Архивы Конгрегации

— Ну наконец-то! — прошмыгнул первым Цундер и напоролся на все еще приставленное рядом с калиткой полено. — Да твою ж...!

— Сам ты..!

— А ну заткнулись! Или в следующий раз возьму с собой Шерца, а вы будете в кустах собачиться!

Забраться в сам дом особого труда не составило: пока Финк ковырял гвоздем в скважине, Цундер пролез через окно на втором этаже и открыл изнутри засов. Так что уже через несколько минут возни двое оставшихся мальчишек забрались в темноту кухни, оттуда переползли в такой же темный коридор, где и решили разделиться. Курт и Цундер тихо шарились в прихожей, сгребая почти наощупь то, что точно возьмет старьевщик. В мешок летело все мало мальски ценное, от почти новых туфель до добротной кожаной куртки. Вельс в это время хозяйничал в пристроенной к дому пекарне, мешая непроданные булки с мелкой кухонной утварью. Острый нож или медная миска еще никому не помешали.

Самый ценный куш, конечно, был на хозяйской половине, но и риск попасться там был выше. Внушал надежду огромный резной шкаф в прихожей, запертый на ключ. Хозяйка вполне могла хранить в нем разную ерунду вроде вышитого постельного для гостей или нарядной посуды. Пару раз в таких попадались даже резные гребни, недорогие бусы и прочий бабский мусор, за который можно было ждать очень неплохую цену. Увы, кривой гвоздь, не раз выручавший Финка, тут не помог.

— Может, там какой-то хитрый ключ? Я помню, как лавочник помощнику такой показывал, к ним вроде гости скоро приехать собирались. А спустя пару дней громко матерился, потому что не смог его найти и пришлось кузнецу копию заказывать. Еще с помощником чуть не в драку полез, мол это он ключ потерял, или украл, и пусть он к кузнецу идет...

— Если это он, там должно быть что-то ценное. Мы сюда все-таки не за его старыми портками лезли.

— Ну, кому и рваные портки — куш, как раз примеришь обновку...

— Ах ты паскуда! — Курт на слух дернулся дать гаденышу в ухо, но тот проворно отскочил глубже в прихожую, к старому шкафу. Понимает, гаденыш, что гоняться за ним не будут, здесь шуметь не с руки

— Сам ты!

— Заткнулись оба! — прошипел Финк, так, что Цундер рванулся в сторону, вписавшись таки плечом в массивный шкаф. В ответ на воришек свалилось провонявшее пижмой пыльное одеяло, заставив всех трех судорожно зажимать носы и прятать лица. Что-то выпавшее следом за одеялом зазвенело по полу, и все затихли, напряженно вслушиваясь, однако наверху было по-прежнему тихо.

— Я еще раз попробую замок поковырять. Цундер, глянь пока кухню и кладовку, наверняка там полно еды. Грех упускать такую возможность. Курт, несешь мешок к калитке и возвращаешься. И только попробуйте сцепиться, прибью нахрен!

Курт брезгливо глянул в ту сторону, откуда доносилось пыхтение недруга, но промолчал. Запихнув поглубже упавшее одеяло, он подцепил мешок и как мог аккуратно поволок его в сторону двери. Еще не хватало что-нибудь своротить и перебудить хозяев.

Быстро оборотившись — барахло весило не так много, чтобы долго копаться, — Курт прошмыгнул обратно мимо кухни, где Цундер добросовестно нагружался съестным, до которого мог дотянуться. Тот даже не повернул головы, занятый выковыриванием с полки какого-то горшка. Пожелав получить им по макушке, Курт прошмыгнул дальше в коридор. Дверцы в шкаф были приоткрыты, рядом копошился радостный Финк, почти наощупь закидывая в мешок содержимое полок.

— Оппа! — донесся приглушенный голос Финка, — Кажется, это чья-то кубышка. — Финк позвенел чем-то и, похоже, спрятал за пазуху. — Не поверишь, Цундер, похоже, прав оказался. Ключ от шкафа кто-то наверх, в одеяло запихнул. Так что не зря помощнику навешали. Бекер, не тупи, двигай сюда! А лучше сначала притащи с кухни Цундера и свечку, ставни закрыты, а тут темно как в заднице.

Курт метнулся на кухню, но Цундера там не оказалось: то ли ковырялся в кладовке, то ли, как сам Курт недавно, поволок добычу к калитке. Не звать же? Ну и хрен с ним, сам потом будет локти кусать, что вместо чего-то ценного набрал себе жратвы. Найдя свечку и запалив ее от угольев в печи, Курт, прикрыл пламя ладонью и добрался до Финка, который наощупь ссыпал в мешок все, попадавшееся под руку.

— О, гораздо лучше! Как тебе цацки? — Финк, рисуясь, поднял в горсти низку бус. Жемчуг был речной и мелкий, неровный, да и откуда другой у булочника, но это было невероятным везением. А сколько всего уже было в мешке...

В четыре руки и при свече дело пошло еще веселее. В какой-то момент Финк приподнял изрядно разбухший мешок и присвистнул:

— Бекер, я это волоку, а ты пока хватай что глянется. И двинули отсюда, пока пекарь дрыхнет. Это я и один утащу, а тут смотри сколько еще добра. Увижу Цундера, пну сюда, чтобы тоже поучаствовал.

Наверху все было тихо, а недопотрошеный шкаф манил. Курт вывернул в мешок все с одной из полок, кажется, это действительно были вышитые скатерти. Если повезет и хозяйка не окажется криворука, старьевщик даст неплохую цену. На соседних полках тоже было чем поживиться, так что мешок достаточно быстро наполнялся добром. Цундер, что не удивительно, не явился. Одно дело — таскать еду с кухни, рядом с выходом, другое — сунуться в темное нутро дома..

Загасив на всякий случай свечку, Курт поудобнее ухватил мешок и тихо двинулся по коридору. Но тут удача повернулась к воришкам задом. На кухне кто-то споткнулся, что-то зазвенело, и, кажется, разбилось. А потом наверху раздался звук шагов. Недолго думая, Курт бросил мешок — голова дороже, и рванул к выходу, уже не заботясь о тишине. Кухонная дверь была рядом, но тут из кладовки выскочил Шерц, которому, видно, надоело торчать у дома, пока тут можно ухватить что-то интересное, и тоже погнал к выходу. Отпихнув локтем подельника, он зайцем помчал по двору, второй рукой крепко прижимая к себе надкусанный окорок. Проклиная Шерца, Курт почти перепрыгнул порог, когда что-то тяжелое разбилось об его затылок, толкнув лбом об косяк.

* * *

Очнулся Курт от щедрой оплеухи. Руки были заломлены назад и старательно скручены грубой веревкой, а попытка ими пошевелить обошлась в новый пинок. Рядом раздавался рев Грюнделя, примолший ненадолго только после звука шлепка.

— Вставай, поганец! Хлипкое какое ворье пошло, с одной кружки падает, — выдал рядом хриплый голос, и рядом загоготали. — Ну, шевелись — кто-то грубо вздернул его за шкирку. — Еще не хватало тут до утра застрять.

Да уж, обчищенный пекарь, похоже, отыгрался на нем за всех сразу, а стражники добавили. Ныли ребра, шатался зуб, да и вообще, половина лица ощущалась как сплошной синяк после удара. А еще мерзко ныл затылок, отчего все выглядело слегка мутно и немного кружилось. Курт сплюнул кровью под ноги, но мутить меньше не стало.

— А ну пшел, — Курта с силой толкнули в спину, так, что он упал бы, если бы за веревку не дернули. В затылке вспыхнуло.— И не дури. А то тут уже пробовали брыкаться. Видать клинок охоче виселицы показался. Ну да с нами такое больше не прокатит. Дождешься своей петли как миленький.

— Ссссскотина, новую куртку мне порезал.

Курт недоумевающе оглянулся, только сейчас как следует разглядев и четверых стражников, и замотанного в веревки Грюнделя, и то, что он поначалу принял за брошенный мешок с барахлом. Проморгавшись от набежавшей мути, Курт вдруг понял, что это был Вельс, похоже, попытавшийся отбить брата. За него никто и никогда не заступался, как за эту лопоухую бестолочь, которая только и может, что пускать сопли, подумал он со злостью Громкий всхлип Грюнделя и последовавший за ним звук очередной плюхи только слегка ее притушили.

* * *

В камеру их посадили к трем таким же покрытым синяками босякам. Курт их не знал, видать, промышляли где-то по другой части Кельна. Ну да и плевать. Они зыркали из своего угла, но лезть не спешили, что даже немного расстраивало: злость требовала выхода. Выданные уже Бекером зуботычины и приказ заткнуться почти прекратили всхлипывания Грюнделя, но теперь малек смотрел на него со смесью страха и какой-то затаенной надежды. Причем, похоже, он сам понимал, что надежда эта беспочвенна, но перестать надеяться на что-то не мог. От этого взгляда становилось не менее противно, но зуботычинами он, как всхлипы, увы, не лечился.

За их невольными соседями, неудачливыми карманниками, пришли быстро. По пятнадцать плетей каждому — и шуруйте на все четыре стороны. После этого в каменном мешке камеры стало совсем тошно. Впрочем, однажды к ним в подвалы заглянул в обществе суетливого (!) стражника громила со шрамом через половину лица и с бляхой на шее.

— Так, говорите, убийство, воровство, а из шайки своей никого не выдал? Даже под смягчение приговора?

— Да какое там смягчение, майстер инквизитор. Понимает, к чему дело идет, вот и молчит. Выдаст кого — свои на ленточки покромсают, если мы отпустим. Там шайки почище волчьих стай, поди, знаете. И этот — ну чисто волчонок. С ним мелкого поймали, то ли прикидывается, то ли и правда дурачок, как ни спрашивай — ревет дурниной и пялится круглыми глазами. И что с ним делать, хрен разберешь. Вешать — не за что, всыпать плетей и отпустить — сам сдохнет через месяц крайний срок. На старшего смотрит и чуть слюни от восторга не пускает. А тому хоть бы хны.

— Родня у мальца есть? Попробуйте разыскать. Не в капусте же его нашли. Глядишь, охолонет, придет в себя, может, что и прояснится. Ну или в приют церковный сдайте, глядишь, что и вырастет, раз уж он такой блаженный. А пока отсадите-ка его в отдельную камеру.

— Эт да, эт можно. И все же, майстер инквизитор, не понимаю, зачем вам это. Вкладывать столько сил в это отребье...

— Многие не понимают. А между тем в этом — будущее, я уверен. И, что немаловажно, в этом уверены люди куда умнее и могущественнее меня.

Жаль, в гулком проходе разобрать удалось только последнюю фразу. Курт не обманывался по поводу своей судьбы: пойманного на взломе бродяжку, в котором к радости стражников опознали убийцу одного из горожан, могла ждать в лучшем случае виселица. Грюнделю, если повезет, всыпят плетей,если не повезет — выделят соседний столб за компанию. Непонятно было, почему тянут кота за яйца и не спешат их приговорить. Возможно, причина как раз с хмурым видом стояла напротив их клетки, пока стражник торопливо открывал замок?

— Итак, ты Курт Гессе, именуемый Бекер? Будем знакомы, Рихард Шнапс, инквизитор второго ранга и твой шанс выйти отсюда,— мужик, пригнувшись, вошел в камеру. Грюндель с выпученными глазами попятился от него, пока не шмякнулся задом на грязную соломенную лежанку, но вошедший бросил на мелкого равнодушный взгляд и снова вперился в Курта.

— Отличная кличка. Только я все равно ничего не скажу, — ощерился Курт, и тут же дернулся, когда руки в перчатке сдавили ему горло. Движение было стремительным, явно не уровня выпивох-стражников.

— Ты зубы-то мне не скаль, пообломаю быстро. Тебе, может, и сам черт не брат, но настраивать против себя инквизицию — последнее дело. А ссориться со мной — тем более. В первый и последний раз повторяю. Я. Рихард. Шнапс. Инквизитор. Второго. Ранга. Усек? — Курта слегка приподняли за горло, так, что он с трудом просипел: Усек, — после чего смог, наконец, вдохнуть.

— Усек, майстер инквизитор. Повтори. Ну же, я жду, — нажим на горле опять усилился, и Курт, ненавидя себя, просипел:

— Усек, майстер инквизитор.

Где-то за спиной, опомнившись, заревел Грюндель, и то, что он стал свидетелем этой позорной сцены, вызывало желание его убить. Шнапсу хватило одного взгляда, чтобы малек подавился очередным всхлипом и заткнулся. Стражник же под этим взглядом резво вломился в камеру и выволок ошалевшего малька наружу. Курт поневоле почувствовал зависть. Таким он, наверное, хотел бы стать когда-нибудь, если бы хоть раз об этом задумался.

— Итак, теперь, когда мы, надеюсь, кое-что прояснили, я буду говорить, а ты — слушать. Я буду спрашивать, а ты — отвечать. Не мяться, не мычать, не сверкать на меня глазами, а внятно отвечать. Ты, я надеюсь, не дурак, не люблю дураков. Усек?

— Усек, — пробормотал Курт и, сглотнув под выразительным взглядом, прошипел, — майстер инквизитор.

— Отлично. Итак, если ты не дурак, то, думаю, уже понял, что тебя ждет. А ждет тебя, Курт Гессе, виселица. Заслужил. Будешь болтаться как дохлая крыса, на веревке, на потеху толпе, и твои вчерашние приятели, о которых ты так настойчиво молчишь, будут тыкать в тебя пальцами, а через неделю забудут. Был у них приятель Бекер, да сплыл, и весь разговор. Так?

Соглашаться не хотелось до рвоты, но и слов против не находилось. Этот ублюдок Шнапс все расписал так, будто самолично уже накинул веревку ему на шею, бросил скучающий взгляд на болтающегося Курта, на расходящуюся с площади равнодушную толпу, и решил, что второго взгляда это унылое зрелище недостойно.

— Ну, что молчишь? — В свете факела ухмылка на грубом, расчерченном шрамом лице, была понимающей и на редкость мерзкой. — И признать противно, и согласиться гонор не позволяет, так? Так, я спрашиваю?

— Нет, — с вызовом прорычал Курт, — не так. Майстер инквизитор.

— О-о-о, быстро начал зубки показывать. А вроде признал, что не дурак. — Второй рывок Курт ждал, но все равно не успел увернуться, всей разницы — вместо горла пальцы инквизитора сомкнулись на лохмотьях рубашки и крепко скрутили. Стало еще хуже, ткань впилась в шею, так что едва удавалось протолкнуть воздух, а его самого приподняли над земляным полом, как обоссавшегося щенка.

— Третьего раза не будет. На третий раз я просто оставлю тебя тут, дожидаться стражников с крепкой пеньковой веревкой, потому что дураку — дурацкая смерть. А тот, кто трижды испытывает мое терпение, определенно дурак. Так? ТАК?

— Так. Майсссстер инквизитор, — рука мучителя разжалась, и Курт кулем осел на пол, хватая ртом воздух.

— Итак, продолжим. Раз мы выяснили, что подохнуть как крысе на потеху почтенной публике тебе не хочется, предлагаю выбор. — Рихард присел на корточки перед все еще сидящим на полу Куртом. — Ты можешь поехать со мной и искупить все, что успел натворить поганого за свою жизнь. О нет, не постом и молитвами в глухом монастыре, как ты мог подумать, хотя и такие люди тоже нужны Конгрегации. Вот только еще нужнее ей люди вроде меня. Мотающиеся по городам и селам, а подчас из одной господней задницы в другую, выискивающие тех, кто наводит порчу, призывает всяких бесовских тварей и прочую шушеру. Не на кого соседи наговорили, а тех, кто действительно ворожит во зло честным христианам.

— И что, ради этого меня готовы помиловать?

— Не помиловать. Наказание будет, серьезное, но ты останешься жив. И получишь шанс.

Курт сплюнул. — Брех... — шлепок по губам заставил его подавиться ругательством и отшатнуться. Рихард встал, брезгливо вытирая руку о штаны.

— Ты действительно считаешь себя настолько важной птицей, ради которой инквизитор будет врать? Мне плевать, согласишься ты или нет, откажешься, — найдется кто-то другой. Уже нашлись. Ты можешь рискнуть и проверить, чего стоишь, и сделать хоть что-то полезное в своей никчемной жизни. Это будет трудно, очень трудно. Ты не раз все проклянешь, по себе знаю. Но у тебя будет шанс доказать себе и окружающим, что ты не пустое место. Или ты можешь струсить. Ты будешь до последнего пыжиться и пытаться гордиться тем, что никого не выдал и помер молча. Может, кто-то из твоих приятелей действительно это оценит и будет помнить о тебе больше недели-двух. Вот только мы оба будем знать, что это — трусость.