Смотреть больше, к сожалению, оказалось не на что. Тогда Лех уткнулся в свой стакан и принялся размышлять над планом дальнейших действий. Домой можно только часика в четыре, у Яноси сегодня дополнительные занятия, но вот Гнес собиралась уходить только к вечеру. Значит, нужно придумывать, чем себя до этого времени развлечь. Как на зло, никак не придумывалось. Хоть в библиотеку иди...
— Скучаешь? — шелково мурлыкнули над ухом.
Вздрогнул. Поднял глаза — ослепительно-жгучая брюнетка.
У брюнетки были раскосые зеленые глаза — наверняка результат пластики, как и пухлые мягкие губы, и изумительной красоты нос... Еще у нее обнаружились тонкие стрелками брови, родинка на левой щеке и ровный золотистый загар... светленький, едва намеченный пушок над верхней губкой — Лех хорошо разглядел, так близко брюнетка наклонилась. Тяжелые груди в глубоком декольте оказались у Леха почти перед глазами, он увидел даже коричневые маленькие соски, а в нос плеснуло ландышевой дразнящей волной аромата. Голова закружилась тонко и приятно, Лех сглотнул.
— Так скучаешь, мой хороший?
Лех сладко испугался поднимающегося возбуждения и с испугу кивнул. Тогда острые коготки засновали в дебрях нестриженой леховой гривы и стало немножко стыдно перед ней, такой тонкой и дурманной, за свою небрежность, покраснел... Брюнетка опустилась на табурет рядом, мимоходом кивнув бармену... кто-то принес и поставил на стол два бокала. В это бремя брюнетка, заслоняя от Леха весь остальной мир, шептала всякие ласковые глупости, а Лех, сдавшись её мурлыканью, слушал и таял, таял...И совершенно про всё забыл, и помнить не хотел и не мог... И они пили терпкое и свежее из бокалов, от которого мир кроме брюнетки стал совсем неинтересен, а потом по каким-то темным коридорчикам проскользнули в крошечную комнатку с большой кроватью. Шелковые свежие простыни, тяжелый волнующий запах этой, назвавшейся Ламией... На кровать упали и в ней обезумели от восторга. Без намека на смущение и неловкость, легко и непринужденно... Зеленые глаза Ламии топили в своей глубине, а в ее теле Лех ненасытно и послушно растворялся и с ним сливался воедино... пока не оказалось, достиг дна...
Долго лежал, не в силах заставить себя шевелиться, почти в обмороке. Слабость придавила. Но, нужно сказать, слабость приятная. Кровь билась шумно, как морской прибой, стучала в ушах. Шевелиться было лень да и не нужно вроде пока. Сумасшествие отступило, теперь Лех пытался осознать произошедшее, но никаких путных мыслей в голову не приходило. Рискнул приоткрыть глаза — серый свет из окна и красный от ночника перемешались, разбросав по комнате пестрые мазки алого и белого. Ламия, нагая, спиной к Леху, копалась в углу у кресла в ворохе одежды, негромко намурлыкивая какую-то песенку. Нашла трусики — атласный лепесток, нашла узкую юбочку и свою кофточку. Извиваясь, принялась натягивать. Светлые ягодицы исчезли под тканью, беззащитные лопатки ходили под кожей, когда застегивала паутинку-бюстгальтер...
Какая-то мысль назойливо вертелась в голове, никак не оформляясь. Подняться сил не было. Наконец, проняло:
— Сколько с меня?
Она обернулась, полуголая. Обдала жарким и насмешливым взглядом. Рассмеялась:
— Нисколько. Заплатил уже. Ты что, так и не понял, кто я?
Лех поморщился, садясь на кровати — мышцы словно бы в холодец превратились. Загадки разгадывать настроения не было.
— И кто? Когда это заплатил?
— А ты подумай... — отвернулась, быстро и ловко свернула свои роскошные волосы в шишку на затылке, сколола заколкой-кинжалом. Следом сорвала с шеи какую-то безделушку и вынула из ушей тяжелые серьги. Спрятала в сумочке.
Смотрел на нее, недоумевая, хотел уже переспросить... Но спортивный интерес был догадаться самому. В голове защелкало, почти помимо желания сравнивая и сличая... О, Свет Великий!
— Ты...
— Я.
— Суккуб! — выплюнул обвинение и рухнул на кровать, теперь уже иначе оценивая свое изнеможение.
— Правильно. Молодец. Я суккуб. А ты светлый. И мы неплохо провели время. За это ты поделился со мной частью энергии, ага? Не бойся, никакого вреда тебе от этого не будет. Лишнего я никогда не беру, а ты мальчик крепкий... Отоспишься, к вечеру уже как огурчик будешь. Или, хочешь сказать, тебе не понравилось?
Лех простонал. Вот круто — в свой первый раз переспать с суккубом! Хотя... наверно, парни бы обзавидовались. Жаль, рассказать некому...
Она, уже поправляя перед зеркалом кофту, кинула через плечо:
— Энергетика у тебя очень сильная, никогда такой не встречала. Не могла пройти мимо, не попробовав. Но Хартию я соблюдаю и беру ровно столько, чтобы не помереть с голоду... Теперь послушай меня внимательно. Комнату я выкупила на два часа, так что можешь еще полчасика поваляться. Но я лично не советую. Минут через пятнадцать начнется энергетический откат, перестанет действовать наркотик из коктейля. Лучше возвращайся домой сейчас же и ложись спать. Трех часов восстановиться тебе хватит.
Фыркнула, подошла к кровати. Наклонилась и поцеловала. Уже без страсти, а словно бы на прощание, как-то по-сестрински, что ли...
— Ты очень хорошенький, — шепнула.
Развернулась и ушла.
И всё.
А Лех всё пялился в дверь.
А через пятнадцать минут действительно наступил обещанный откат. Словно в тумане Лех выбрался из кровати, как-то оделся, как-то вышел из комнаты и даже кому-то кивал "До свидания, обязательно зайду еще..." — но не помнил, кому. И не помнил, как улочками Познатца, площадью и проулком попал к дому — почему-то не "прыгнул", а ножками, по-старинке. Замок заело, никак не мог вынуть ключ. Но вытащил, бросил на тумбу, в тумане добрался до своей комнаты. Дотащился ли до кровати или рухнул раньше, так и не понял...
Глава 3.
Тусклый люмо-шар мигает, бросает на дощатые стены синенькие холодные блики. За стенами ночь и тьма, холод и осень. Дожди зарядили с конца прошлой недели и края им не видать. Спит в соседнем спальнике Эллин Браун, бессменная опора, вечный костыль для больной совести своего командира. Спит, и во сне, наверно, продолжая спорить с "упертым" командиром по какому-то жизненно важному вопросу, поэтому вздрагивает и скребет ногтями по грубой ткани футона. У себя спит Пит. Конечно, лежа строго на спине, сурово и непреклонно сжав губы. Спят ребята. На всей базе не спит, пожалуй, только командир Янош, кусает напряженно кончик карандаша. Судьба такая — бодрствовать, пока остальные отдыхают. Впрочем, написать положенное и тоже ложиться. Но как тяжело сегодня пишется. Ох, тяжело. Наконец, решается.
Тетрадь. В клеточку. С милой девчачьей обложкой — крохотный пушистый котенок зевает, забавно встопорщив загривок. Девяносто шесть листов. Список группы М-16 на первых страницах. Против многих имен красные карандашные галочки выбытия и их причины. Чаще всего — увы Яну! — смерть, дата, два-три скупых слова об обстоятельствах. Сегодня двадцать третье октября. Две тысячи тридцать второй год. Карандаш бегает, алым носиком кивает то у одного, то у другого имени. Андрей Коростелюк, Игорь Суворинов, один на обороте... Везде одно и то же: "23.10. 32. Под Мэнксом. Экс." Итого — трое.. Андрей — защищая командира. Командир только ногу потянул да щеку оцарапал.
В отчете: "23.10.32. Неудачный экс, квадрат 16. Причины — новый вид оружия. Какой-то гибрид пси-воздействий и химии. Сначала мгновенная дезориентация, сильное головокружение и паника, после этого едкая вонь и резь в глазах, кашель, удушье. Погибли те, кто не сообразил задержать дыхание. Остальные получили легкие отравления. Симптомы — слабость, легкое головокружение и тошнота. У Энни и Энтони температура. У других ребят недомогание к вечеру прошло. Необходимо раздобыть образец. Поручить одной из свободных групп 24.10. На центральном складе оружия тысяча триста восемь единиц, включая три десятка "цветков" и двадцать наборов дротиков типов А, Б и Д. Запасов пищи — концентрата двадцать ящиков, консервов свиных — пять ящиков, сушеных бобов — три мешка, муки — мешок, сахара — полтора мешка, чай, кофе — по четверти мешка. Закончились: спирт, витаминные добавки, аспирин, все антибиотики. Близ базы подозрительных объектов не замечено, фон стабильный, барьер заряжен на девяносто процентов, внутри группы конфликтов нет."
С середины тетради, в аккуратно отделенных скрепкой листах — самое главное. Еще один отчет, но исключительно себе и только по старой детской привычке делиться с бумагой переживаниями, ища в белизне листов ответы на все вопросы и поддержку, которой не рискнешь просить больше нигде и ни у кого.
"Люди уходят, как круги на воде. Кольца вокруг меня — камня, брошенного в воду — расходятся и исчезают. Сегодня еще шесть человек. Если посчитать всех, кто когда-либо значился в списке М-16, выходит, двести три человека. Реально в группе пятьдесят восемь. Это значит, что из четверых приблизительно выживает один. Они подняли меня на свои плечи и несут, как знамя. И, как за знамя же, гибнут один за другим, перепихивая меня в новые руки. Наверно, они имеют на это право, как имели право гибнуть из-за куска драной тряпки люди за сотни и тысячи лет до них. Только знамя мертво, оно ничего не чувствует. А я живой. Благодаря и вопреки.
Он опять злобствует. Его четырехдневное затишье закончилось. Сегодня, рассказал Энтони, повысилась моя, так сказать, себестоимость — до шестнадцати тысяч злотых. Для примера: чиновник средней руки получает двести злотых в месяц, шлюха в государственном борделе — триста. Во всех новостях трещат про принятие второй части кодекса империи. Говорят, она обещает быть более либеральной, чем первая.
Либеральнаяй — ну и слово! Это еще из детства, с уроков граждановедения, когда нам, магам, объясняли устройство простецкого государства, чтобы мы знали свои права и обязанности перед обществом, в котором живем. Нас учили уважать государственные устои и жить в мире с теми, кто от рождения лишен Способностей. Нас учили хорошо, но неправильно. Учили жить — ощущать себя — нормальными среди толп калек. Нас не учили любить — учили жалеть и, как следствие, подсознательно презирать. Мы, "нормальные", каждый раз ощущали себя при общении с "простецами" — подающими милостыню, тогда как должны были быть равными среди равных, или лучше — отдающими долг перед теми, больше которых получили свыше. А некоторые не любили подавать милостыню. Вот в Лешке ни на грамм не было сострадания к посторонним. Он, кажется, в этом неповинен. В его понимании категория "чужой" автоматически отказывала человеку в способности что-то чувствовать и кем-то быть. Наверно, страшная у него жизнь была — ходячие автоматы, роботы сплошь и рядом, а из нормальных людей только я и Гнес.
Но нас учили хорошо, а местами и слишком хорошо..."
* * *
— Таким образом мы видим, что "а" с неизбежностью возвращается в точку "м", что означает невозможность долговременного воздействия формулы трансгрессии на любой условно-разумный объект окружающей действительности....
— Условно-разумный — это что?
Громкий вопрос Бартека с задней парты вывел Яна из дремотного утомленного созерцания тетради — за последние полчаса на открытой странице не прибавилось ни строчки.
— Что такое "условно-разумный"? — удивленно переспросил Бартека пан Матеуш. Нахмурился. — Параграф сорок шесть, Бартоломео! Классификации объектов пси-эм-воздействий! Прошлое домашнее задание! Вы читали этот параграф?
Что ответил Бартек, Ян не расслышал, но пан Матеуш ответом явно не удовлетворился и обежал строгим взглядом лица ребят группы:
— Вопрос группе — что означает категория "условно-разумный объект"?
Всеобщее молчание. Старательное разглядывание записей в своих тетрадях. Ясно. Похоже, дополнительный параграф прочел только Ян. С трудом сдерживаясь, чтобы не зевнуть, Ян поднял глаза на преподавателя. С паном Матеушем они понимали друг друга без слов.
— Понятно, — вздохнул пан. — Никто не приготовил домашнего задания. Янош, расскажите нам коротко самую известную классификацию объектов.
Ян поднялся с места, всё-таки не выдержал, зевнул.
— Все объекты пси-эм-воздействий подразделяются на неодушевленные (камень, стол и так далее), далее — условно-одушевленные и одушевленные. К условно-одушевленным относятся растения, мхи и простейшие животные, способные так или иначе реагировать на магию разума. Например, растения могут усиливать свое цветение или плодоношение, насекомые — выполнять простейшие команды. Например, средневековый обряд изгнания паразитов с полей. Одушевленные объекты по данной классификации подразделяются на неразумные, условно-разумные и разумные. Последние способны выступать в качестве параллельных субъектов пси-эм-воздействий, например, в связке "сцепление", когда парные маги становятся...
— Достаточно. Дайте определение условно-разумным объектам.
— Это объекты, обладающие ограниченной свободой воли в рамках заданной программы, рефлекса. Выделяются в отдельную категорию в связи с тем, что способны сопротивляться пси-эм-воздействию, если оно противоречит их рефлексу, цели, заданной программе.
— Хорошо, достаточно, — кивком позволил Яну сесть обратно. Усаживаясь, Ян подумал, что стоять было лучше — во всяком случае, не боишься заснуть носом в тетради. — Бартек, приведи пример.
— Условно-разумных? Ну... Наверно, обезьяна... или простец...
Пан Матеуш ошарашено моргнул. Ян, едва не поперхнувшись, обернулся, почти сворачивая шею, к Бартеку — шутит тот, что ли? Но лицо одногруппника было абсолютно серьезно и полно жаркой студенческой надежды — только бы ответ оказался правильным! Только бы не "неуд" и отработка!
Пан Матеуш снова моргнул, потер лоб.
— Простецы? Ну... эээ... в некотором роде вы правы, Бартоломео. Простецы действительно не могут выступать равноправными субъектами пси-эм-взаимодействий, поэтому скорее относятся к категории ... условно-разумных объектов... Да. По существу — могут быть отнесены. Только...эээ... Бартоломео... это очень некорректное отнесение.
Бартек кивнул, по всей видимости, абсолютно довольный тем, что чудесным образом избежал "неуда". Ян — поежился. У Ян-то точно знал, кого относят к категории "условно-разумного существа". Зомби, призраки, прочие псевдо-сущности... В один ряд с ними поставить простецов? Обычных людей?! Бартек поставил. Пан Матеуш... с оговорками, но поставил. Яну... сделалось неуютно. Почему-то. Пани Маришка с её теплыми и вкусными булочками... Пан Домбрув... Подруга тети Гнежка Риская... Поставить их всех на уровень... недочеловеков... так выходит?
К концу занятий Ян всё-таки решил, что каждый имеет право думать, как пожелает, что это — частное мнение каждого конкретного человека... Примирившись таким образом с самим собой, забыл. Подумать и так было о чем.
Отец вчера возвратился домой после месячного отсутствия. Возвратился в суматохе и уже глухой ночью. Ян давно спал, а ложился он обычно поздно, в двенадцать. Отец пришел, наверно, что-то около трех. Кажется, он пытался тихо проскочить через гостиную в спальню, никого не потревожив. У него не вышло. Наткнулся на журнальный столик и его перевернул. Разбил вазу. На шум сбежались все, даже Снуппи, старый уже, почти облезлый хомячок Яна. Гнес прибежала, зябко кутаясь в халат и с амулетом силы наперевес, топоча, как слон, прискакал Лех, на ходу сложив руки в жесте защиты. Ян, зевая, прибрел последним. Поглядел на родственников: напуганная Гнес, сердито оскалившийся Лех и изрядно помятый, грязный, как собака, синеватый отец — и предложил все объяснения оставить назавтра. Лех согласно закивал в ответ, Агнесса, заметно расслабившись, сказала, что Кристиана не ждала, но сейчас застелет свежие простыни...
