вавилон 5 кн 2

— А вы, — Г'Кар переводил вопрошающий взгляд с Лондо на Мэриэл и обратно, — вновь в фаворе здесь, при дворе?

— Смотря что подразумевать под этими словами, — сказала Мэриэл со своей обычной ослепительной улыбкой. — Безусловно, в фаворе... хотя и не у императора.

— Ну разве она не очаровательна? — весело спросил Лондо и рассмеялся, словно в голову ему пришла некая абсурдная мысль, которую он, тем не менее, собирался теперь высказать вслух. — Знаете, нам нужно почаще собираться втроем. Вместе у нас всегда все получается так забавно.

— Да, помнится, прошлый раз ты после этого едва не умер, — напомнил Г'Кар.

— Да, да, я знаю. Но ведь в этом-то и кроется вся прелесть, а? В ощущении того, что может случиться все, что угодно. А знаете, — и Лондо заговорщически понизил голос, — на самом деле я тут подумал о том... вы, наверно, посмеетесь... Я на самом деле подумал о том, как бы это выглядело, если бы ты, Г'Кар, и ты, Мэриэл, забавлялись вдвоем.

— Что! — воскликнула шокированная Мэриэл. — Лондо, да как ты мог подумать?

Лицо Г'Кара выражало не меньший скептицизм.

— О, что поделать, моя дорогая, — обратился Лондо к Мэриэл. — Воображению не прикажешь. Оно иногда рисует такие замечательные картины. Ну вот, к примеру, будто во время того памятного приема в мою честь Г'Кар угостил тебя виноградом. Передать кому-то виноградную гроздь — это старинный нарнский обычай, который составляет часть нарнского придворного этикета. И виноград при этом символизирует собой сексуальность, или что-то в этом роде. Так, Г'Кар? Да? Или нет? Я правильно излагаю? (10)

— Да, я слышал об этой старинной традиции, — с самым невинным видом откликнулся Г'Кар. — Но иногда, Лондо, виноград — это всего лишь виноград.

— Да, и об этом я тоже слышал, — ответил Лондо. — Впрочем, в любом случае, что было, то было, и уже прошло. Мэриэл... Так ты составишь нам компанию?

— О, нет, Ваше Величество, не думаю, что у меня получится, — сказала Мэриэл. — Мне сейчас лучше поскорее добраться до постели. Ведь есть и другие, кто нуждается в моем... внимании.

— До постели, вот как. Г'Кар... — и он жестом пригласил Нарна следовать дальше, — Я надеюсь, тебя не оскорбили мои маленькие фантазии.

Они шли дальше по коридору, в то время как Мэриэл удалялась в противоположном направлении.

— Нет, Лондо, нисколько.

А Лондо, понизив голос, но, впрочем, в не менее дружелюбной манере, сказал:

— Я же знаю, Г'Кар, что вы провели тогда время вдвоем. Пожалуйста, не оскорбляй мой ум предположениями, будто я мог не заметить того, что было настолько очевидно. Я бы не хотел, чтобы мы снова поссорились из-за женщины, которая столь мало значит для меня. Мы же понимаем друг друга, да? Вот и хорошо. Итак... Известно ли тебе, что я, будучи императором, владею лучшей на всей Приме Центавра коллекцией вин?

— Почему-то, — ответил Г'Кар, — я нисколько этому не удивлен.

— — — — — Глава 4 — — — — —

Как совершенно очевидно было Лу Велчу, поездка на Ксонос гарантировала отсутствие вплоть до самого позднего вечера Гарибальди, Г'Кара и Лондо — плюс многочисленных охранников и иных сопровождающих. Именно на это он и рассчитывал, потому что в дневное время Плащ был не настолько эффективен, как вечером. Но уже ранним вечером все было бы отлично, а ночью... что ж, ночью и вообще слов нет. Ночью ни у кого не будет даже и единого шанса заметить его, как бы кто ни старался. Каким-то образом Плащ растягивал и видоизменял тени вокруг, так что они начинали скрывать Велча, и при минимальных усилиях со своей стороны Лу оставался не замечен никем.

<Плащ>, возможно, был не совсем подходящий термин. Но Лу не имел представления, как его правильнее назвать. Может, <паутина>. Или <экран> — это довольно точно передало бы суть дела. Однако слова <Плащ-невидимка> не просто именовали эту вещь, но придавали ей определенный шарм.

<Призрак>. Когда Лу Велч слышал свое прозвище, это всегда ужасно его забавляло. Если бы они знали. Если бы хоть кто-нибудь знал.

Весь день Лу Велч, естественно, провалялся у себя в комнате. В конце концов, раз уж он сказался больным, меньше всего ему было нужно, чтобы кто-нибудь увидел его, лоснящегося здоровьем, шляющимся по дворцу. И потому с утра и до вечера он, закрывшись в комнате, читал, разрешая только приносить себе еду — и когда к нему приходили, ложился в кровать и, укрывшись, издавал разные отвратительные звуки, услышав которые, слуги старались поскорее оставить еду и убраться восвояси.

Но как только Велч заметил, что солнце клонится к горизонту, он сразу решил, что настала пора выдвигаться.

Он бережно вынул драгоценный Плащ из потайного отделения своего чемодана и аккуратно разложил его на кровати. Ему никогда не забыть тот день, когда он наткнулся на этот Плащ, исследуя на Цигнусе 4 останки разбившегося звездолета. Велч работал там на электростанции, и его служебной обязанностью было являть собой гарантию безопасности предприятия. Его нанял эксцентричный владелец, уверенный в том, что орды безумных марсиан — не настоящих жителей Марса, а маленьких зеленых человечков с антеннами на головах — рано или поздно должны попытаться захватить его фабрику. И что удивительно, однажды сенсоры и в самом деле засекли, что в атмосферу планеты проник некий чужой корабль, который спикировал вниз и исчез столь же быстро, как и появился. Велч, вместе с поисковой командой, был отправлен с инспекцией к месту возможной катастрофы, дабы убедиться, что безумные марсиане со своими лучами смерти не высадились там в целях завоевания довольно непривлекательного Цигнуса 4.

Велч действительно обнаружил упавший звездолет. Ничего подобного до этого видеть ему не приходилось. Он слегка напоминал те странные шипастые корабли, которые были показаны в выпуске Межзвездных Новостей несколько лет назад (11), но были и существенные отличия. Похоже, этот корабль начинал создаваться на той же технологической базе, но затем строительство пошло в ином направлении.

Внутри корабля Велч нашел тело пилота. Никого подобного ему он тоже до сих пор никогда не встречал, даже на Вавилоне 5. Пилот был серокожим, и ужасным просто до жути. По-видимому, он погиб при падении корабля, и, надо признаться, прямо-таки осчастливил этим Лу Велча. У него сразу возникло ощущение, что до тех пор, пока это существо дышало, от него лучше было держаться подальше.

Он велел своим людям, на случай какой-нибудь непредвиденной опасности, не приближаться к упавшему звездолету, а сам продолжил исследование корабля. И именно тогда наткнулся на Плащ.

Поначалу он не понял, что же это такое. Но тем не менее ухитрился чуть не до смерти напугать самого себя, когда, заметив великолепное, серебристое полотно, не удержался от искушения взять его в руки, чтобы рассмотреть получше. И тут же испуганно взвизгнул, потому что предплечья и кисти рук у него неожиданно исчезли. Велч отпрянул, уверенный, что навсегда изувечил себя, но тут же заметил, что руки моментально рематериализовались. Он уставился на них с глупым видом, повертел ладонями у себя перед глазами, словно для того, чтобы убедиться, что они действительно никуда не исчезли. А затем еще раз взял полотно в руки, на этот раз несколько более осторожно. Он обернул им свою руку, и рука исчезла, но на этот раз Велч уже не стал так пугаться.

Никогда еще в жизни Велч ничего подобного не видел, и он был не без оснований уверен, что ничего похожего современная наука создать не в состоянии. Ближайшей аналогией можно было бы считать <кожу хамелеона>; впрочем, ее эффект заключался лишь в том, что тот, на кого она была наброшена, в глазах смотрящего полностью сливался с ландшафтом позади себя. Проведя несколько экспериментов, Велч выяснил пределы возможностей своей новой находки. Плащ оставался неактивным, пока пребывал в сложенном виде. Но как только его разворачивали, он моментально начинал действовать — и это оказалось жутко неудобно, потому что однажды Велч, не подумав, бросил Плащ где-то в своей спальне и затем полдня пытался на ощупь отыскать проклятую штуковину.

Кроме него, никто из команды так и не узнал о замечательной находке, а у самого Велча не было ни малейшего желания добровольно признаваться в своем приобретении. Наоборот, он тщательно прятал его, и лишь очень осмотрительно использовал в последующих заданиях. Во многом благодаря этому Велч, как сказал Гарибальди, сумел завоевать себе определенную репутацию, хотя люди и не подозревали, благодаря чему он сумел эту репутацию завоевать.

Итак, нынче вечером, здесь, на Приме Центавра, Лу Велч завернулся в Плащ с головы до пят. Посмотрев на себя, он убедился, что прекрасно видит свое тело. Это была одна из загадок Плаща, которую Велч пока что не смог разгадать... если укутаться в Плащ целиком, можно по-прежнему видеть себя, оставаясь незримым для окружающих. Но стоит только хоть какой-то части твоего тела высунуться наружу, и для тебя самого тут же становится невидимым все остальное — то, что осталось закутанным. Конечно, благодаря этому свойству можно было легко контролировать качество маскировки. Но принцип работы оставался неясен. Возможно, Плащ каким-то образом ухитрялся заставлять свет изгибаться вокруг себя, оставляя внешних наблюдателей в убеждении, что они видят вещи позади укрывшегося в Плаще. Но если бы это и в самом деле было так, то свет не смог бы доходить до глаз того, кто прятался под Плащом, и он, оставаясь невидимым сам, был бы еще и абсолютно слеп. Так что, очевидно, тонкая технология, использованная при создании Плаща, была основана на иных эффектах. На каких именно, даже и предположить было сложно.

Велч не сомневался, что если он передаст Плащ в какую-нибудь лабораторию, работающую на Земное Правительство, или куда-нибудь еще в этом роде, то там, скорее всего, выяснят, на основе каких принципов этот Плащ действует. Но он также был уверен, что в этом случае ему никогда уже больше своего Плаща не видать, и потому не был склонен позволить столь важному приобретению ускользнуть из своих рук.

Итак, Лу Велч вышел из комнаты, посмотрел направо-налево и пошел по коридору. Навстречу приближались два гвардейца. Чтобы убедиться в собственной безопасности и в том, что Плащ нормально функционирует, Велч состроил страшную рожу и сделал неприличный жест гвардейцам. Но они не обратили никакого внимания на его присутствие и не удостоили его даже взглядом.

Замечательно.

Лу направился в сторону главного входа во дворец, и в одном месте по пути услышал звук множества юношеских голосов. Если только он не слишком сильно ошибся в своих выводах, это был отряд Пионеров Центавра, как раз покидавших свои посты во дворце. Лу поздравил себя с тем, что сумел угадать с выбором времени для своей вылазки, которое, очевидно, не могло оказаться более удачным.

И в самом деле, вскоре он заметил впереди отряд из полдюжины Пионеров. Велч не мог не отметить про себя, что их поведение мало походило на естественное поведение тинэйджеров. Не было добродушного поддразнивания, не было юношеской бравады, не было напыщенности или задиристости, столь характерных для подростков любой расы. В их речи не проскальзывало никаких слов, которые можно было бы отнести к молодежному сленгу, их разговор шел в сухом деловом стиле. Их голоса оставались достаточно тихими, очевидно, для того, чтобы их Пионерские дела не стали достоянием чужих ушей. Определенно, Велч ни за что не пожелал бы стать одним из них, даже если бы сам был тинэйджером.

Выйдя из дворца, эти Пионеры направились в ту же сторону, куда и большинство других отрядов, ранее замеченных Велчем. Лу шел за ними следом, шаг-в-шаг. Как и всегда, он старался идти не суетясь, не размахивая руками и не позволяя никаких хотя бы слегка небрежных движений, из-за которых он мог бы высунуться из-под Плаща. Меньше всего ему хотелось сейчас внезапно материализоваться вблизи от этих юношей. Незачем говорить, что это могло бы совершенно некстати привлечь к нему их внимание.

Пионеры направлялись в город, и взгляд Велча привлекла огромная башня, возвышавшаяся в самом его центре. Он слышал, как кто-то говорил о ней, когда они только приземлились на Приму Центавра. Они называли эту башню <Вертикаль Власти>. Предполагалось, что она является не просто архитектурным шедевром, но и являет собой некий символ. По мнению Лу, символ того, какое бельмо для своих глаз могут своими руками создать люди прямо в центре своей столицы, если они очень, очень, очень постараются.

Пионеры продолжали шествие, и Лу следовал за ними. Чем дальше они углублялись в город, тем сильнее он беспокоился. Да, его нельзя увидеть, но это вовсе не означает, что его нельзя почувствовать. Правда, прохожих на улицах было немного, но если он ослабит бдительность, то кто-нибудь из них вполне может врезаться в него. Поскольку никому из встречных, естественно, возможность оказаться на пути у Велча даже и в голову не могла придти, ему приходилось самому прилагать все усилия, чтобы оставаться на шаг в стороне от прохожих. Однажды он даже чуть не погиб, когда упустил из виду, что водители видят его ничуть не лучше, чем пешеходы, и не станут останавливаться, пропуская его при переходе через улицу. Только быстрые рефлексы да немного удачи помогли ему успеть вовремя отскочить в сторону.

Из-за этого приключения, чуть не обернувшегося для него несчастьем, Велч потерял из виду Пионеров. На мгновение он даже подумал, что миссия провалилась, но, завернув за угол, снова заметил отряд и со всей возможной скоростью бросился догонять. Удача сопутствовала ему, потому что в этом переулке прохожих сейчас не было вовсе. В противном случае, он бы, возможно, так и не сумел догнать Пионеров; разве что, подобно невидимому футбольному судье на линии, стал бы сбивать с ног всех, кто оказался у него на пути.

Путешествуя по городу, Велч обратил внимание на то, какими глазами смотрят люди на Пионеров Центавра. Если раньше он считал, что от одного только вида их униформы и выправки любого нормального человека должно в дрожь бросать, то теперь отметил про себя, что грудь каждого центаврианина выпячивалась от гордости, когда мимо проходил отряд этих юношей. Велч не мог поверить своим глазам. Но от истины никуда не денешься... молодежи Примы Центавра так хорошо промыли мозги, что превратили ее мужскую половину в лишенных совести образцовых маленьких солдат, готовых без раздумья исполнить любой приказ. Велч, как человек военный, пусть и не состоящий сейчас на действительной службе, очень уважал субординацию и беспрекословное подчинение приказам командира. Но он также знал, что принося присягу, солдат, по крайней мере в Вооруженных Силах Земного Содружества, не отставит в сторону мораль и не станет бездумно исполнять все, что ни прикажет ему старший по званию, неважно, насколько аморальным будет приказ. Хотя ему еще и не довелось увидеть Пионеров Центавра в действии, но по их глазам, по их манере вести себя, он понял, что для этих деток нет никакой ценности ни в ком и ни в чем, кроме своей организации и ее руководителей.