Волна вторая: Последствия

— Ну вот, — довольно произнесла Гермиона. — Копья и щита в комбинации с зеркальцем ей явно не хватало.

Гарри, закончив рисунок, вошел в меня. Двойственность ощущений, когда я одновременно жестко беру Луну, вбиваясь в ее нежное тело, оставляя ей засосы... и, одновременно — расплываюсь, принимая в свою мягкую и влажную киску нефритовый жезл Гарри, оказалась именно тем, чего мне не хватало. Последние запреты и ограничения были сорваны.

Если раньше я сжимала тонкую завесу внутри Луны подушечками пальцев, то теперь я вцепилась в нее ногтями, путь и не длинными, но довольно-таки жесткими. Ногтями же левой руки я впилась в сосок правой грудки подруги, а зубами — захватила сосок левой.

Наверное, Луне было очень больно. Но вместо того, чтобы попросить нас с Гарри прекратить, отпустить ее, она подняла ножки к плечам, захватив их под коленками, демонстрируя, что полностью открыта для нас.

Гарри всунул мне в попку один палец, затем — другой. Без какой-либо смазки это было больно. Но сейчас я была благодарна этой боли, резко усилившей ощущения. И я задвигалась активнее, как овладевая Луной, так и насаживаясь на член берущего меня парня.

— Бери нас, — зашептала Луна. Я понимала, что это она говорит Гарри... Но мне хотелось думать, что хотя бы чуточку это звучит и для меня. — Мы — твои игрушки, насадки на член, грелки на все те...

Луна не договорила, когда волна оргазма накрыла ее, сжав мои пальцы пульсациями как киски, так и попки. А потом такая же волна пришла и ко мне...

К реальности меня вернуло что-то холодное, что сначала погрузили в уже освобожденную от нефритового стержня, но еще заполненную семенем киску, а потом — всунули в размятое пальцами Гарри колечко попки.

Я поморщилась. Благо, лежала я лицом вниз, так что заметить это были не должны. Хоть введенный предмет и причинил мне некоторую боль, но если Гарри, Гермиона, или, особенно — Луна решили воспользоваться мной таким вот способом — у меня нет ни оснований, ни права возражать.

Голос Гермионы произнес что-то совершенно непонятное, а ее палочка прикоснулась к моим плечам, лопаткам, спине, пояснице, и еще саднящим... тому, что ниже поясницы.

— Переверни ее! — скомандовала Гермиона.

И меня перевернули. Правда, сделал ли это Гарри, или же Луна, и проделано это было руками или заклятьем — я не поняла. Открывать глаза мне было лень и недосуг. Мне все еще было слишком хорошо. И даже то, что всунули мне в попку, этому не мешало, но скорее — помогало.

— Вот как-то так это все и выглядело, то, что "вы не смогли увидеть", — с какой-то непонятной иронией произнесла Гермиона.

— Прямо так и выглядело? — удивился Гарри.

— Ага, — подтвердила Гермиона. — Ты не представляешь, как это было неудобно! Лифчик на них не наденешь: конфигурация уж больно... нестандартная. А чувствительность у них... — Кто-то, скорее всего — Гермиона, провела рукой по нижней паре грудей, и я застонала от вспышки наслаждения, пробившей меня от пяток до затылка. — Хорошо еще, что у меня тогда и основная-то пара вполне в первый размер помещалась, не говоря уже об остальных... В тринадцать-то лет... Я тогда так Лаванде завидовала...

Стоп! "Нижней паре грудей"? Что со мной сотворили?

Я вскочила, взмахнув рыжим хвостиком.

— Ты смотри, как взбодрилась! — фыркнула Гермиона.

Я обратила внимание, что Луна так и осталась лежать рядом с тем местом, откуда вскочила я. Видимо, переворачивая — меня с нее и сняли. Немного неожиданно, но личико у белобрысой было довольное-довольное...

Отведя взгляд от Луны, я заметалась по гостиной, хотя и знала, что зеркал тут отродясь не было. Заметив мои метания, Гарри взмахнул палочкой, и посреди гостиной воздвигся самый настоящий трельяж*, в три зеркала которого я смогла осмотреть себя со всех сторон.

/*Прим. автора: "трельяж" — трёхстворчатое зеркало (большое туалетное зеркало в соединении с двумя малыми, боковыми) и, как правило, в сочетании с туалетным столиком*/

Ну, что сказать... Превращение в Джиннеко было... неоднозначным. Хвостик, в который превратилось нечто, засунутое мне в попку, успешно шевелился, уши — стояли торчком на макушке, и не дублировались человеческими... Но вот попытавшись прикоснуться к лицу, я выяснила, что кошачьи вибриссы — очень-очень чувствительны.

— Надеюсь, все это, — Гарри обвел рукой мой новый облик, — не настоящее?

— Тебе не понравилось? — сморщилась Гермиона.

— Очень-очень понравилось, — Гарри взялся за среднюю пару сисек, заставив меня выгнуться и застонать. — И я жду — не дождусь, когда смогу узреть в таком виде тебя... И не только "узреть". Но все-таки, у тебя тогда хвост рос, как ему и положено — от копчика. А у Джинни он сейчас... не совсем оттуда. И если ей захочется... — Гарри запнулся, но даже и так все было понятно, — то будет несколько... неудобно.

— А, вот ты о чем, — улыбнулась Гермиона, сложив руки на животе. — Тогда — не бойся. Иллюзия. Мне сил не хватило не то, что на полноценное Изменение, но даже и на иллюзию без материальной опоры. Вот и пришлось пробку трансфигурировать... — я подвигала попой, ощущая, как в ней движется наколдованная пробка... Опять чуть больно, но как хорошо! А заодно — и хвостик шевельнулся. — Зато с ней иллюзия получилась — первый сорт! — похвасталась Гермиона. — На грани химеры, "того, что могло бы быть"... Даже, вон, хвостик движется. И чувствителен!

Гермиона провела рукой по моему хвостику, заставив горло издать громкое мурчание.

— Ох... — завозилась Луна. — Как же мне...

— Плохо? — встревоженно спросила я.

— Хорошо, — отозвалась Луна. — Давненько меня так не трахали! С тех пор, как Гарри излил в меня беспокойство за тебя.

— За меня? — удивилась я.

— Конечно, — кивнула Луна, впрочем, не поднимаясь. Да она даже ножки свои не свела. Так и лежала, раскинувшись, и демонстрируя всем желающим свои так и не закрывшиеся нижние дырочки. — Гермиона, тогда, чтобы он своим беспокойством ей не мешал — отослала нашего сюзерена "Заняться чем-нибудь интеллектуальным. Луну трахнуть, что ли..." Вот он и трахнул. Кстати, Гермиона, не сделаешь ли милость... А то после сегодняшнего, как тогда...

— Конечно, — улыбнулась Гермиона, взмахнула палочкой, и, произнеся вполголоса что-то, в чем мне послышались неприличные латинские корни, прикоснулась палочкой к лону Луны, причем кончик палочки чуть-чуть скрылся между нижних губок блондники. А потом то же самое повторилось с ее попкой. Причем в последнем случае Луна опять подтянула колени к груди.

— Полегче стало? — поинтересовалась Гермиона.

— Ага. Спасибо, — весело кивнула Луна. Впрочем, попытки подняться — не предприняла. — Да, Джинни, а что это у тебя за узор на горле? Вроде ты татуировками не увлекалась? Да и когда успела?

Я метнулась к зеркалу, которое Гарри так и не убрал, и убедилась, что Луна — права. По моему горлу вилась сложная вязь перетекающих один в другой символов, смотревшаяся, если не приглядываться, как изящное золотое ожерелье... Ну, или ошейник: кому как нравится.

Я присмотрелась к Луне... и обнаружила у нее на шее точно такой же ошейник.

— Так... — нахмурился Гарри. — Гермиона, убирай Джиннинеко... — Гермиона одним взмахом палочки ликвидировала сотворенную ею иллюзию... и выдернула у меня из попки муляж хвостика. — Девочки. Оденьтесь. Будем разбираться, а ваш вид меня... отвлекает.

Желающих спорить с очевидным — не нашлось. Так что минут через двадцать мы, все втроем, одетые по-домашнему, но довольно-таки прилично, снова собрались в гостиной.

Гарри, уже в своей домашней одежде, изучал какой-то толстый том. Заметив наше появление, он поднял голову.

— Начнем, наверное, с самого простого варианта, — вздохнул он. — Конечно, вряд ли сработает. Но вдруг? Кричер!

Слуга Дома возник посреди гостиной с легким хлопком.

— Что угодно грозным хозяевам Дома? — поинтересовался он.

— Что это такое? — Гарри ткнул пальцем в то ли татуированный, то ли нарисованный ошейник на моем горле.

— Знак невольницы Дома, — ответил Кричер.

— Почем его не было раньше? — заинтересовалась Гермиона. — Ведь "контракты сопровождения были уже давненько подписаны. А на луну мы заявили наши права еще тогда, когда проводили традиционный блековский ритуал над девушкой Лавгуд?

— Формально — да, вы приняли наложниц своего мужа... и своих. Но в глубине души и Вы, леди, и Глава Гарри не считали себя вправе владеть ими, решать их судьбы. Вы думали, что где-то вдали от вас им может быть лучше. И Дом не проявлял Знаков Приналежности, чтобы не тревожить вас. Хотя они там появились в тот момент, когда вы впервые заявили свои права на них. На Джинни, — надо же, он впервые назвал меня "Джинни", а не "мелкая предательница крови"! — когда завязали на ней свою ленточку, отметив ее принадлежность себе и Гарри. А на Луне — когда разрешили ей отдаться Гарри.

— Не тогда, когда были подписаны договоры "сопровождения"? — удивился Гарри.

— Нет, — покачал головой Кричер. — Бумажки, будь то маггловские, или волшебные, не имеют никакого значения для Дома. Только Воля Дома, выраженная его Хозяевами несет в себе смысл и право... — домовик гордо выпрямился, как будто это он лично ввел эти правила. Сейчас же Глава Дома и его супруга в достаточной степени приняли и прониклись Духом Дома, чтобы ошейники на дочерях враждебных Домов, оказавшихся в вашем распоряжении — уже не тревожили вас. И Дом проявил Знаки. Теперь каждый чистокровный, и большинство полукровок, увидев это, поймут: "Ценное имущество Дома Блэк. Держитесь подальше!"

Внезапно я почувствовала, как дом как будто вздрогнул.

— Имущество Дома ощутила связь с Домом, — хрипло констатировал Кричер.

— Ты о чем? — поинтересовалась Гермиона.

— Полукровка Блэк, вышедшая замуж за полукровку Принцев, просит разрешения войти, — констатировал Кричер. — И ваши наложницы это почувствовали.

— А почему не мы? — спросил Гарри.

— Встречать гостей вне торжественных церемоний — дело слуги Дома, или же наложниц Главы. Самому Главе, равно как и его супруге это не по чину, — проскрипел Кричер. — А потому именно слуги и наложницы Дома ощущают запрос на появление гостей. Конечно, если щиты подняты в положение "Осада" — тут решать уже только Главе. Но пока этого нет...

Гарри кивнул, соглашаясь с логичностью рассуждений Кричера. А вот я усомнилась. Вся наша жизнь после спасения похищенной Гермионы — сплошная осада. Так, может быть, стоит и официально объявить об этом?

По завершении обычных предосторожностей, бывшая Тонкс вошла в гостиную. Но, о Мерлин, в каком она была виде! Восковая бледность. Черные волосы, характерные для Блэков, с седой прядью, заставляющей всуе помянуть Беллатрикс Лестрейндж и все ужасы ее. Да и настоящим своим лицом, носящем неизгладимые черты фамильного сходства со все той же особой, Тонкс старалась, мягко говоря, не злоупотреблять. Так что уже по внешнему виду метаморфа было понятно: случилось что-то очень нехорошее.

— Тонкс! — хотя она уже вовсе Снейп, а местами даже и Принц, мы частенько по привычке обозначали ее девичьей фамилией. Вот и Гарри — туда же... — Что случилось то?!

— Дамблдор... — Тонкс задохнулась, подошла к столу, схватила материализовавшийся там стакан с водой, и выпила его залпом. После чего, успокоившись, продолжила. — Дамблдор — убит!

— Кто же его? — заинтересовался Гарри. — Надеюсь, не твой муж?

— Нет, — покачала головой метаморф. — Не муж. Учитель. Аластор Грозный глаз Грюм.

— Упс... — самое страшное слово в черной магии. — И ведь недавно он... — я заткнулась, почти вовремя сообразив, что рассуждения Дамблдора об "Аласторе на краю" мы здесь не знаем, потому что и знать не можем. Так что, чтобы загладить свою ошибку, я произнесла совсем другое. — И что же теперь будет?

— Война, — хотя спрашивала я у Гарри, в крайнем случае — у Гермионы, ответила мне Луна. Блондинка наша выглядела совершенно нормально... конечно, в той степени, в какой это слово вообще применимо к Луне. Но я-то знаю, на что смотреть. И вижу, что она сейчас — в глубоком трансе. — Равновесие — нарушено. Одна из сторон противостояния — ослаблена потерей своего Великого мага. Теперь, если бы Темный лорд и захотел обойтись без крайних мер, его последователи все решат за него. Марс очень яркий сегодня...