Зверь лютый. Книга 22. Стриптиз

Тогда — ханжа.

Кто? Я?! Про копыта — повторить?

Но я никого не обманываю.

Этот парень, уже — молодой мужчина — был мне.... неприятен. Я, естественно, этого не показывал. Но к себе не приближал, особых поручений не давал. Не гнобил, но и не продвигал. Парень отставал в карьере от своих сверстников из Пердуновки, его обгоняли уже и некоторые здешние новосёлы — очень талантливые ребята попадаются.

Так и с Городцом: первым от нас там был толковый мужик-инвалид — бывший вояка из Бряхимовского похода. Когда пошло освоение Оки, Николай прежнего фактора отправил на новое место. А Хохрякович получил это, "из второго ряда".

— Спокойно Николай. Я тебя ни в чём не виню. Рука в грамотках — его?

— Ну... вроде. Надо сличить.

— Сличи. Ещё. Спешно гонца из Балахны в Городец. Ты вызываешь Хохряковича сюда. Для отбора следующей партии товара.

— Да мы, вроде, не собирались, у него ещё...

— А у нас ложек деревянных избыток образовался. И свистулек глиняных. Придумай.

Николай с Драгуном ушли, а я проехался хорошенько по мозгам Точильщику.

Возможно, это не предательство — просто глупость. Хочется надеяться. А возможно вся троица там — изменники. Хотя — вряд ли. Иначе бы отчёты тамошнего точильщика шли вместе с отчётами Хохряковича и их бы подтверждали.

Мы долго просидели с Точильщиком. Проговаривали разные варианты, например, реализованный здесь "отзыв агента в тёмную". Метод широко известен по практике НКВД в конце тридцатых, хотя применяется всеми разведками.

У меня в голове куча всяких надёрганных, вычитанных, типовых ситуаций. Но большая часть — здесь впрямую технически нереализуема. Надо выделить суть, тактическую изюминку. И оправить в местные декорации.

У ребят нет такого опыта, думать в ту сторону не умеют. Начинаем представлять ситуацию — разумен, логичен, аккуратен... И упускает очевидные, на мой взгляд, вещи.

Как здесь.

— Почему рапорты — одной рукой писаны?

— Ну... Может, заболел. Руку, там, повредил.

— О таком инциденте в рапортах — ни слова. Особенность в почерках — видна, но ты не обратил внимание, потому что все привыкли царапать бересту. Нет навыка определять автора по почерку в скорописи. Хотя — знаешь. Дальше. Как можно было пропустить выход отряда мытарей из города — могу понять. Но как пропустить их возвращение?

— Ну... может, через дальние ворота?

— В Городце нет дальних ворот! Там только одна воротная башня! Которая — "с перерубом лагами по высоте". Но не в этом дело. Возвращение отряда, даже такого, можно спрятать. Но нельзя подвязать языки вернувшимся. И их близким. На торгу, в посаде должен быть об этом трёп! Оба — точильщик и приказчик — должны были это слышать. Почему нет в рапортах?!

— Виноват. Готов ответить. По всей строгости. Руби голову мою бестолковую.

— Найду толковее — срублю. Пока изволь сам с этим дерьмом разбираться.

Точильщик ушёл. Я походил по своему балагану. Вроде — всё правильно. Но... Ладно, спать — утро вечера мудренее.

Поспать до утра не удалось. Среди ночи меня подняли — дежурный телеграфист прибежал:

— С Балахны сигналят. Малец с Городца прибежал. С того двора, где наши стоят. От тамошнего хозяина передал: Ваших, де, всех — воеводы Радила стража повязала и в поруб вкинула. За на торгу покражу. Завтрева — светлое воскресенье. А в понедельник, говорят, суд да казнь будет.

Окончательно я проснулся уже в обнимку с засёдланным Гнедко. Чарджи негромко шипел на строящихся мечников Салмана и стрелков Любима. "Витязи" были недовольны подъёмом "по тревоге". Салман рявкал и объяснял. Как он снимет с недовольного броню. Вместе со шкурой. И куда потом ему всё засунет. "Ку-у-у!".

Ребята, зябко жались, подслеповато щурились на зажжённые факела.

Может, лучше лыжами? Здесь шестьдесят вёрст, пройдём быстро. Тем более, есть по дороге где остановиться в тепле. Мешков на плечах не тащить, а возиться с конями, с кормом... Побьют лошадок дорогой... а там лезть на эту Княжью гору...

Стоп.

— Николая, Точильщика, дежурного сигнальщика — ко мне. Бойцов, коней — в тепло. Ожидаемое время выступления — полчаса.

Телеграфист никакой вины за собой не чувствовал, журнал регистрации вытащил спокойно:

— Вот, шесть часов назад сигналка в Балахну. Отправлена по приказу старшего сотника Николая. Спешно.

— Что дальше? Что случилось в Балахне после получения?

— Э... А я откуда знаю?!

— Так. Спокойно. Что должно было случиться?

Объясняю. Про проблемы "последней мили" — я уже...

На сигнальном посту должно быть три сигнальщика. "Вахта-подвахта-сон". Один — спит, другой бдит, третий — кашу варИт. Обычно сигнальщик записывает принятые, адресату этой вышки предназначенные, сообщения и доносит их после окончания своей вахты.

Есть исключения: у меня сообщения идут на стол сразу. Но на Стрелке и сигнальщиков больше, и работают они на три стороны. Однако, если и на линейной или конечной вышке приходит сообщение с пометкой "срочно", то сигнальщик вызывает подвахтенного и отправляет его доставить немедленно.

Здесь добавилась моя фраза: "Спешно гонца из Балахны в Городец", которую Николай повторил в тексте.

Получив депешу, ребята отработали чётко: подвахтенный заседлал лошадку и потрёхал в Городец. От Балахны — вёрст 15-18 по реке. Полчаса на сборы, полчаса там на разговоры, полтора часа дороги, туда-сюда. Через 4 часа должен вернуться. Не вернулся.

Через шесть часов прискакал охлюпкой (без седла) малой, сказал, что он из Новой слободы, что возле Городца, что батя велел сказать "под рукой" (тайно) "зверятам", что "всех ваших — гридни Радила повязали и утащили". За что, почему? — "За на торгу покражу".

Сунул за пазуху "награду" — поданный медовый пряник — и ускакал в темноту. Ребята — ап-ап... отсемафорили сюда.

Ребятишек винить не в чем — они не охранники, не опера. Их дело — помигал, записал, отнёс. Вышка стоит чуть в стороне от селения, охраны такой, чтобы в миг, через сугробы...

— Нуте-сь, господа умные головы — какие будут мнения.

— Чего тут мнеть?! Дружина собрана! Идём, вынимаем наших. А кто имал — рубить голову!

— О-ох... Ольбег, я думал ты уже вырос. Сказано — "гридни Радила". Ты собрался рубить голову боярину, воеводе, посаднику князя Суздальского Андрея Боголюбского?

Ольбег смутился. После, всё сильнее краснея, набычился и очень неуступчиво повторил:

— Да! Хоть бы и посадник. Наших взял — вор. Рубить.

Молодец. Наш человек. Моя школа. Чувствует — правильно. Теперь бы ещё и думать начал...

Цели — формируются эмоциями, эмоции — из подкорки, из "мозга крокодила". Потом включается кора, "мозг обезьяны". Которая формирует "букет путей достижения цели". "Кайманчик" — уже есть, "макака" — ещё не выросла.

— Надо Аким Яновичу ехать. Дело — посольское. Разговоры разговаривать. Чтобы выпустили.

Терентий отличается "умом и сообразительностью". А также — дотошностью и следованию инструкции. Территория — зарубежная? — Дело посольское.

— А! Вот и Аким надобен стал! Нахреначили дерьма по ноздри, а мне сызнова расхлёбывать?! Опять, как в Рязани, умильну морду делать, упрашивать да вымаливать?! У самих — ни хрена нет! А меня — в побирушки шлёте?!

Неприязнь между Акимом и Терентием — имеет долгую историю. Из недавних — эпизод вокруг "Акимова дома", который Терентий для меня построил.

Но по сути — Аким прав. Как-то моя посольская служба постоянно в роли попрошайки. Ни "кнута", ни "пряника" для Радила у меня нет.

— Ну чего уж так? Отдадим Радилу его людей. Урюпу того же. С сотоварищи. У меня и ещё двое есть — из прежде засланных. Вчера притащили. Можно поменять.

— Пустое, Ноготок. С Всеволжска выдачи нет. Сами-то они в Городец не рвутся? Во-от. Правильно понимают: им, после разговоров у тебя, от Радила только смерть.

Николай тяжко вздохнул:

— Ты уж прости, Аким Янович, а кроме тебя — некому. Не войной же на тот городок князя Суздальского идти.

Аким ещё более задрал нос, победительно осмотрел собравшихся.

— То-то. Без меня — никуда. Вели сани запрягать. Побогаче. Чтоб сразу видать было: столбовой боярин едет. Одни — под меня, другие под слуг, третьи — под подарки. Блюдов, там, своих крашеных, цацек хрустальных, нетопырей тех, зелёного камня...

— Как прикажете, сейчас распоряжусь, сделаем в наилучшем виде...

Николай, чувствуя свои вину за депешу, за своего человека, за... вообще — кинулся к дверям.

— Стой. Сядь.

Мой окрик остановил движение Николая. Но не торжество Акима. Он, развернувшись ко мне, принялся учить "бестолочь плешивую уму-разуму". Произнося размеренно, вдалбливая по-учительски:

— Каждый — своё место знать должен. Воин — воюет, купец — торгует, смерд — пашет, а боярин...

— С колокольни шапкой машет.

Ваня! Какой ты грубый! Но — верный.

— Николай, ты Аким Янычу смерти желаешь? Нет? Так чего ж ты его на погибель шлёшь? Какую-какую... Придорожную.

Народ смотрел на меня изумлённо. Даже — встревожено. У босса крыша поехала, заговариваться начал. А нам-то как теперь?

А я — злился. На себя. На собственную беспомощность. В болоте человеков и их душ.

Мой инженерный подход — недостоверен. Марксизм, любой системный анализ... для конкретной ситуации, для конкретного человека — годен ограниченно. Логика... Люди не следуют логике! Материальный интерес... Это лишь один из человеческих интересов. Если бы я знал, видел, общался с этим Радилом — мог бы делать... более обоснованные предположения. О тех целях, которые ставит его "мозг крокодила", о тех путях, которые предлагает ему "мозг обезьяны".

А так... "вилами по воде". Цена — жизни человеческие.

Очень неприятное, неуверенное, неустойчивое состояние души. "Темна вода в облацях". И это — раздражает.

— Подумаем вместе. Я расскажу, а вы поправьте, если я ошибаюсь. Мда... Радил — враг. Потому что наш подъём — вреден Городцу, потому что наш взлёт — стыден Радилу. Чтобы уничтожить Всеволжск ему надо знать. Что мы и как мы. Простейшее — сколько у нас воинов. Он уже подсылал сюда соглядатаев, душегуба-поджигателя.

Народ дружно начал роптать и переглядываться. Новость уровня... "Агенты ЦРУ пытались занести в Кремль боевое ядерное устройство"?

— Подождите возмущаться, послушайте. Второй путь получить инфу... э... прознать про нас — вытрясти из наших людей. Которых мы сами в Городец послали. Получить силком или добром. Людей наших там трое. Слуга — пожилой калечный мариец из вырезанного унжамерен рода. Он и не знает ничего, и говорить по-русски — толком не умеет. Так Николай?

Николай кивнул.

Обычно мы ставим в такую прислугу молодёжь. Чтобы получили опыт, научились на примерах. Но... прошло расширение по Оке, Ветлуге, вниз по Волге. Людей — не хватает.

— Остаётся приказчик и точильщик. Три последних месячных отчёта писаны одной рукой, приказчиковой. Перед этим — был ледостав. Почему один пишет за другого? — Причины могут быть разные. Но отчётах не упомянуты.

— Ну... мало ль чего. Может, в полынье утоп...

— Вот я и говорю, Ивашка, мелких причин — нет. А про всякие... случаи — должно быть отписано.

Это — из тех вещей, которые местные не понимают. Регулярный прозвон канала связи. Не по событию, а по времени. Я про это уже рассказывал. Когда у меня унжамерен вышку свалили.

Здесь форма чуть другая: месячный отчёт. Надо бы чаще. Еженедельный? Для всех это — нудная бессмысленная бумажная возня, глупая бюрократия. Об чём писать? Что продал три горшка глиняных да удильца конские? Одним — лень писать, другим — лень читать. В результате — покойники. Как я подозреваю.

— Так ты, Воевода, думаешь, что мой человек к Радилу передался? Чтобы тому всё тайное высказать? Как хочешь, хоть голову мою руби, но я в то не верю. Мои робяты... никогда. Вот хоть землю есть буду. Я своим людям верю.

Пафоса многовато. Точильщик чувствует свои вины, ответственность за промахи. Потому и формулирует... с главосечением. Но своих ребят — защищает.

— Ты своих парнишек лучше знаешь. Ежели ошибся... Взыщу. Но я думаю... В сентябре через Городец прошёл епископ Феодор. Основал там монастырь. Феодор с Радилом беседы вели, наверняка и про нас. Мы Феодора... укоротили. Коли были у Радила мечты нас епископом унять — провалились. Княжич Изяслав сюда приходил — бестолку. Тут — ледостав. Месяц — ходу нет. Предполагаю, что Радил взял точильщика и приказчика в оборот. Пока никто никуда идти не мог. И предложил им порассказывать про нас. Один — согласился, другой — нет. Догадайтесь — кто.

Николай и Точильщик уставились друг на друга, Николай расправил плечи, задрал подбородок, набрал воздуха... И взглянул на меня. А я с интересом рассматривал Точильщика. Вот же "боровичок упёртый"! Набычился, смотрит исподлобья. По старине, по исконно-посконному — ему так на Николая смотреть... невежество, "мурло неумытое". Отроку за такой взгляд — от оплеухи, до "спинной росписи сразу". На старшего! На приказного голову!

Не боится, не отступит.

Да, такого есть смысл учить.

Николай выдохнул. Спросил тоскливо:

— Так, думаешь, Хохрякович? В изменниках...

И уже неуверенно, с надеждой:

— А может он это... под пытками? А?

— Может, Николай. Только нам с того не легче. Предполагаю... Только предполагаю! Я могу ошибаться! Думайте, ищите ошибку! Так вот, Радил даёт нам через Хохряковича дезинформацию... э... туфту заправляет. Уже три месяца. Тут Николай шлёт депешу: Хохряковичу — спешно во Всеволжск. Повод — мелкий. А вызов — спешный. Аж гонец посреди ночи из Балахны прискакал. Хохрякович — в панике. "Всё пропало! Меня во Всеволжске к Ноготку загонят! На смерть лютую, страшную!". Даёт знать Радилу. Тот нашего гонца... имает. А своего — посылает.

* * *

"Едет с грамотой гонец,

И приехал наконец.

А ткачиха с поварихой,

С сватьей бабой Бабарихой,

Обобрать его велят;

Допьяна гонца поят

И в суму его пустую

Суют грамоту другую...".

Интересно: в каком звании была Бабариха? "Сватья баба" — это должность. Задача у неё стояла посложнее Радиловской. Тактически и технически — очень приличный уровень. Достоверно подделать в условиях поварни, хоть бы и царской, государев указ — требует навыка и умения.

Впрочем, первый её опыт на этом поприще был очень похож на наш случай:

"А ткачиха с поварихой,

С сватьей бабой Бабарихой,

Извести ее хотят,

Перенять гонца велят;

Сами шлют гонца другого...".

Кто-нибудь рассматривал творения Александра Сергеевича как сборник задач по курсу: "Тактические решения в спец.операциях"? — Нет? Зря. "Пушкин — наше всё". Значит — должно быть.

У Радила — ещё примитивнее, чем у Бабарихи: тоже свой гонец, но даже без грамотки, с чисто устным сообщением. Печатей не проверишь, каллиграфию не оценишь. Даже носителя — не допросить. Утёк. С нашим пряником.

* * *

— С-сука... с-сволота...

— Спокойно. Всем спокойно. Теперь, когда мы до этого додумались, когда поняли, что слова гонца — не правда истинная, а то, что Радил хотел нам передать, к истине безотносительное, возникает вопрос: а для чего он хотел нам такое втюхать? Ну? Мнения?