— Филисити, — качнув головой, одновременно проверяя, насколько утихла боль, обратился я, — ты... как здесь?..
На мое счастье звуки собственного голоса никакого дискомфорта не причинили.
Девушка улыбнулась — немного виновато — и пожала плечами.
— За тобой побежала, как же еще? Тебя нелегко догнать. Повезло, что здесь ты... остановился.
Я недоверчиво приподнял бровь, и девушка пояснила, поджав губы.
— Ты потерял сознание, Райдер.
Я. Потерял. Сознание. При приступе мигрени.
Потрясающе...
Мне оставалось только кивнуть. Что со мной происходит, декс меня сожри?
— Что случилось в трактире? — серьезно спросила девушка, склонив голову.
Ее коса распустилась во время бега, и я увидел, насколько густыми волосами обладает наша прекрасная проводница. Сейчас она казалась еще более хрупкой, маленькой и беззащитной, когда до неприличия пышные волосы упали ей на грудь. Но ее внутренняя сила, эманации которой я продолжал ощущать, не давала мне забыть, насколько внешность обманчива.
— Райдер? — снова окликнула девушка. Я, похоже, слишком долго не отвечал.
— Да, я... прости...
Стоит остаться с ней наедине, как мое наработанное в высшем свете красноречие исчезает, как дым. Идиот!..
— Дай угадаю, — усмехнулась Филисити, — ты не знаешь, да?
Я прищурился и чуть склонил голову. Интересно, она пришла сюда поиздеваться надо мной, или какая-то другая причина тоже была?
— На этот раз знаю, — хмыкнул я, — песня не понравилась.
Девушка криво улыбнулась, снисходительно тронув меня за плечо.
— Стало быть, единственный наемник Святой Церкви — тонкая музыкальная натура?
— Выходит, что так, — я сильно выпятил нижнюю губу и развел руками.
Мы обменялись улыбками, но Филисити быстро посерьезнела и заглянула мне в глаза. В сгустившейся темноте взгляд ее снова стал тяжелым, и я уставился на свои руки, чтобы избежать его.
— Серьезно, Райдер, давно у тебя такие чудовищные головные боли?
Правая рука бесконтрольно сжалась в кулак, я прикрыл глаза и неопределенно качнул головой.
— Довольно давно, — только теперь я сумел посмотреть девушке в глаза и выдержать ее взгляд, — у каждого свои слабости. У меня эта.
Филисити хмурилась.
— И часто это повторяется?
— Когда как, — пожал плечами я, на этот раз сказав чистую правду, — разные бывают причины.
— Например, магия Ольцига? — прищурилась девушка.
— Например, она.
Филисити опустила глаза и кивнула.
— А сейчас что послужило причиной? Неужели действительно песня?
Я не знал ответа на этот вопрос, хотя в глубине души был уверен, что так оно и было. Если б я еще мог понять в ней хоть слово...
— О чем она? — игнорируя вопрос девушки, спросил я. Филисити многозначительно взглянула на меня.
— Песня?
— Да. Ты сказала, что ее пели у тебя на родине. Ты, вроде, говоришь на древнем языке? У меня складывается впечатление, что я один не знаю его.
Снова снисходительная улыбка. Обычно я ненавижу, когда кто-то на меня так смотрит, но сейчас готов был искренне улыбаться в ответ.
Девушка вздохнула, испытующе глядя на меня. И почему, когда я говорю, что не знаю древнего языка, мне никто не верит? Неужто у меня где-то на лбу написано обратное?
— Эта песня о Тайрьяре. О том, что воин бредет через непроглядный мрак и ждет честного поединка.
— С кем? — усмехнулся я, — и кому надо, интересно, шляться по берегу Тайрьяры ночью в поисках честного поединка, хотел бы я знать!
Филисити надула губки, как обиженный ребенок, и угрожающе прищурилась.
— Ты собрался народное творчество критиковать, или перевод слушать? — возмущенно спросила она, сложив руки на груди.
Я был вынужден капитулировать, с улыбкой подняв руки над головой, как белый флаг.
— Прости. Я слушаю.
— В общем, ты прав. Перевод и вправду глупый, — потупилась девушка с виноватой улыбкой, — но на древнем языке звучит возвышенно.
— Согласен, — поджав губы, усмехнулся я, за что получил укоряющий прищур от Филисити.
— В общем, воин хочет отстоять свою честь в поединке. И в песне говорится, что Тайрьяра даст ему такой шанс. И что ее воды наводят на путников ужас. И вот, воин переходит смертельно опасную Туманную реку, оставив сомнения, чтобы сражаться со стражами Тайрьяры до конца.
Я посерьезнел.
— Стражи Тайрьяры?
Девушка пожала плечами.
— Так в этой песне называют дексов. Кстати, здесь упоминается и божество, которому поклоняется Виктор Фэлл.
— Отр, — серьезно кивнул я, действительно припоминая это слово в песне.
— Да. Здесь ему приписывают покровительство и над дексами, и над Тайрьярой. Дексов называют стражами-часовыми и одновременно палачами, вылетающими при полной луне и движущимися тенями в темной ночи.
Последние слова заставили меня вздрогнуть, словно на меня вылили ушат холодной воды. Филисити удивленно посмотрела на меня.
— В чем дело?
— Летающие тени... при полной луне... — я покачал головой, словно споря с самим собой, — я это видел.
Девушка непонимающе приподняла брови.
— В каком смысле?
— Во сне. Я видел летающие тени за окном. И слышал шум воды.
— Это, когда я тебя разбудила? У костра?
Я серьезно кивнул.
— Да. Образы расплывчатые, но очень похожи на то, что ты сейчас описала.
— И ты никогда не был в Орссе... — скорее утвердила, чем спросила Филисити.
— Никогда, сколько себя помню, — с усмешкой отозвался я, кивнув.
Девушка тяжело вздохнула и нахмурилась. Между бровей пролегла напряженная скобка.
— Король неслучайно отправил тебя туда, — сказала она, посмотрев на меня, — думаю, это твоя судьба, Райдер.
Я недоверчиво усмехнулся. Хотя, если вспомнить, что наш король обладает даром пророка, то становится не до шуток.
— Не нужно смеяться, — снова обидчиво отозвалась Филисити, — в песне ведь поется о некоем воине, который отправился за Тайрьяру в поисках поединка. Ничем не напоминает твою историю?
— Под это описание подойдет история любого воина, пытавшегося победить Виктора Фэлла за последнюю пару десятилетий. Скажем, история твоего отца...
Девушка замерла, и я тут же одернул себя, взяв Филисити за руку. Ладонь ее была горячей, я чувствовал это даже через перчатки.
— Прости. Я не хотел.
— Моему отцу Тайрьяра не снилась, — грустно отозвалась Филисити, кивнув в ответ на мое извинение. Я хотел добавить, что это единственное отличие, но вовремя прикусил язык, вспомнив наставления лорда Массена Гариенна и Дайминио. Тем временем девушка продолжила свое рассуждение, — в моих краях есть легенда о том, что проклятье Туманной реки иногда влечет к себе воинов.
— Меня ничто туда не влечет, — покачал головой я, — мне дали задание.
— Но твои сны... — упорствовала Филисити.
— Просто сны, — нахмурился я, — может быть, мне и не Орсс видится, а похожее место.
Девушка скептически прищурилась, и я понял, что и сам себе не верю. То, что виделось мне во снах, было слишком подозрительно похоже на Орсс. И, учитывая, что я там никогда не был, это действительно наводило на определенные мысли.
— Так или иначе, в моих краях ходит легенда о воинах, которые слышат зов Тайрьяры. Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, ты один из них.
Мне страшно захотелось сменить тему. А сердце тем временем трепетало от ожидания и, как ни странно, предвкушения. Я знал, что теперь, во что бы то ни стало, должен попасть в Орсс, должен увидеть воды Тайрьяры. Все это неспроста, мой внутренний голос был в этом уверен так же, как и наша прекрасная проводница.
Я вздохнул и обернулся, посмотрев на высокую тяжелую дверь собора Сына Божьего.
— Возможно. Не узнаем, пока не проверим, — задумчиво произнес я, поднимаясь со ступеней. Девушка встала рядом со мной и сделала несколько шагов по лестнице вверх, словно читая мои мысли.
Я молча последовал за колдуньей. Опередил на последней ступени, потянул за ручку двери, и тяжелая створка отворилась перед нами. Притвор, когда дверь захлопнулась, оказался совершенно темным, через витражи свет поступал только днем, но в ночной час все помещение было погружено во мрак.
Только что храбрившаяся Филисити вдруг боязливо вздохнула, я ощутил ее дыхание совсем рядом. Мне сразу же захотелось защитить ее, уберечь от того, чего она могла испугаться во тьме. При этом я лишний раз подивился, что такое хрупкое создание смогло в одиночку пройти путь из Таира до Норцинны, не дрогнув, но при этом испугаться темноты в соборе.
Понимая, что на самом деле таирской колдунье вовсе не требуется моя защита, я все же нашел в темноте руку девушки и прошел чуть дальше, наощупь найдя дверь в основной зал. Жизнь под покровительством Дайминио Солли научила меня ориентироваться в церквях Единой Веры даже с закрытыми глазами.
Изнутри собор был безлюдным и холодным, даже неживым. Он казался почти заброшенным — полная противоположность эллскому Nio Edrian Kastelarrii de Matrade'ja. На стенах огромного зала висели факелы, которые давно погасли, и, похоже, сюда давно никто не приходил, чтобы их зажечь. Свечи на алтаре Сына Божьего тоже не горели. Меня это порядком удивило: в конце концов, служители Святой Церкви и Ордена редко оставляют соборы Единой Веры "сиротами". В любое захолустье должны присылать священника, который бы следил за функциональностью церкви. Неужели жители Ургора решили не сообщать о состоянии своего собора?
Я ухмыльнулся, понимая, что в душе Норцинна — все же языческая страна. Единая Вера так и не смогла сломить ее дух и подстроить его под себя. Даже нахождение в составе альянса Солнечных Земель не заставило всех подданных норциннского наместника отречься от своих божеств. Единая Вера для всех них была такой же формальностью, как для лорда Киля и его предшественников.
Я посмотрел на Филисити, и девушка без слов поняла меня. Она взмахнула рукой, с ее пальцев сорвалось зеленое сияние, и в зале поочередно начали загораться свечи и факелы. Я не переставал при этом держать Филисити за руку. Магия, пробудившаяся в этом хрупком создании, буквально жгла мне ладонь. И все же я не хотел отпускать руку девушки. Гореть мне в Отровой пасти, но здесь, сегодня я не мог себе этого позволить.
Основной неф осветился десятью факелами, массивный алтарь заиграл в свете множества свечей. В конце нефа над алтарем высилась статуя умирающего Сына Божьего на руках своей Матери в окружении трех ангелов. Я изумленно замер, узнав эти три фигуры — они были копией той статуи, что всегда завораживала меня в Kastelarrii de Matrade'ja в Элле.
Отпустив руку Филисити я, как заколдованный, медленно приблизился к статуе, зачем-то протянув руку к фигуре Божьей Матери, на лице которой были отражены все земные страдания.
Филисити бесшумно оказалась по правую руку от меня и тихо произнесла:
— Annefourian lerria de Sanade'ja parra edrian nio na garadiri fouz.
Я проследил за ее взглядом и понял, что она читает надпись на алтаре.
Да, древний язык мне неизвестен, но я прожил большую часть своей жизни как воспитанник Дайминио Солли, и слова старого наречия, используемые в контексте Единой Веры, были мне более-менее понятны.
— Смерть Сына Божьего даст новую жизнь грешному человечеству, — прошептал я. Филисити удивленно взглянула на меня. Теплый свет свечей алтаря играл на ее лице. Я поспешил пояснить, откуда имею столь "глубокие" познания в переводе с древнего языка, — эти слова часто встречались в разных молитвах, которые читал Дайминио. Их значения я запомнил. Не знаю только, что такое annefourian.
Девушка снисходительно улыбнулась.
— Это значит "безгрешный". "Очищенный от греха", если быть точнее. "Очищенная от греха смерть Сына Божьего дает новую жизнь грешному человечеству".
— Да уж, мог бы и сам догадаться, — хмыкнул я, — красивый язык.
— На самом деле он очень простой. Странно, что ты так и не выучил его, живя под крышей кардинала Эллы.
Я пожал плечами.
— В конце концов, я не знатный господин, а простой воин. Меня в Ордене учили другому. Это dassa читали древние трактаты, нас учили махать железками.
Филисити улыбнулась, глядя мне в глаза.
— Так ты считаешь себя мастером по маханию железками? Неплохо ты отзываешься об искусстве фехтования.
Ее мягкий голос эхом отражался от стен с горящими факелами. Я невольно сделал шаг к ней, тут же вспомнив, как только сегодня вечером присягнул на верность Руану Экгарду. Рон ведь влюбился в эту девушку с первого взгляда. Я думал, так бывает только в старых сказках, но, выходит, нет.
— Филисити, я...
Слова снова убежали от меня — проклятые дезертиры! Мне хотелось послать себя в пасть к дексам за это онемение рядом с девушкой, которая мне небезразлична.
"Она нужна Роарану", — твердил внутренний голос.
"Она нужна и мне", — упрямо возражал я сам себе.
Хлопнула дверь...
— Вот, вы где! — резкий голос разнесся по нефу. Я быстро вышел наперерез говорившему, готовый отразить любую атаку, а Филисити испуганно ахнула, развернувшись ко входу в собор. Все это произошло за долю секунды, прежде чем я понял, что в дверях стоит Ольциг, недовольно сложив руки на груди.
— Dassa? — одновременно облегченно и разочарованно воскликнул я.
— Я, конечно, ничего не хочу сказать, Райдер, но ты убежал, прихватив с собой все деньги, которые у нас были. Нам нужно расплатиться за ужин в "Gana", — он с интересом окинул взглядом зал собора и снова повернулся к нам, — на твою порцию, заметь, никто не посягал. Ты, кажется, ничего не съел. А еще до ужаса напугал музыкантов — они бежали после последней песни, только пятки сверкали. Что с тобой произошло, кстати?..
* * *
Разговорчивому монаху быстро удалось вернуть нас в "Gana". Роанар вежливо беседовал со служанкой, приветливо улыбаясь и рассказывая какие-то занимательные истории.
Я невольно вспомнил, что в начале нашего знакомства, когда господин барон еще скрывал свою личность от нас, пытаясь предстать верным подданным дома Экгардов, он с завидной периодичностью декламировал хвалебные речи своим "хозяевам". На моем лице появилась невольная усмешка.
Рон повернулся к нам, и я приготовился к тому, чтобы снова рассказывать, что произошло в трактире. У меня не было никакого желания беседовать с Ольцигом и Роанаром о некоем "зове Тайрьяры", который, как считает Филисити, я услышал.
— Вот и вы, — просиял арбалетчик.
Я кивнул и молча расплатился со служанкой за ужин.
— Благодарю, господа. Дайте знать, когда вас проводить в ваши комнаты, — учтиво кивнула женщина и ретировалась от нашего стола.
Рон многозначительно посмотрел на Филисити.
— Тебе все же удалось его догнать. Удивительно, — хмыкнул барон, окидывая меня взглядом, — он быстро бегает.
Я пожал плечами, стараясь не замечать ноток ревности в голосе друга.
— С больной головой особенно не побегаешь. Простите за этот конфуз. Мигрень разыгралась еще с утра, а музыка, похоже, ее только усилила.
— Вот, почему он был таким неразговорчивым весь день, — довольно заключил dassa.
