А страшнее всего то, что он — свободен в моей душе. Он в любой момент может вырваться наружу. И что будет тогда!?
ЧТО!?
Боги и герои, ну почему — я!?
Я ведь никогда не хотела такого!
Даниэль, Даниэль, любовь моя, неужели ты мог видеть это чудовище — и не отворачивался? Не думал, как его использовать в своих целях? Как посадить на поводок? Как приручить? Натравить на врага? Ни разу не задумался!?
Но я и так знаю ответ.
Ты — видел. И любил. Может. Своей любовью, любовью художника, но ты любил во мне даже это чудовище.
А я ненавижу его в себе!
Я не хочу быть страшной! Злой! Жестокой!
Не хочу мучить людей — и наслаждаться их ужасом и болью! А ведь может случиться и так. Если что-нибудь убьет в моей душе человека — зверь вырвется наружу. И остановить его можно будет только разрывной пулей! Не меньше.
Когда-то я читала рассказ. Там один герой мог превращаться в дракона. А его страна стонала под игом тирана. Герой так и сделал. Превратился. Убил тирана и стал править сам. И превращался еще несколько раз потом. Но была оговорка. Он может превращаться, насколько у него хватит сил. А потом — станет чудовищем.
Он это знал. Страна прославляла героя. А потом его попытался убить один человек.
— Почему ты хочешь моей смерти? — спросил император.
— Потому что ты можешь стать чудовищем, — ответил убийца. — И тогда наступит смерть для всех.
Тогда император достал клинок, которым можно было убить дракона — и отдал убийце.
— Почему ты даешь мне этот меч? — спросил убийца.
— Потому что ты сможешь убить чудовище. И если я им стану — ты окажешь мне эту милость, — ответил император.
Они прожили долго. И император правил счастливо. А убийца всегда стоял слева от его трона. И волшебный меч был при нем.
Но где взять такой меч для меня? И где взять человека, который убьет меня, если Зверь в моей душе окончательно победит человека?
Я тихо плакала. И Шарль плакал. Слезы текли по нашим лицам, смешиваясь, и я не могла сказать — от чьих слез солоны мои губы.
Мои? Его?
Не знаю...
Мы прижимались друг к другу — и рыдали в голос, стараясь хотя бы так выплеснуть свою боль и страх.
Полу-Дракон и Полу-Зверь. Два нелюдя? Или два человека?
Два обломка человеческих душ в холодном и жестоком мире.
* * *
Шарль затих очень нескоро. Я успела выплакать все слезы и даже охрипнуть за это время. А он — все рыдал и рыдал, сперва со слезами, а потом одними сухими всхлипами, которые, казалось, рвут его широкую грудь на части.
Потом он затих и просто сидел, держа меня в руках. И очнулся, только когда в стекла робко постучалась заря. Я старалась все это время не шевелиться. И не вырывалась. Ясно же — человеку нужен кто-то рядом...
— Извини... Я сорвался... но... ты и правда...
— Богом клянусь, — сказала я со всей убедительностью. — А если ты в бога не веришь, то клянусь здоровьем своих родных. Я просто вытащила тебя, потому что нельзя так издеваться над людьми...
— я — оборотень.
— полу. Наполовину — дракон. И очень красивый. Жаль, что ты не свободен в своей силе.
— Ты — видишь!?
Шарль дернулся так, что я чуть не слетела с кровати.
— Вижу. Расскажу об этом — потом. Когда будет свободное время. А пока просто послушай меня. Ты можешь отличить правду и ложь, так?
— Да.
— Еще раз клянусь своим здоровьем и жизнью родных. Я не питаю в отношении тебя никаких планов. Я просто помогла тебе, потому что так — правильно. Фашисты не должны быть. Моя бы воля — я бы и Альфонсо прибила. Не могу. Жаль. Хотелось.
— Тебе действительно жаль?
— Что я не могу его убить? Да! Он — подонок и мразь. С ним бы поступить, как он с тобой.
Шарль еще крепче сжал меня в объятиях.
— Так я — свободен?
— в любой миг. Единственное, о чем я прошу — не подставлять меня и не попадаться так еще раз. Вряд ли я смогу тебя опять вытащить.
Шарль задумался.
— А что ты хотела со мной делать?
— Ничего. Отдохни, отъешься — и свободен. Мечислав найдет тебе работу, если я попрошу. А если не хочешь пользоваться его любезностью — придумаем что-нибудь еще. Пойдешь на курсы, начнешь работать, снимешь комнату — и живи, как нормальный человек.
— нормальный человек, — горько протянул Шарль. — Я почти тысячу лет не общался с нормальными людьми. Я даже не знаю, какие они сейчас — люди.
Я вздохнула.
— Тогда начни с меня. Вношу предложение — лечь поспать. Подчеркиваю — просто поспать. Это когда сопишь в две дырочки и видишь сны. Лучше — цветные и хорошие. Кстати, если я распоряжусь — тебе кошмары сниться не будут? — шутка прошла мимо. М-да, отходняк мегаваттный. — Проснемся — позавтракаем, дождемся твоих шмоток и поедем покупать тебе лежанку. С чего-то же надо начинать?
— Н-надо... — неуверенно согласился Шарль.
Я аккуратно вылезла из его рук — врагов бы так обнимать — и взглянула на себя. М-да. Жирафы выглядели так, словно я в этой пижаме купалась.
— Вот и отлично. Я пойду переоденусь, а то вся мокрая. А ты начни с того, что устроишься на кровати поудобнее. Ты любишь спать слева — или справа?
— В-все равно...
— Отлично. Тогда пробуй и так — и так. Я вернусь — займу что останется. Выбери себе одеяло и подушку. Хочешь — сходи на кухню, попей воды. Не хочешь — лежи так. А я пошла переодеваться.
Я достала из шкафа еще одну пижаму — с утятами по веселенькому желтому фону — и удалилась в ванную переодеваться.
Пока я была там, по коридору неуверенно прозвучали шаги. Туда — оттуда. Все-таки решил попить воды? Ну и правильно.
Когда я вернулась, Шарль лежал на боку и смотрел на улицу.
— У тебя красивый вид из окна...
Что он нашел красивого в детской площадке с парой чахлых деревьев? Я пожала плечами.
— Возможно. Тебе полегче?
— Есть немного. Ложишься?
— ага.
Я нырнула под свободное одеяло и принялась заворачиваться.
— спокойного дня.
Что ответил Шарль, я уже не слышала. Проваливалась в сон, как в воду.
* * *
Ссслабые сссмертные. Бессссссильные. Омерзсссительно бессссссильные.
Они были ссслабее муравьев еще много сссотен лет тому назсссад — и не ссстали лучше в это время. Я так надеялссся набрать сссилу, чтобы воплотитьссся, уже тогда, когда меня изсссвлекли изссс-под зсссемли. Но щупальца сссобрали намного меньше сссилы, чем я думал.
Безсссусссловно, где-то есссть и сссильные люди. Я ощутил уничтожение часссти моих щупалец, но кто это был? Где это ссслучилосссь? Я еще не нассстолько сссилен, чтобы зссснать точно...
И человек, который сссейчассс ссслужит мне — тоже.
На редкосссть бессссссильное сссущессство. Но всссе-таки лучше, чем многие.
Алчносссть зсссаменяет ему всссе оссстальное. Ссстремление к власссти делает уязсссвимым и управляемым. И я воссспользсссуюсссь им. Для начала. А может и потом. Нехорошо упуссскать такой восссхитительный материал.
Первая жертва вообще оказсссаласссь отвратительно ссслабой. Практичессски бессссссмысссленной...
Сссвоими сссоплями и ссслезсссами он иссспортил всссе, что только возсссможно.
Надо более сссильную жертву. Хотя бы более религиозсссную.
И чем ссскорее, тем лучше!
Я хочу иметь новое сссильное тело! Хочу ходить по зсссемле!
Хочу жить!
Люди — это всссего лишь жалкие однодневки. Какая разсссница — ссскольким придетссся умереть ради моей цели? Они сссозсссданы, как моя пища...
Глава 7.
Адаптация драконов в демократической России.
3-е сентября.
Пятница.
Утро началось несахарно. А именно — с того, что меня разбудил дикий вопль.
— Нет!!! Не надо! Не надо!!! Жан!!! Не умирай!!!
Шарль орал и метался по кровати. Хорошо хоть она широкая. Ногой по чему-нибудь ценному я не получила. Но и окрик не помог. Я поняла, что доораться до дракона не получится. И вместо акустического воздействия пришлось сильно тряхануть мужчину за плечо. Раза четыре. Потом Шарль открыл глаза и уставился на меня.
— Ты... я...
Вот! Всегда говорила, что один удар ногой в ухо действует лучше сотни добрых слов. Голосом я бы сейчас долго его будила. А так — раз, два — и готово.
Постепенно память возвращалась к полудракону. В глазах появлялось осознание, что он — здесь. Я — здесь. Альфонсо — там. И все останется по-прежнему. Я кивнула дракону в подтверждение — и он вопросительно поглядел на меня.
— Доброе утро, — сказала я, понимая его опасения. Поди, поверь спросонок, что свобода — не приснилась. — Учти, кто первый встал — тот первый в душ.
И соскочила с кровати.
— у нас на сегодня большая программа. Что ты вообще умеешь делать? Из полезного в хозяйстве?
— Мало чего, — криво улыбнулся Шарль, откидывая одеяло и тоже опуская ноги на пол. — Альфонсо не был сторонником образования.
— вообще — или когда дело касается тебя?
— И то, и то...
— Сила есть — ума не надо?
— Зачем учиться у тех, кого можно просто убить?
— Нас убить — можно. Но — сложно, — сообщила я. — Ты учти, у меня сегодня выходной, то есть я прогуливаю, а завтра я иду учиться. Альфонс — альфонсом, а у меня на носу пересдача по политологии. Блин.
И я поскакала в душ.
* * *
Через пятнадцать минут я уже готова была смириться с судьбой. Тесто для оладушек размешать труда не составило. И оставить чуть-чуть подняться. А стоя на кухне и отваривая макароны (спасибо производителям готовых соусов) я поняла, что жизнь — неплохая штука.
На завтрак вредно? Глупости! Вы хоть представляете, сколько сил я трачу с разными зубастыми? Слона слопаешь!
Макароны были слиты и накрыты крышкой — чтобы не сильно остыли. И я метнула на плиту две сковороды. Да, оладьи не будут слишком пышными. Но — после жизни у Альфонсо Шарль и не потребует от меня порционных судачков а´натюрель и прочей радости. Сойдут и мои кулинарные потуги.
Шарль тоже отправился в душ — и там шумела вода. Когда он появился на кухне, приглаживая мокрые волосы ладонью, все уже было готово и разложено по тарелкам.
— у меня есть предложение, — прочавкала я, наматывая на вилку макароны. — Сегодня я прогуливаю, но завтра никак. У меня три пары в институте, а в идеале и пересдача по политологии. — Судя по лицу оборотня ему это ни о чем не говорило. М-да, долго его цивилизовать придется. — А тебе надо чем-нибудь заниматься, пока меня нет. Ты комп освоил?
— Нет, — покачал головой Шарль.
Глядя на него, я чувствовала себя великим кулинаром. У меня даже вареная картошка иногда пригорает, да и макароны можно бы еще поварить. А готовые соусы вообще сплошной ядохимикат. Все время порываюсь растворить их в ведре и картошку опрыскать. Спорим, колорадский жук таки от них сдохнет? Но Шарль трескал обыкновенные спагетти с таким блаженным выражением на лице, что казалось — на тарелке лежат изысканные яства. Трюфеля и фуа-гра минимум.
— Тогда сейчас, пока ждем шмотки, я научу тебя мыть посуду и лазить по сетке.
— Посуду я и так мыть умею. Кстати, можно добавки?
— Сам положи. Кастрюля на плите, все остальное в холодильнике. Ешь, что пожелаешь.
Шарль воспользовался предложением и вытащил из холодильника остатки копченной курицы.
Можно?
— Будешь задавать дурацкие вопросы — обижусь. Конечно можно. Ладно. Тогда посуду моем пополам. И лезем в сеть.
— Где?
— Что?
— Ну, сеть — где? Снаружи?
Я фыркнула. Ну да. Сленг-с. Вот скажи человеку: 'у меня мать подохла'. Получишь соболезнования — и по ушам за 'подохла'. Мать же! А я всего-навсего сократила выражение 'У меня сегодня погорела материнская плата'. Кстати, тьфу-тьфу-тьфу...
— я имею в виду Интернет. Ты с ним знаком?
— Нет.
— вот и поучишься. Заодно, будет тебе чем заняться пока меня не будет. Все равно пока Альфонсо здесь, тебе лучше быть или рядом со мной — или у меня дома. А то схватят на улице, увезут, как кавказскую пленницу — и ори потом, что тебя — нельзя! А когда эта делегация-вамп уберется восвояси — цивилизуешься, профессию получишь — и давай на волю.
— Юля... — Шарль глядел на меня серьезными пурпурно-лиловыми глазами. — А что произошло с тобой, что ты решилась меня вытащить?
— Что произошло?
Перед глазами мелькнули две картины. Первая — связанный Шарль, на спину которого опускается кнут. Вторая же...
Я оттаскиваю в сторону палача. Человек на пыточном столе слабо стонет — и я подхожу к нему. Только это — не человек. Это вампир. Из-под изуродованных губ выглядывают клыки. Они кажутся необычно белыми на фоне окровавленного лица. Слишком белыми. У него остался всего один клык. Зубы мучительно оскалены — и видно, что второй был выбит раньше.
Руки и ноги вампира на месте, их не отрубили, но кожа была буквально порезана на кусочки. На лице не осталось живого места. С него просто снимали кожу. То есть не просто, а медленно и со вкусом
Ногти на руках тоже выдраны. Пальцы больше всего напоминают анатомическое пособие. Все мышцы, сосуды и нервы как на ладони.
Даниэль... Любимый мой..., бедный мой, за что!?
Я резко встала из-за стола. Аппетит исчез.
— Ненавижу, когда мучают людей. Убить — пожалуйста. Я и сама убивала. Но не мучила. Не издевалась. Не причиняла боль ради боли. Это — подло.
Я шваркнула тарелку в раковину. Тарелка жалобно сказала 'хряп' и развалилась на осколки. Ну и ладно. Мыть меньше придется. Я кое-как выловила останки посуды и выкинула их в мусор. Шарль несколько секунд молчал. Потом робко спросил:
— Юля, а ты знаешь — за что он надо мной издевался?
— За красивые глаза?
— Нет. Я убил своего брата.
Не могу сказать, что новость меня шокировала. Того же Славку я сама бы прибила. Особенно после его подставы с этой 'пади'! Но...
— И кем этот брат приходился Альфонсо да Силва?
— Никем. Я раньше принадлежал другому вампиру. А потом он отдал меня Альфонсо. И тот продолжил его дело.
— То есть — измывался над тобой так, что инквизиторы сдохли бы от зависти и бросились переписывать 'Молот ведьм'. Так?
Шарль криво усмехнулся.
— Да.
— Сколько лет ты уже у него?
— У Альфонсо?
— Да. Хотя бы.
— Кажется... тогда был пятнадцатый век....
— у нас за убийство дают в пятьдесят раз меньше, — проинформировала я. — Если не в сто. — И не удержалась. — Жан — это и был твой брат?
— Да. А...
— Ты кричал во сне. Кошмары?
— Да.
— У меня тоже. Так что не удивляйся, если я заору ночью. Бывает.
— Ты кого-то... Даниэль?
— Да. Альфонсо сказал?
— Он многое обсуждал при мне. Я считался говорящей вещью. Ты же не будешь таиться от боксерской груши?
— Ясно. А рассказать мне — можешь?
— Могу, — Шарль вздохнул. — Только тебя это не порадует.
— Почему?
— Потому что Альфонсо жутко зол на Мечислава. И ставить палки в колеса ему будет по полной программе. Рамирес обещал ему многое. Диего вообще был когда-то его любовником. А своих любовников этот... — Шарль явно проглотил нехороший эпитет, — не забывает. Поэтому Альфонсо нагадил бы вам по максимуму. А теперь еще и я. Меня он вообще захочет обратно. Лучший способ вернуть старую жертву, да еще и получить новую — это уничтожить Мечислава. Ты лишаешься хозяина и защиты. Меня можно отобрать, тебя — либо убить, либо подчинить. Нравится?
