— Так, шеф, — начальник Канцелярии опустил голову еще ниже. — Моя вина.
— И что ты с ней собираешься делать? — снова вкрадчиво поинтересовался Народный Председатель, останавливаясь позади. — Поплачешь у себя в кабинете от расстройства?
— Начальник местного оперативного отдела и двое его заместителей уже уволены. Новый начальник вылетел на место вчера днем. Подробный разбор...
— Я спрашиваю, что ты лично делать собираешься? — перебил его Треморов. — Не бывший начальник, и не новый. А ты?
— Готов подать в отставку прямо сейчас, Александр Владиславович. Меньшего я не заслуживаю.
— Точно, не заслуживаешь, — Треморов снова принялся прохаживаться за спинами сидящих. — Но в отставку пока не подашь. Вот расхлебаешь кашу, посмотрим. Ну, а ты, Петенька, что помалкиваешь скромно? Тоже в отставку готов подать?
— А что я-то сразу? — обиделся Дровосеков. — Беспорядки начались, я и успокоил, как положено. Шварцик у нас профукал, он пусть и...
Дурак у нас Дуболом в отличие от Шварцмана. Точно дурак. Смитсон едва заметно скривился. Кто шефу противоречит в таком-то состоянии? Ты и в прошлый раз из-за того же слетел. Снова хочешь? Впрочем, валяй, никто не огорчится. Наоборот.
Треморов среагировал в точности как ожидалось. Он ухватил Дровосекова за воротник и с силой дернул.
— Встать! — рявкнул он. — Живо!
Директор УОД поспешно вскочил и вытянулся во фрунт, насколько позволяла грузная фигура. Треморов дернул его за плечо, разворачивая к себе, и от души врезал кулаком в скулу. Нелепо взмахнув руками, Дуболом повалился на стол, разметав разложенные бумаги и как-то совершенно по-детски закрылся руками. Народный Председатель смотрел на него бешеными глазами, тяжело дыша. Левое веко у него дергалось в нервном тике, седеющие усы встопорщились, обычно аккуратно прилизанные через плешь редкие волосы прилипли ко лбу над глазами. В уголке оскаленного рта надулся пузырек слюны. Смитсон почувствовал, что по спине ползут мурашки. В таком состоянии он шефа не видел еще ни разу. Потом Треморов обмяк, потер пальцем веко и, тяжело ступая, вернулся к своему месту.
— Сядь, — брезгливо сказал он директору УОД. — Смотреть тошно. Значит, так, Петенька. Твоя Служба профукала ничуть не хуже Канцелярии. Я тебе два месяца назад на чистом руста сказал, что бунтов быть не должно. Хоть жопу крест-накрест порви, но не должно. Забыл? Забыл. У тебя, если верить твоим же докладам, в Сверлинске должно зарплату получать тысяч пять сексотов, в два раза больше, чем в Канцелярии. И где они?
— Облажались, шеф, — покорно согласился Дровосеков, ворочаясь на стуле и щупая скулу.
— Точно. Полные штаны у твоей службы, так облажались. И у тебя, и у Канцелярии, — Нарпред метнул взгляд на Шварцмана. — Пристрелю обоих нахрен, если еще раз повторится хоть что-то похожее. А вы что пялитесь оловянными глазами? — внезапно окрысился он, обводя съежившихся членов правительства глазами. — Думаете, только к этой парочке клоунов сказанное относится? Чукря! — его палец уперся в министра транспорта. — Что ты скажешь?
— Э-э... — Чукря засуетился, мгновенно перейдя от каменной неподвижности лица к угодливо-заискивающей ухмылочке. — Вот, Александр Владиславович, вот доклад. Все виновные в разрушении магистрали названы поименно, вот уже и уголовные дела заведены...
— Ты мне мозги не парь! Почему у тебя хозяйство так работает, что один паровоз с рельсов сошел, и сразу целый город без железной дороги остается?
— Э-э... Ну, там все так сошлось, шеф. Ремонты идут, параллельную ветку перестраивают, а при аварии все так перепахало...
— Да мне плевать, что там у тебя идет или стоит. Или не стоит. Из-за твоих гребаных ремонтов город фактически отрезало! А если бы война шла? Напомнить, что там производят, если забыл? Так я могу. Танки, снаряды пушечные с химией, вирусов разных интересных. Думаешь, дурью они там маются? Нет сообщения, и хрен с ним?
Чукря судорожно сглотнул.
— Вот я и говорю — бардак у тебя! — Треморов потряс кулаком у носа министра. — И в стране бардак! Ты! — он резко обернулся к вздрогнувшему Папазову. — Кто мне втирал два года назад, что чем меньше водки пьют, тем народ спокойнее и работает лучше? Ты втирал, не отпирайся!
Секретарь по идеологии и не думал отпираться. Наоборот, он уставился на Народного Председателя преданными глазами побитой собаки.
— А в результате что? — продолжал бушевать тот. — Сколько денег бюджет потерял из-за сокращения продаж спиртного? Сколько миллионов форинтов и тысяч тонн сахара вместо государственных магазинов ушло спекулянтам-самогонщикам, которые свое пойло дихлофосом и стиральным порошком бодяжат для крепости? Сколько работяг потравилось стеклоочистителями и прочей химией? Тысячи! Сотни тысяч! А где твое спокойствие, если по малейшему поводу у винных такая буча начинается, что того и гляди новый бунт покатится?
Папазов опустил взгляд, всем своим видом выражая раскаяние в собственной глупости. Верно, одобрил про себя Смитсон. Сейчас нужно в тряпочку помалкивать. Что-то шеф сегодня особенно не в себе.
— Ну, а ты, Иванушка свет Васильевич? — язвительно поинтересовался у него Треморов. — Ты-то что сидишь и ухмыляешься загадочно. Думаешь, ты здесь ни при чем?
Мурашки по спине Смитсона поползли с новой силой.
— Нет, действительно думаешь, что ни при чем? Ты мне скажи, мать твою за ногу, почему у тебя запасенной жратвы в городе не оказалось? Почему стратегические запасы не раскупорил, раз уж такая пьянка пошла? Сунул бы им в зубы тушенки по банке, они бы, глядишь, и магазины громить перестали бы. А?
Молчи, приказал себе министр продовольствия. Молчи и не возникай. Да, можно бы и напомнить шефу, что по его личному указанию бОльшую часть стратегических запасов переместили в Центральный регион, поближе к Моколе. И что оставшегося на складах в районе Сверлинска при такой панике хватило бы не более чем на сутки. И что общие размеры запасов за последние пять лет сократились вдвое. И что приказ распечатать склады следовало бы отдать самому Народному Председателю... Молчи, Ванечка, коли язык дорог.
— Вот я и говорю, одни идиоты меня окружают, — резюмировал Треморов. Его огненный взгляд вдруг потух. Он вернулся к своему месту, сел и принялся размеренно ковырять ногтем какую-то козявку на поверхности стола. Казалось, он полностью утратил интерес к заседанию. — Одни идиоты... И Хранители, суки ледяные, под кожу, б...дь, лезут со своими недовольствами. Может, мне вас всех на хер послать, а их министрами назначить? Все, валите отсюда! — он резко вскинул глаза. — Все свободны. Канцелярии и УОД до трех часов дня предоставить мне согласованный план действий по Сверлинску и вообще. Министерству продовольствия до завтрашнего вечера составить план по отмене ограничений на торговлю спиртным и увеличению его производства в четыре раза не позже чем через месяц. Свободны!
Треморов с размаху врезал ладонью по столу, поднялся и вышел из зала. Члены правительства запереглядывались, и в их глазах читалось одинаковое облегчение. А ведь могло бы куда хуже кончиться, причем для любого. В ярости Треморов не задумывался, кого и за что снимает. Потом, может, и жалел о скоропоспешности, только снятому от того не легче. Смитсон аккуратно закрыл папку и принялся завязывать тесемки. Увеличить производство водки в четыре раза через месяц? А поточные линии родить, что ли? Ну ничего, где месяц, там и два, а потом как-нибудь да выкрутимся.
— Иван Васильич, минутка есть у тебя? — спросил его подошедший Перепелкин.
— Для тебя, Владислав Киреич, хоть целых три, — шуткой министр продовольствия попытался замаскировать настороженность.
— Пойдем тогда, поговорим где-нибудь в укромном местечке, — директор Индустриального комитета несерьезного тона не принял. — А лучше давай-ка ко мне зайдем. На пару этажей переместиться не тяжко?
— Можно.
Интересно, что с ним? Военную промышленность Смитсон недолюбливал, вечно воюя с ней за фонды и бюджеты, и Перепелкин обычно отвечал ему взаимностью. Чтобы вот так запросто словечком перекинуться? Ну что же, послушаем.
— Пойдем, — министр продовольствия поднялся. — Только позвонить надо, и поедем, куда скажешь.
Уже выходя из зала, он заметил, как Шварцман с Дровосековым все так же сидят рядом, надувшись словно мыши на крупу. Давайте-давайте, позлорадствовал он. Думайте. Вас шеф поимеет в первую очередь. Хорошо бы кто-то из вас слетел быстро и окончательно. А если помечтать, так и оба.
25.06.1582, понедельник
— Макулатуры у тебя здесь — завались...
Хмырь — Олег до сих пор не мог заставить себя называть Прохорцева по имени, во всяком случае, мысленно — по-хозяйски смахнул со стула на пол несколько бумажек и уселся, закинув ногу на ногу. От его начищенных до блеска ботинок по стене метнулись солнечные зайчики.
— Все время в чем-то копаешься, роешь, умными глазами смотришь, а сказать толком ничего не можешь. Прямо как собака!
Прохорцев хохотнул. Олег подавил приступ раздражения. К шуточкам референта Шварцмана он уже привык. С дураком связываться — самому дураком выглядеть. Нет, чаще всего Прохорцев оставался неплохим дядькой, но иногда словно срывался с цепи. Вот и сегодня он казался каким-то взъерошенным. Мешки под глазами на его обрюзгшем лице набрякли и выделялись больше обычного, глаза болезненно морщились. С бодуна, что ли?
— Нарыл что-нибудь новенькое?
— Нарыл... — Олег откинулся на спинку кресла и тряхнул головой, отключаясь от терминала Хранителей. Все равно пора. От мелькающих прямо в глазах изображений уже начала болеть голова. — Целую кучу нарыл. Вы как, Арсений Афанасьевич, на самом деле интересуетесь? Или просто заботу изображаете?
Прохорцев хмыкнул.
— Интересуюсь, интересуюсь... — пробурчал он. — Уж и спросить нельзя. Слушай, вот ты мне серьезно скажи — есть прок от твоей работы или нет? Шеф как-то непонятно хмыкает, когда я ему твои бумаженции подсовываю. Вот оно, — он двумя пальцами приподнял один из листков, что опасно перевесился через край стола, — об что? Рейсы какие-то, транспортные колонны... Номера-то зачем? Ха, да еще и номерочки-то не простые, общаковские. Под Дуболома копаешь?
— Номера грузовиков, — неохотно пояснил Олег, с хрустом потягиваясь.
Объяснять что-то Прохорцеву не хотелось. Но и копаться в бесконечных таблицах и сводках тоже надоело. Тянуло поговорить. Эх, может, и правда перетянуть к себе Бегемота в секретари? Так ведь гордый, собака, не пойдет. А зачем, собственно, в секретари? Можно и в первые замы. Положены подручным Хранителей заместители или нет? Надо выяснить. Опять же, башка у него варит не хуже моей...
— Любопытные, понимаете, картинки вырисовываются. Скажем... — Олег наклонился и через стол выдернул у Прохорцева бумажку. — Вот табличка — сколько раз и куда совершали рейсы грузовики с указанными номерами. Построена по косвенным данным — регистрация на пропускных пунктах автоинспекции, топливным талонам на бензоколонках и тому подобной мелочевке. А вот тут, — он взял еще одну бумажку, — официальные сводки, предоставляемые бухгалтерией соответствующих автоколонн. Не полные, конечно, только выдержки по грузовикам из первого листа. Сравните сами.
Хмырь что-то пробурчал под нос, но взял оба листка и некоторое время перебегал глазами с одного на другого. Потом присвистнул.
— Что же получается? — удивленно проговорил он. — Выходит, они в два раза больше бегали, чем заявлено?
— Точно так, — кивнул Олег. — Одна и та же картина по крайней мере по двум десяткам автоколонн по всей стране, от Восточного океана до Западного. Шла бы речь о простых автоколоннах, я бы решил, что водители калымят налево и направо. И с начальством делятся, чтобы не мешалось. Но ведь речь о Службе Общественных Дел. А у них с режимом не шутят. Раньше не шутили, во всяком случае, я как-то раз... м-м, неважно. За левые рейсы могут не только вышибить, но еще и реальный срок припаять. Вот и думай, что происходит.
— Ну, все мы люди, все человеки... — Прохорцев откровенно зевнул и положил листки на стол. — Ежли людям маленькие грешки не прощать, как жить-то? Жизнь такая. Подумаешь, подработки!
— Да гнать в три шеи за такие подработки! — рассердился Олег. — Вы пытались когда-нибудь транспорт заказать? Для дела, я имею в виду — шкафы для министерства перевезти, скажем? Я пробовал, еще когда снабженцем работал. Фиг-два допросишься — то бензина нет, то весь транспорт в разгоне. Зерно, блин, на токах преет, потому что нет грузовиков до элеватора доставить, пшеница тысячами тонн в силос уходит! Ладно бы водилы получали мало, так ведь зарплата в три раза выше, чем у профессора в университете! Что им еще надо? Еще в два раза больше получать? А морда не треснет?
— Молодой ты еще, парень... — усмехнулся Хмырь. — Толку-то им платить? Все равно в магазинах пусто. Ну ладно, кто-то на рынок сунуться может. Но ведь там цены такие, что и на пятикратную зарплату не разгуляешься. Да и еще подымутся, если туда все бросятся. Нет уж, ты, дружок, жизни не нюхал. Как пришел после института по распределению к столу заказов... Кто, кстати, подсобил? Лапа, небось, нашлась, мохнатая до невозможности?
— Какая лапа! — Олег аж привстал от возмущения. — У меня с истфака диплом красный, да еще и за четыре года! Я экстерном сдавал.
— Ты мне мозги не парь, я твою биографию читал. Чтобы в таких местах работать, пусть даже кладовщиком, нужно не диплом красный иметь, а другие бумажки того же цвета. На которых циферки нарисованы, знаешь, единичка такая и пара ноликов. Или родственничка любящего... Ладно, твое дело. Не хочешь — не говори. Я человек маленький, а шеф все равно тебя до изнанки знает. Я что хочу сказать — грош цена твоим изысканиям. Что водилы на стороне подрабатывают, всем известно. Я сам однажды такого за двадцатку нанимал, диван тещин перевезти. И что продавцы воруют по мелочам, а завбазами — по-крупному, тоже не секрет. Ну, посадят одного-второго, а толку-то?
Олег, заколебавшись, молча посмотрел на него. Совершенно детское желание показать, что и он не лыком шит, распирало его изнутри, словно воздушный шарик. Он попытался обуздать себя, но не выдержал. Шарик лопнул, мысленно усмехнулся он перед тем, как открыть рот.
— Еще одна сводка имеется, Арсений наш Афанасьевич, — он небрежно выдернул из кипы еще одну бумажку. — Секретная, между прочим. В руки не дам, и не просите. Знаете, что в ней описано? Перемещение крупных партий транитина, он же "аравийская муть". Наркотик такой, не очень сильный, но привычку вызывающий почти мгновенно. У кнопа... у Канцелярии свои агенты много где имеются, сами знаете. И вот если мы наложим транзит наркотиков на ту сводочку по левым рейсам, очень удивительные вещи выясняются. Может, конечно, у меня что-то и упущено, но сама тенденция оч-чень интересна.
Олег замолчал, наслаждаясь заинтересованным видом на лице Прохорцева. Тот безуспешно пытался скорчить скучающую мину, но, наконец, сдался.
— Ну ладно, колись, — махнул он рукой. — Все равно ведь расскажешь, пусть и секретно. Да ты не бойся, у меня допуск не ниже, чем твой. Кстати, а сводочка по "мути" у тебя откуда? Что-то я не помню твоей должности в оперативном или аналитическом отделе.