Младший. В тени отца

Крест! — мерил шагами закрытое пространство. Не Щербатый, а Крест! Тот самый, что орал отцу из вагона бросить воровство, чтобы не сгинуть за ними следом! Дал ему толчок, чтобы свернуть с кривой дорожки и вырасти великим человеком. И тот самый, что сейчас за меня (или за отца?) убил человека. Возможно, впервые в жизни, вору убивать не в масть. Отец был достоин такой преданности, а я?..

— Засиделся я без дела, дядя Жора! — объявил за завтраком плохо выглядевшему старику, — Нет ли работенки для меня?

— Созрел? — оживился хозяин, щуря на меня свои подслеповатые глаза.

— С какими-то сложными вещами связываться не хочу, но если завалялись артефакты, которые нужно освободить от привязки, или что-то починить, то милости прошу! И есть у меня мысль: а не поставить ли нам сигнализацию на квартиру и лавку? Не обычную дешевку, а фирменную, романовскую? Качество гарантирую!

— Ай, молодца, Кефаль! А я все ждал, когда же ты вспомнишь! — хитро улыбнувшись, хлопнул в ладоши старик, — Посчитал таки достойным доверия!

Крышу антиквару подпортило конкретно, потому что "я", оказывается, "многое забыл"!!!

"Забыл", что половина лавки принадлежит мне — ведь это "я" дал денег на ее покупку, а случайно доставшуюся от прежнего владельца вывеску "ЩирбатовЪ" мы нарочно решили оставить в память о третьем, сгинувшем на каторге кореше. От немедленной инвентаризации удалось отбиться, но бухгалтерские книги за этот и предыдущий годы под чутким надзором дяди Жоры пришлось пролистать, с умным видом кивая на его комментарии.

"Забыл", как прибыль со своей доли складывал на левые счета "на всякий случай". Даже смиренно приняв свою ссылку и опалу, "я" не исключал, что кто-нибудь когда-нибудь за мной придет.

"Забыл", как хоронили исхудавшее тело удавившегося Гвоздя — самый старший из "нашей" компании последние полгода жизни мучился невыносимыми болями и специально заехал к друзьям детства попрощаться перед самоубийством.

"Забыл", как три дня по-черному пили за упокой "моей" жены. Как потом изредка из Николаевска совершал тайные вылазки в Казань, с трудом отделываясь от своих надзирателей. На этой новости я криво усмехнулся — я-то думал, они по мою душу! Хотя... Коняеву все равно вечная память, Рафаэль Николая вряд ли пожалел.

"Забыл", как тайно выполнял передаваемые через Креста заказы "уважаемых людей".

Я, блин, до хера забыл, ёпта!!! (извините, просто нет цензурных слов!).

И еще я "забыл", как тогда, чуть больше восемнадцати лет назад, в шутку, воплотил расчеты жены в украшение. Медальон, так долго болтавшийся на моей шее, оказался артефактом, тонкая снимаемая (никогда бы ни подумал!) перегородка скрывала целые ряды рун.

— Отмычка! — гордо, словно сам являлся автором изделия, хотя отчасти так и было, произнес дядя Жора, — Работает только в твоих руках!

— И как? — цепочка рун была уложена в объемную спираль, чтобы добраться до основных, требовалось сломать весь запаянный в эпоксидку блок, чего мне не хотелось. Сомневаюсь, что ничего не поврежу в процессе.

— Кефаль, ты меня устал уже, у кого спрашиваешь? — окончательно признав меня своим другом юности, Крест все чаще переходил на одесский жаргон, — Имею мнение, шо щаз узнаем! Работайте, юноша, дерзайте, это ваш профиль!

После всех вываленных за день подробностей, возможность переключиться на знакомую и понятную деятельность обрадовала. Здесь, по крайней мере, все было закономерно, и мир с ног на голову не прыгал. Что я знал об отцовских "шуточках"? Попробовал проверенный путь — порезал палец и капнул на показавшееся подходящим место кровью. Сигнальная руна, которую часто специально для наглядности вшивали в конструкт, не подвела, задорно подмигнув синим огоньком. А на другом уровне восприятия я заметил, как амулет "проснулся", слегка зафонив в пространстве.

— Ключ! — вожделеющее зашептал дядя Жора, — Дай мне!

Вот я бы остерегался так смело брать в руки неизвестный работающий артефакт, но старик оказался настойчивым, почти вырвав медальон из-под моих ладоней. Хотя элементарную технику безопасности он все же соблюдал, удерживая украшение за цепочку.

— Где же ты, где же?.. — судорожно забормотал он, роясь в своих залежах.

— Дядя Жора! — воззвал я к его здравому смыслу, — Давай сначала на кошках проверим!

Антиквар меня не послушал, приложив медальон к извлеченному из обычной черной неподписанной коробочки кольцу. Я мог его остановить, но мне самому любопытно было увидеть результат. "Спящее" кольцо никак не отреагировало на его действия, или, как вариант, отреагировало без видимых эффектов. Так и не внявший предупреждениям старик судорожно нацепил на собственный палец новый артефакт, сняв и отбросив носимый до этого.

Кольцо активировалось. Затаив дыхание, мы оба отслеживали изменения: он — собственные ощущения, а я — процесс. Когда речь идет о мелких объектах, даже имея магическое зрение, крайне трудно разобрать, что происходит. Но шло время, а ничего не происходило. Точнее, было заметно, что кольцо что-то делало с хозяином, к артефакту потянулись нити из различных потоков, но конструкты выходили настолько крохотными и так быстро переключались, что уловить итог не получалось. Хотя нет, вскоре результат стало можно наблюдать воочию, Георгий Иннокентьевич на глазах менялся, наливаясь заемной силой: выпрямился, став выше ростом, с сумасшедшим восторгом расправил плечи и похрустел спиной. Стало безумно интересно, что же за кольцо нацепил на себя старик? Забытый за переживаниями медальон выпал со звоном из дрожащих пальцев дяди Жоры.

Поднял мамино наследство с пола, успев пожалеть о собственном незнании такой полезной функции: стоило ли корячиться и взламывать привязки, если мог то же самое проделать без усилий, пожертвовав лишь каплей крови? И едва не пропустил миг, когда напяливший новое колечко антиквар согнулся в приступе, спровоцированном чужой защитой. Отмычка не ключ, она лишь на время обманывала привязку. Большинство защит с определенным создателем интервалом запрашивало некий список параметров, на который было завязано. Получив подделанные медальоном данные в первый раз, артефакт успокоился, но новый запрос их не подтвердил. Лучше бы старик попросил меня взломать!

"Отрицание", срывание мерзкой вещицы, поиски врача... Спешно приведенному медику удалось откачать дядю Жору, но возраст! И так не блещущий здоровьем дедок слег полупарализованным.

— Это надолго? — спросил я у прибирающего в чемоданчик инструменты и лекарства доктора.

— Два-три месяца, максимум — четыре, — равнодушно сообщил приглашенный на дом или, если начистоту, буквально притащенный за шкирку врач, кабинет которого первым попался мне на глаза при забеге по улице.

— Так долго?! — я ничего не знал о родственниках старика, но бросить его просто так не позволяла совесть. Туповатым охранникам, подвизавшимся при антикваре, в этом деле доверия не находилось ни на грош.

— А что, наследство уже руки жжет? — с ноткой презрения бросил Степан Алексеевич Жедов, кажется, так гласила надпись на вывеске.

— Наследство?.. Простите, я вас не понимаю. Я его гость, он друг моих родителей. Теперь в свете болезни Георгия Иннокентьевича мне придется здесь задержаться до его выздоровления, поэтому и спрашиваю.

— Два-три месяца — это не до выздоровления, два-три месяца ваш знакомый проживет при надлежащем уходе, — с более благожелательными интонациями пояснил Жедов, — Ему почти восемьдесят пять, чего вы хотите в его возрасте? Предписания я составил, рецепты тоже, будут ухудшения — зовите.

И оставил меня в чужом доме разгребать чужие проблемы.

На первое время деньги в кабинете дяди Жоры нашлись, из них же заплатил за визит врача. Начать осваиваться решил с привычных мне вещей — с артефактов. Потухшее после "отрицания" колечко после недолгих поисков обнаружилось укатившимся под диван. Кроме скупки ворованного слегший антиквар раньше баловался переделкой украденной ювелирки, сейчас уже нет — зрение подводило, но кое-какой ювелирный инструмент в его кабинете-мастерской сохранился. Расположившись за столом, приступил к изучению, аккуратно вскрывая слой за слоем.

Уже почти под утро разогнулся и со стоном отбросил раскуроченное украшение. Если выражаться языком Санни, то явный новодел, хотя и стилизовано под древность. Артефакты древних вообще были мифом, руноведение или, как его реже называли, арктефакторику как науку создал мой отец, выведя законы и обобщив устойчивые связки. За время его жизни из удела кустарей и магов-недоучек руны стали значимой отраслью экономики наравне с машиностроением. В разобранном артефакте, несмотря на неизвестный почерк, все кричало о современном подходе.

Не все цепи удалось понять, но назначение приблизительно стало ясно — то ли медартефакт, какие делал один из известных в Европе мастеров, с которым отец состоял в переписке, то ли "энергетик", что, в общем-то, было одним и тем же, но с оговорками. "Энергетик" оказывал разовую стимуляцию на организм, медартефакты делались индивидуально под определенную болячку, хотя встречались и общего спектра действия. Колечко я бы отнес к мощным "энергетикам", то есть, улучшая самочувствие здесь и сейчас, оно сокращало продолжительность жизни.

Можно, конечно, потом, когда дядя Жора очнется, выяснить под каким соусом всучили ему эту дрянь, но даже неинтересно особо. Скорее всего как Страшно Ценный Лечебный Перстень. Старость не радость, а глядя на ровесников-магов, до последнего ведущих активный образ жизни, очень хочется поверить в волшебство. Вдобавок и я ему еще по мозгам проехался, представ в образе резко помолодевшего друга юности. Добавить сюда еще попавший в руки медальон-отмычку и до кучи его хозяина, на чью кровь он завязан — вот и не выдержал старик, не стал ждать полноценной проверки.

Отправился спать, по пути проверив дядю Жору, и столкнулся с новой стороной бытия: больной за ночь обделался. Матерясь, перестелил постель и переодел бесчувственное тело в сухое, но надо было что-то предпринимать.

Уже через день, пусть это прозвучит грубо, я истово благодарил отца за то, что тот умер в бою, не дав мне познать все прелести ухода за лежачим больным. Подгорелая каша с трудом пропихивалась в обвисший рот, зато гадил старик, словно жрал в три горла. Не доспав новую ночь, частично проблему решил, как обычно, привычным способом — аналог платка-очистителя позволял на несколько часов не заботиться о сухости постели, но после использования свернутую на манер подгузника пеленку приходилось выбрасывать, выкидывая заодно получасовой труд по ее изготовлению. Рисовать серебрянкой по специальной ткани, это, конечно, не вышивать, но времени занимало достаточно. Соорудить трафарет я додумался только на пятой-шестой.

Неожиданную помощь я получил от приперевшегося рано утром в понедельник задолго до официального времени открытия лавки Рустама Мирзоева — одного из тупиц-охранников. Когда я уже отучусь судить о людях по внешности?! Вовсе он не был тупицей! Попавшись в юности на убийстве по неосторожности — в драке, отсидев свое от звонка до звонка, Рустам давно зарекся от криминальных дел, но брать на работу исправившегося преступника благопристойные сограждане не спешили. Почти отчаявшись, бывший каторжник через третьи руки вышел на антиквара, искавшего нового охранника взамен попавшегося на воровстве. Что-то дядя Жора разглядел в заросшем громиле, взяв его к себе и приблизив, за что Мирзоев стал ему обязанным по гроб жизни.

Уяснив ситуацию — а я собирался временно прикрыть лавочку, — он выдал короткое:

— Лавку закрывать нельзя!

— И как я, по-твоему, смогу это сделать?! — почти взорвался я, поспав за выходные от силы часов пять.

— Лавку закрывать нельзя, это "точка". Закроете — мигом примчатся старшие квартала, — по казанской привычке он произносил слово "квартал" с ударением на первый слог, — Георгия Иннокентьевича выкинут, как и вас, лавку отберут, наследникам ничего не оставят. А Георгию Иннокентьевичу деньги нужны на лекарства и еду.

— Отлично! Значит, есть наследники! — мысль спихнуть заботы на неведомых наследников крайне порадовала.

— Внучка, Георгий Иннокентьевич все ей завещать хотел, хотя еще внук имеется. Но внучка маленькая еще, а дочку он недавно схоронил — что-то с сердцем. Зять погиб много раньше, военный был. Хозяин поначалу Маруську сюда привез, но она его дичилась, с дочкой-то он не сильно ладил, вот и отправил девочку в пансион доучиваться. Теперь она только в июне приедет на каникулы.

После длинной для него речи Рустам замолчал, дав мне время обдумать его слова.

-Значит, для всех дядя Жора приболел...

— Не приболел — плохая отмазка! Хозяин иногда на редкости нарывался, тогда увлекался и лавку на помощника скидывал. К вашему счастью Григорий недавно уехал, новое лицо некого не удивит.

— Не два же месяца он что-то изучать будет!

— Потом видно будет. Как у вас русских говорят: авось пронесет!

Авось да Небось, только на них и оставалось уповать.

Второй охранник на работу так и не вышел, и даже записки не прислал о причинах отсутствия, заставляя смутно подозревать о его судьбе. Опасаясь однажды почувствовать сладковатый запах разложения, я уже голову сломал, отыскивая в лавочке потайной люк, но, видимо, не хватало квалификации, чтобы вычислить замаскированную панель. Поискам еще мешало почти постоянное присутствие Рустама — при всей его доброжелательности посвящать постороннего человека во все дела дяди Жоры не хотелось. Одно радовало — никаких ароматов так и не появилось.

Зато сам Мирзоев оказался просто бесценным кадром! Для начала он сбегал и привел старуху, сначала временно, а потом и постоянно заменившую меня у постели больного. Старая карга — кстати, русская по происхождению, но когда-то давно вышедшая замуж за татарина, оказалась родной бабушкой Рустама и прекрасно понимала, что ради хорошего места внука стоит держать язык за зубами. К тому же баба Шайда (по паспорту — Любовь Васильевна) взяла на себя не только уход за стариком, она же стала распоряжаться на кухне, освободив мне время, тратимое раньше на приготовление еды. Единственный недостаток — слишком быстро она признала кухню своей территорией, одинаково виртуозно ругаясь на меня с Рустамом на русском и татарском языках, причем так, что даже у нас с ним уши в трубочки сворачивались.

Доверяй, но проверяй! Остальные комнаты, в том числе и свою, с появлением в квартире новых людей я тщательно запирал, а потом еще и обвешал все-таки сделанной сигнализацией, завязанной на два перстня — один себе, один в будущем для дяди Жоры или его наследника.

Мне же пока пришлось встать за прилавок. При поддержке Рустама — не так страшно: ценники на большинстве предметов были наклеены, как и пояснения, а об "особых" клиентах он мне незаметно сигнализировал. Впрочем, к концу недели я и сам их научился легко вычленять среди благопристойной публики. Официальная торговля шла ни шатко, ни валко: две-три псевдостаринные вещи в день, да один стул в четверг, по поводу которого мы даже выпили на радостях, зато подпольный оборот лихо окупал все траты на содержание вывески. Что мне сильно облегчало жизнь — из-под полы продавались обычно простейшие артефакты, правда, сомнительного назначения и качества, но уж о них я мог болтать часами! Постоянный устойчивый спрос шел на шокеры разного действия и их антипод — защиту от электричества. Втюхивая которые (уже к четвергу — сляпанные самостоятельно), я старательно не искал связи между повышением продаж и участившимися случаями обноса домов, огороженных высокими заборами с пущенным поверху током, а также с ночными нападениями на случайных прохожих.