Венец Эпикоридов (1-14)

Птица-свистелка напоминала зяблика — птаха с хохолком, шейку тянет. Мелон дал посвистеть и Крайзу, не пожадничал.

После ужина дядька Луш пробубнил молитву Рении Владычице: "Избавь от человека лихого, от язвы, от мора, от голода лютого, от злого колдовства". Про колдовство дядька Луш повторил несколько раз. Крайз не скрывал удивления, и дядька Луш пояснил:

— Здесь, сынок, не только худого человека бояться надо. Здесь Травь-Болото поблизости, вон за тем пригорком. То место и днём десятой дорогой обходят, а уж ночью-то... Как по умному, нам надо бы ещё с пару миль проехать. А вишь ты, всем отдыхать захотелось.

— А что там, в Травь-Болоте? — спросил Крайз.

Дядька Луш не ответил, махнул рукой, к Мелону повернулся:

— А ты бы шел к себе на возок, парень.

— Да у меня ж возка нет никакого, дядька Луш! — улыбнулся Мелон.

— Делать тебе здесь нечего, вот что, — проворчал дядька Луш. Он нагрёб сена для себя, делая постель на повозке. Показал и Крайзу место:

— Ложись, чего там. Всё ж не на земле. Свою сумку под голову положи. А ты чего стоишь? — вдруг набросился на Мелона.

Парень широко улыбнулся, отошёл. Крайзу понравилось, что новый приятель не из обидчивых. А чего на старика обижаться-то?

Дядька Луш долго искал место для сумки, где у него деньги были. Всё озирался, потом придумал, лег на мошну животом. Спать так не очень удобно. Дядька Луш долго возился, а там и захрапел, сморённый усталостью и сектарием разбавленного дешевого вина.

Мелона никто на повозку не принял. Он вернулся к костру, устроил ложе из ольховых веток рядом с угольями. Перед сном пожелал Крайзу спокойной ночи.

Крайз не стал мостить сумку под голову. Жестко было бы, неудобно. Он положил её рядом с собой, для верности несколько раз обмотал ремень вокруг ладони.

Он очень устал за день. Он слушал, как в ночном воздухе стрекотали цикады, перебивая храп дядьки Луша и его супружницы, как квакали лягушки в озерце, как разговаривали звёзды подобно падающим каплям воды, — и вдруг очутился во сне.

Ему приснился сад, беседка с резными цветами, бурые камешки в текучей воде. Золотая солнечная дымка окутывала каждое дерево, каждый куст. Когда они с матерью жили у Квинкеронтия, ему часто снился этот сад, — сад из его детства, сад Ястреба-на-Крыле.

Сад замка его отца.

За последний год этот чудный сад не снился ни разу. Ему вообще не снились никакие сны. А теперь вот — приснился.

В той, далекой жизни, где всё окутано золотым сиянием, его мамку называли госпожой. Она была рабыня, дочь хетроза, обращенная в рабство после жестокого боя, но в замке Тиберия Фразона с ней обращались как с княгиней.

Иногда, очень редко, ему снился отец. В жизни отец мало разговаривал с ним, во сне же они всегда разговаривали. Они ехали на вороных конях, и разговору не было конца.

Отец так и не научил его ездить на коне. Мать обещала, в следующий раз на коня посадит. Пора бы, ведь Крайз уже большой, пять лет...

В седло его посадил дядька Феллит, конюх Публия Квинкеронтия.

В этом сне Крайз не увидел отца. Он видел только руки мамки в золотистой дымке, видел ветку с кремово-жёлтыми пахучими цветами, видел бархатную бабочку на листе рододендрона, видел рыбку в бассейне с дрожащей водой.

Вдруг сквозь сон он услышал крик.

Сна как не бывало. Крайз вскочил на ноги. Селяне поднимались, терли глаза. Взвизгнула женщина. Кто-то выдохнул: "Мать Боката Пречистая!" Пробудилась супружница дядьки Луша, тетка Фанния. Выспавшаяся баба увидела, что происходило, и заорала благим матом, так что кровь застыла в жилах.

А происходило вот что: рядом с повозкой, на которой трясся дядька Луш, метался Мелон. Правой рукой он махал как обожженной, но никакого ожога не было. Таким способом парень пытался освободиться от отвратительного зверька, впившегося зубами ему в палец.

Другое существо было опаснее: на голове Мелона сидела крупная хищная птица. Пернатый хищник с клёкотом бил клювом в лицо, явно целя в глаза.

"Ведьмы!" — закричал кто-то. Селяне кинулись к своим подводам. Большинство, как и дядька Луш, предусмотрительно не выпрягали лошадей на ночь. Другие помчались к ослам, кое-как приладили седла и понеслись прочь от страшного места.

Крайз схватился за сумку, ремень — на плечо. Что такое? Сумка почему-то была расстегнута, но деньги, насколько можно судить по весу, оставались на месте.

С сумкой на боку он кинулся на помощь Мелону, закричал: "Прочь! Прочь!", стал веткой хлестать хищную птицу.

Он немного запоздал: птица всё-таки успела вылущить парню один глаз. Но другой глаз Крайз спас, отогнал обезумевшего хищника. Мелон самостоятельно сумел избавиться от грызуна на пальце, стуча мерзостным животным о стволы деревьев и камни. Залитый кровью, поначалу он и не понял, что грызун отвалился от его руки вместе с двумя фалангами.

Воя в голос, с окровавленным лицом, Мелон приударил за улепётывавшими селянами. Тут и дядька Луш пришёл в себя, приведенный в чувство тычками супружницы.

Дядька Луш встал на повозке и принялся нахлёстывать лошадь кожаными поводьями, так что лошадка с места взяла в галоп. Повозка, прыгая на ухабах, помчалась догонять ошалевших от страха селян.

На месте ночевки никого не осталось, кроме самого Крайза.

Э нет, ещё двое присутствовали.

Страшноватая птица с голой шеей уселась на кривую ольху. Хвостатый грызун, попискивая, забрался на пенёк.

— Это чего вы устроили, а? — спросил Крайз, задыхаясь от страха, злости и усилий.

— А ты чего устроил? — всплеснул лапами Лысый Ус.

— Какая неуважительность! — скрипуче проговорил со своего места Капитан. — Гнать меня веткой, — какой позор! Какое унижение! А ведь я старше вас, молодой человек, лет на двести пятьдесят, по меньшей мере! В следующий раз, если вздумаете напасть на меня, советую прочитать мантру "Азерот", не так досадно будет!

— Да не станет он жечь тебя огнём, он же не колдун! — захихикал Лысый Ус.

— Вот и плохо, что не колдун, — проскрипел гриф и принялся чистить перья.

Крайз мало понял из разговора двух существ, которым самой природой не дано было говорить. Но он почувствовал их недовольный тон, и попросил объяснений.

— А чего объяснять, дружок, — сказал Лысый Ус. — Мы позаботились о тебе, а ты, погляди, с претензией! Чего зенками хлопаешь? Пока ты дрыхнул, мы вкалывали как проклятые. И всё ради тебя. Или купец тебя облапошил, а ты и доволен?

— Вы... не может быть... — Крайз начал догадываться, что привело к нему грифа и крыса.

— Мы вернули тебе жемчужину, которую у тебя выманил элланский купец. Вот так, молодой человек, — важно сказал гриф.

— Ты в сумку посмотри, мальчишка! — с обидой воскликнул Лысый Ус.

Крайз раскрыл сумку. Деньги на месте, в тряпицу жареный утиный задок завёрнут. Два золотых — отдельно, в узелке. Письмо к ланисте на месте, чаша-череп — вот она, на самом дне сумки.

В глазнице черепа блеснул матовым светом крупный камень. Так и есть, его розовая жемчужина.

— Видишь, как мы старались для тебя, — проговорил Лысый Ус.

— И где, спрашивается, благодарность? — риторически поинтересовался Капитан.

Крайз испытал угрызение совести. Эти дикие существа искренне, по-дружески позаботились о нем. А он Капитана веткой отхлестал.

— Спасибо вам! Но как вам удалось?

— Как удалось, это долгая песня, — сказал гриф.

— И не очень аппетитная, — добавил Лысый Ус. — Тебе не понравится. Да ты и сам кое о чём можешь догадаться. Например, как мы к купчишке в дом проникли? Верно, через окно.

— Я подвёз этого ловчилу, а он мне всю спину исцарапал, — припомнил Капитан.

— Прикажешь в твоих лапах по воздуху перемещаться? Или в клюве? — возмутился Лысый Ус. — Когда-нибудь я отгрызу тебе моховые перья, — узнаешь, что такое быть пешеходом.

— Не отгрызёшь. Кусачка слаба.

— Кусачка слаба? А жилу кто вскрыл у купца на шее? Я! Я! Шея толстая, жир, а я — хрумм... с первого укуса!

— Вспомни ещё, как тебя чуть не смыло кровью, — насмешливо сказал гриф. — Ты всё лапками цеплялся... Но молодому человеку это не обязательно знать.

— Да уж, получился фонтанчик, — согласился крыс и припомнил: — А теперь про себя расскажи, как ты рот купца когтями сжимал. — Крыс пояснил Крайзу: — Мы договорились, он купцу рот закупорит, чтоб шума не было. Как же, закупорил. Купец орал как оглашенный, вот как он закупорил. Хорошо, что хоть дома никого не оказалось. И орал купец недолго.

— А ты сам попробовал бы зажать ему рот с одной лапой, — проворчал Капитан, переступая стальным протезом.

Крыс, взглянув на товарища, переменил тон:

— Да ты и с одной лапой — герой, когда постараешься. А помнишь, покойник нас чуть-чуть не обдурил?

— Крахх... Да, молодой человек, мы едва не попали впросак. Когда купец издох, мы всё перерыли. И что вы думаете? Нет нигде жемчужины. Хорошо, хоть у одного из нас голова работает.

— Нет, это я догадался!

— Ничего ты не догадался! Ты ему в рот полез, за щекой искать. А я чрево потрошить начал.

— Наш парень заскучал, — крыс заметил, что Крайз борется с позывами рвоты.

— Понятно, заскучал. А я не заскучал, пока жемчужину в кишках искал? Весь в отбросах перемазался. Видите, какие мы труды ради вас приняли, молодой человек? Хорошо, хоть поужинать получилось. У купца в желудке...

— Всё. Довольно, — взмолился Крайз.

Капитан огорченно замолчал. А он уже хотел рассказать, как славно поужинал содержимым желудка купца (свиные ножки, студень, кровяное желе), поскольку, как падальщик, любил частично разложившуюся плоть. После ужина жемчужина перекочевала к нему в зоб, для удобства при транспортировке. Мало этого, их доброе с крысом расположение к Крайзу выразилось в том, что перед тем, как возвратить жемчужину, они тщательно обтерли ее травой. Для пущей чистоты, гриф даже пустил на нее слезу из круглого, песочного цвета, глаза.

Однако юноша ничего этого не пожелал слушать. Он с таким отвращением мотал головой и плевался, что гриф замолчал и нахохлился. Крыс, морщась, взял хвост в лапку и принялся тереть им за розовым ухом.

— Я очень вам благодарен, — сказал Крайз с чувством, приходя в себя. — Но все-таки с этим парнем... если вам захотелось перекусить, нельзя ли было выбрать какую-нибудь другую еду...

— При чем здесь еда, молодой человек? — удивился гриф.

— Да ты сдурел, приятель! — возмутился Лысый Ус. — Хочешь знать, как это получилось? Мы хотели жемчужину в твою сумку положить. Думали, утром будет для тебя сюрприз. Я залез на возок, а тут вижу, этот парень крадётся. Парень, с рваными ноздрями-то. Я — в сумку прыг-скок, и сижу там. Парень руку в сумку сунул, а там я... Не повезло парнишке. Я в палец вцепился что надо, ты сам видел.

Крайз, к этому времени, и сам начал соображать, что за тип был парень Мелон.

— В палец вцепился, это ладно. Но глаза зачем выклёвывать? — спросил он без прежнего напора.

Гриф с крысом переглянулись, изображая недоумение, воскликнули хором:

— Как, зачем? — Они заговорили, перебивая друг дружку: — Его милость всегда так делали, а ведь ты — наследник его милости, можно сказать. Его милость спуску не давали... У его милости так заведено было: кто крал у его милости или пытался только, его милость звал нас ...

— Я выклёвывал вору глаза, — сказал Капитан.

— А я отгрызал пальцы, — сказал крыс.

— Никакой я не наследник, — отрезал Крайз, совсем не желавший, чтобы его ставили на одну доску с кровожадным колдуном. — У меня с вашим хозяином — один единственный уговор. Как только ко мне вернётся моя рука, мне нет никакого дела до его червивого трупа.

— Как угодно, молодой человек, — обиделся гриф. — Раз так, больше от нас помощи не ждите!

— А мы ещё для него старались, — проворчал Лысый Ус.

— Вот она, людская благодарность! — воскликнул гриф и возвёл круглые глаза горе.

— В таком случае, прощай, пацан, — сказал Лысый Ус.

— Прощайте же, молодой человек! — проговорил гриф. — Крахх... Прощайте навсегда!

— Погодите... — пробормотал Крайз смущенно. Да прав ли он, в самом-то деле? Мысли путались у него в голове.

Гриф и крыс не стали дожидаться, пока он дозреет до правильного понимания вещей. Друзья удалились, важным видом подчёркивая обиду. Крыс скрылся в траве, задирая по-кошачьи хвост, а гриф развернулся на ветке, сокрушенно вздохнул в последний раз: "Крахх...", сорвался и полетел.

Как же тошно на душе! Эти крыс и гриф — сукины дети ещё те, но до чего больно с ними расставаться! Вновь обретенная жемчужина уже не радовала. Крайз взглянул на нее хмуро и сунул чашу-череп с драгоценной жемчужиной обратно в сумку.

* * *

В Черноводнице он купил коня. И не такой уж скверный достался конёк: невысокий, буланой масти, с седоватой гривой, но зубы целые. Кличка — Лягушонок. Продавец, рябоватый дядька, пояснил: "Когда малым был жеребчиком, шибко ноги разъезжались. Думал, уж и не будет стоять. В пироге хотели запечь, ан вон как вышло. Выправился, Лягушонок!" Средство передвижения обошлось Крайзу в один золотой "колесничий" и двадцать пять серебряных "гончих".

Он быстро подружился с конём. Когда они с мамкой жили у Публия Квинкеронтия, он частенько захаживал на конюшню. Добрый дядька Феллит, конюх, научил кое-чему. Крайз почесал буланому морду, угостил яблоком. Оседлав, сразу дал понять, что коняге лучше попусту не баловать и придорожных пней из баловства не пугаться.

Селянин, продавший буланого, рассказал Крайзу, как добраться до Гларинаса. Путь был понятный: по дороге до ворот Анигиры, а там, у мшистого камня, поворот налево будет.

Гларинас оказался не городом, а большой деревней без стен, юго-западным предместьем Анигиры. Самыми примечательными заведениями Гларинаса были школы гладиаторов, их в предместье имелось пять или шесть. Одна из них принадлежала знаменитому Гнею Орвилу, ликтору и палачу жестокосердного императора Кнорпа, предшественника Уриена Простоволосого.

Крайз оставил буланого в конюшне при постоялом дворе, дал две монетки на овёс. Хозяин подсказал, как найти школу Гнея Орвила. Долго блуждать не пришлось. Это было самое большое в селении здание: стены из необтёсанного кирпича, четыре башенки, черепичная крыша, чугунные водостоки. Окна школы заделаны решетками. К огромной двустворчатой двери вместо подковы прибит ферис, — железный браслет, имевшийся у каждого бойца фериспорида. Само имя этих артистов бойцовых театров произошло от названия их железного браслета.

На его стук в двери открылось маленькое оконце.

Он обомлел. Привратник не отличался благообразностью: это был бывший фериспорид, искалеченный в бойцовом театре и теперь непригодный для боя. Вся правая сторона его лица была содрана: вместо глаза — белый, с красными прожилками, рубец, вместо уха — дырка в черепе. С левой, неповрежденной стороны кучерявился клок седоватых волос.

— Пёсья кость! — рявкнул привратник.

— Мне... к господину Орвилу. Я... у меня...письмо, вот... — и Крайз поспешно вытащил из сумки свиток.