— Буддийских чего?
— Мантр. Это такие слова, которые, будучи услышанными, а еще лучше, произнесенными, воздействуют на душу в нужном направлении, пробуждают внутренние силы...
— Волшебные слова, как в сказках?
— Не как в сказках, а как в реальности. Кстати, этим же свойством обладают хорошие стихи.
— Поэзия у вас из-за этого запрещена?
— Именно. Простой необразованный смерд, совершенно неразвитый духовно, услышав хорошее стихотворение, может случайно обрести просветление и стать диким монахом.
— А что это за дикие монахи, кстати?
— Дикий монах — человек, равный силой монаху, но монахом не являющийся. Дикие монахи умеют колдовать и не признают никаких ограничений. Со временем они чаще всего становятся на темную сторону.
— Темная сторона, светлая сторона — в этих словах есть какой-нибудь смысл или это просто демагогия? Я видел, как во имя дела света вырезали целую деревню...
— Свет может творить зло, а тьма — творить добро. Нельзя говорить, что свет — хорошо, а тьма — плохо. Сила света позволяет призывать тварей, способных стирать с лица земли целые города, а сила тьмы — останавливать зло, творимое во имя света.
— Сила тьмы позволяет творить чистое добро? Не останавливать зло, а именно творить добро?
— Нет. Все чары тьмы направлены на разрушение и ослабление, созидает только магия света. Но именно силами света создаются самые страшные монстры.
— Вампиры стоят на стороне тьмы?
— Такова наша природа.
— Ее можно изменить?
— Говорят, можно, но я еще не видела никого, кто бы это сумел. Возможно, ты станешь первым, я надеюсь на твой крест.
