02
— Я согласен на любую операцию.
— Вы не поняли? — врач понизил голос. — Это не лечится. Если уж на то пошло — это вообще не по нашей части. Только не говорите, что вы не знаете, что такое синдром утраты мотивации. Да, заболевание редкое, но, возможно, оно станет чумой двадцать второго века. Если коротко, считайте это раковой опухолью. Но не ткани, а самого сознания. Как вам это? Ее уже нет.
— Ее уже нет?
— То, что вы видите, это тень, отблеск.
— Что мне делать?
— Делать? — врач отошел к окну, обернулся, сунул руки в карманы, прищурился. — Вы состоятельный человек?
— В достаточной мере.
— И готовы на все, чтобы вернуть дочь к жизни?
— Да. Я готов на все.
— Смотрите.
Врач вытащил из кармана листок, показал, щелкнул зажигалкой, размазал пепел по стеклу стола.
— Спасибо.
— Не спешите благодарить. Может, проклянете еще.
— Сколько я должен?
— Пусть вас это не волнует. И перестаньте устраивать эти игры у постели дочери. Она вас не слышит.
03
— Как дела? Сегодня ты выглядишь лучше. Нет. Я не пытаюсь тебя успокоить. Румянец на щеках. Днем открывают окно в палате? Конечно, это меньше, чем прогулка на свежем воздухе, но лучше, чем ничего. Извини, что я не приходил вчера. Были срочные дела. Не волнуйся. У нас все будет хорошо. Я еще крикну тебе как раньше — привет мой ангел. Расправь крылышки! Если ты меня слышишь — потерпи еще немного. Если нет — постарайся простить... Сам я себя не прощу...
04
Пять минут на проникновение в здание. Затем все электронные устройства квартала будут заблокированы, все информационные каналы отключены. На десять минут. Этого должно хватить. Этого хватит. Все каналы, кроме одного. Да, пришлось влезть в хитрое устройство и кое-что изменить. К тому же всегда все нужно записывать. На всякий случай.
Мак на мгновение закрыл глаза, успокаиваясь. Все-таки пять лет без практики. Затем поправил синюю форменную робу, поднял ящик с инструментами, несколько раз глубоко вдохнул, вышел из переулка. Двинулся в сторону парадного. Рослый охранник, только что отправивший в рот несколько подушечек жевательной резинки, подозрительно окинул его взглядом, потребовал пластиковый жетон, лениво отсканировал.
— Этаж?
— Двенадцатый. Блок тридцать пять. Заказ на ремонтные работы. Неисправность сантехники. Обслуживание системы кондиционирования. Плановое.
Охранник кивнул, достал телефон и принялся набирать номер бокса. Мак посмотрел на часы. До включения заглушки оставалось полторы минуты. Через минуту и двадцать пять секунд ему придется отключить охранника и ворваться внутрь, волоча его на себе. Иначе он туда уже не войдет.
Охранник терпеливо слушал длинные гудки в телефоне. Прошло еще двадцать секунд. Мак снова вздохнул. Привычная легкость возвращалась в тело. Но теперь это не работа. Эта словно кровь, заливающая лицо.
— Тридцать пятый блок? Наружная охрана. Подтвердите заказ на техническое обслуживание помещения. Да. Да. Хорошо.
Сорок секунд до блокировки. Рискуя получить сотрясение мозга, охранник действовал все так же неторопливо.
— Держите, — вернул Маку жетон. — Напоминаю, что нахождение на любом этаже кроме двенадцатого будет считаться несанкционированным проникновением. Понятно?
— Да, — улыбнулся Мак.
Пятнадцать секунд.
— Вы должны закончить все работы до четырех часов вечера, — добавил охранник, освобождая проход.
— Я работаю быстро, — вновь улыбнулся Мак и вошел внутрь.
Две секунды. Одна. Ноль. Блокировка двери щелкнула за спиной. Погасли светильники, включилось и замигало аварийное освещение. Мак вежливо кивнул просиживающему кресло полному полицейскому и сделал шаг к лифту.
— Подождите! — потребовал толстяк, вытаскивая телефон. — Эй, на пульте. Что со связью? Проблемы с энергоснабжением? Внешняя блокировка? Алло, черт возьми!
— Лифт не работает? — спросил Мак. — Я могу воспользоваться лестницей?
— При блокировке передвижение по зданию запрещено! — выкрикнул полицейский, суетливо хватаясь за кобуру. — Вы должны лечь на пол и сомкнуть руки на голове!
— Хорошо, — ответил Мак, наклонился, поставил ящик и из-под руки выстрелил в толстяка. Тот тяжело откинулся в кресле. Мак сделал шаг в его сторону, взглянул на капли транкпласта, стекающие по лбу бедолаги. Жив. Хорошо, что удалось перезарядить бульдог патронами из собственных запасов. Никаких серьезных последствий. Полчаса сна с головной болью после пробуждения и служебное несоответствие на десерт. Попал бы ты, приятель, к Маку в руки лет пять назад, превратился бы из увальня в солдата за полгода.
05
— Господин Ферсон?
Мак кивнул, не дожидаясь приглашения, присел на низкий диван. Первый раз в жизни он вел переговоры, нисколько не заботясь о впечатлении, которое произведет на собеседника. Ему был безразличен одутловатый человек в строгом черном костюме, встречи с которым он добивался неделю. И то, что встреча происходила в похоронной конторе, и чрезмерная секретность мероприятия. Ничего не имело значения, кроме цели. Единственное, что заставляло его нервничать, — время, которое им потребовалось для принятия решения. Неделя прошла с того момента, когда он впервые услышал в трубке этот вкрадчивый голос.
— Чай, кофе?
Мак оглянулся, скользнул глазами по новым гробам, украшенным затейливой резьбой и бронзовыми деталями, не ответил. Мужчина улыбнулся, присел напротив, демонстративно поставил на стол глушилку.
— Я не записываю, — сухо бросил Мак.
— Я знаю, — ответил мужчина. — Но таков порядок. Зовите меня Бобби, Мак.
— Ваш порядок съел еще несколько дней жизни моей дочери, — бесцветным голосом сообщил Мак.
Когда-то подчиненные бледнели, услышав эти спокойные интонации.
— Нет, — не согласился Бобби. — Если говорить строго — вашей дочери уже нет. Или, пока еще нет. И вы прекрасно знаете, что ее не будет... вот так еще пару месяцев. Времени больше чем достаточно. Ее можно вернуть. Но нельзя торопиться. Это важно для решения нашей задачи.
— Ваша задача мне неизвестна, и мне на нее плевать, — негромко сказал Мак. — У меня только одна задача — спасти дочь
— Это я и имею в виду, — кивнул Бобби. — Ваша задача может стать нашей задачей. Только в отличие от вас мы знаем, как ее решить. Проверка была необходима. Но не для того, чтобы выяснить, способны ли вы оплатить нашу услугу. На это у нас ушло не слишком много времени, хотя ваши средства оказались спрятаны надежнее, чем это обычно принято. Главное, способны ли вы спасти свою дочь. С нашей, очень дорогой, но, в сущности, бесценной помощью.
— Вы это выяснили?
— Да, — задумавшись на мгновение, подтвердил Бобби. — Вы решительный, отчаянный человек, который неоднократно принимал решения, требующие мгновенного анализа ситуации. Во всяком случае, это следует из вашего досье. Да, мы нашли к нему доступ.
— Вы хорошо подготовлены.
— Неплохо, — согласился Бобби. — Так же как и вы. Ведь вам уже приходилось убивать?
— Вы же получили доступ к моему досье?
— Не все заносится в досье, господин Ферсон, — заметил Бобби. — Да и наши возможности все еще не безграничны. Но вы скопили приличное состояние за двадцать лет безупречной службы на правительство. Хотя я и сомневаюсь, что секретная работа на правительство по определению может быть безупречной. Но все же деньги у вас есть. Я бы даже сказал, что их больше, чем можно было бы ожидать. Куда больше! Поэтому я почти уверен, что вам приходилось заниматься щекотливыми делами. Немногие государственные служащие могут похвастаться тем, что им платят так, как платили вам.
— Я не хвастался, — отрезал Мак. — К тому же все в прошлом.
— В прошлом? — Бобби задумался. — Нашу фирму прошлое не интересует. Мы занимаемся будущим. Вот и вы пришли сюда, заботясь о будущем собственной дочери. Вернемся к вашему состоянию. В связи с началом нашего сотрудничества оно неминуемо уменьшится примерно в десять раз. Но даже то, что у вас останется, будет все еще приличной суммой. Вас это устраивает?
— Все зависит от результата, — сказал Мак.
— Положительный результат более чем вероятен. Особенно в вашем случае. Несмотря на то, что самую сложную часть работы вы должны будете сделать сами. Мы занимаемся только общей организацией. Проблема в одном, достаточно ли близко вы подошли к черте?
— К какой черте?
— К черте, за которой начинается отчаянье.
— Зачем вам мое отчаянье?
— Отчаянье рождает безрассудство. Иногда это единственный способ добиться желаемого. Особенно, если вы не на боевой позиции. Особенно, когда необходимо убить другого человека.
— Зачем нужно убивать другого человека? — вспыхнул Мак.
— Вашей дочери нужен донор, — улыбнулся Бобби.
06
— Молли. Знаешь, что меня мучает в последнее время больше всего? Не обидел ли я тебя? Может быть, случайно? У меня была непростая работа, Молли, и порой я уходил из дома, не зная, вернусь ли. И всегда главным для меня оставалось, чтобы последние воспоминания обо мне были добрыми. Но я не думал, что уйти попытаешься ты. Я не думал, что больше не услышу твоего голоса. Впрочем, дело не в голосе. Помнишь, как славно мы болтали с тобой, когда у тебя случилась ангина? Я научился набирать сообщения на блокфайле, не глядя на экран. Ты стучала в ответ пальцами, как птицы клювами в зимней кормушке. Ты лежала в университетском центре на обследовании, а я пытался залезть к тебе через окно, когда ты просила принести свой любимый абрикосовый джем. Там оказалась чертовски надежная охрана, и твой отец попался первый и последний раз в своей жизни. Однако джем доставил. А есть его ты не могла и грустно смотрела на банку. А месяц назад ты сказала мне, что видела во сне маму. Ты, слышишь, Молли? Если мама вновь придет к тебе, ты скажи, чтобы она потерпела пока одна. У нас все еще слишком много дел на этой стороне.
07
Объект находился на третьем этаже. Мак добрался до него за полторы минуты, несмотря на то, что охранники стояли на каждой площадке. Человеку требуются доли секунды, чтобы переступить внутренний порог, непросто выстрелить в другого человека, но Мак действовал без задержек. Да, пока еще он никого не убил, но с каждым шагом превращался в зверя. Затравленного, но все еще полного сил. Он должен был стать зверем, чтобы сделать последний, самый тяжкий шаг. И он становился им.
Пока охранники на этих трех этажах переступали каждый свой порог, Мак отключал их одного за другим. На третьем этаже он остановился, тяжело дыша. Все-таки пять лет без постоянных тренировок давали о себе знать. Вдоль узкого коридора тянулся ряд дверей. Над ними замерли кнопки телекамер. Слепые на эти десять минут. Точнее уже на восемь с половиной. Макс взглянул на часы и быстрым шагом пошел вперед.
08
— Донор? — переспросил Мак. — Я вас правильно понял? У нее синдром утраты мотивации. Терминальная стадия. Она перестала реагировать на раздражители. Организм жив, мозг жив, но ее самой как будто нет! О каком донорстве вы говорите? Я уже наслушался всяких сравнений, начиная от воздаяния за грехи и кончая ментальной онкологией. Ее надо вылечить. Но у нее нет пораженных органов!
— Да, синдром утраты мотивации, — усмехнулся Бобби. — Неизлечимое бедствие и загадка одновременно. Чем он отличается от депрессии? От психоза? Что за термин, синдром? Не правильнее ли сказать проще? Угасание. Медленное угасание разума. Плавное уменьшение громкости. Заболевание конца двадцать первого века, которое передается неведомым образом. Может быть, даже мысленно. Заболевание, которое может случиться с каждым. Человек вдруг чувствует усталость, которая быстро обращается легкостью и какой-то почти незаметной для окружающих заторможенностью. Затем он начинает по-другому воспринимать происходящее. Теряет интерес к жизни. Окружающие картины кажутся ему уже миллион раз повторяющимся калейдоскопом. Ему становится скучно и еще легче. Он перестает двигаться, он перестает смотреть, он перестает есть. Несколько дней и человека почти нет. Считается, что остановить этот процесс невозможно. Все органы несчастного замедляют работу, и он вроде бы засыпает, но на самом деле постепенно впадает в кому. Вы можете накачивать его пищей через катетер, но эта пища будет лежать комом в желудке, потому что желудок тоже отказывается работать. Начинают терять чувствительность конечности. Можно отрезать человеку палец, и он не ощутит боли. Он начинает плохо слышать. Говорит редко и тихо. Обычно это бессвязные слова, однозначные зачастую бессистемные ответы "да" или "нет". Он словно отдаляется от нас, уходит по только ему видимой тропинке. Его сердце бьется все реже. Еще немного, и он вообще перестает реагировать на внешние раздражители. Наконец он умирает. Медленно и легко. Иногда тело начинает умирать раньше своего обладателя — разума, и тогда можно наблюдать начало разложения конечностей и одновременно не стирающуюся легкую улыбку на лице фактически уже мертвого человека. Я вижу, что вы с трудом сдерживаете ярость? Успокойтесь, я на вашей стороне. Ваша дочь слышит вас? Она разговаривает с вами?
— Нет! — заорал Мак. — Она не разговаривает, но, может быть, слышит. Хотя бы потому, что ее слышу я. Она жива, я чувствую это!
— Не волнуйтесь, — успокоил его Бобби. — Процесс обратим. Пока обратим.
— Что я должен сделать? — процедил сквозь стиснутые зубы Мак. — О каком доноре вы говорите?
— Знаете ли вы что такое душа? — спросил Бобби.
— Не больше чем об этом знает обычный человек, — ответил Мак.
— Обычный человек не знает об этом ничего, — покачал головой Бобби. — Или почти ничего. Более того, достаточно полно об этой сущности ничего и никому неизвестно. К счастью, можно пользоваться и тем, чего не знаешь. И все же я попытаюсь объяснить. Нематериальная суть человека — это очень сложная ипостась. Она неоднородна. Собственно душа, дух — то, что составляет личность, привычки, духовный опыт человека это только часть психической сущности. Есть и иные составляющие. Одна из них — именно та, которая и несет на себе груз соединения физического и психического начала. Давайте назовем ее монадой человека, хотя это наименование условно. Предположим, что существует некий неизвестный науке вирус, который пожирает монаду вашей дочери. Ее связь с реальной жизнью начинает ослабевать, она угасает, уходит, отделяется от тела. Ваша дочь словно обнаженная на пронизывающем ледяном ветру, хотя, конечно, никакого холода она не чувствует. Как нам кажется, составляющие синдрома утраты мотивации должны описываться примерно вот так. Но официальная медицина способна иметь дело только с материальными объектами. Иначе говоря, она предпочитает хоронить больных вместо того, чтобы отринуть ложные или неполные представления о мироустройстве.
— О каком вирусе вы говорите? — не понял Мак. — Физически Молли абсолютно здорова! У нее ничего никогда не было кроме ангины! У нее лучшая медицинская страховка! Какой вирус?
— Вирус, как термин, тоже условность, — задумчиво сказал Бобби. — Не нравится, подберите другое слово. Ежегодно фиксируются сотни новых заболеваний. Многие из них способны стать эпидемиями. Мы отравляем себя сами. Привычные штаммы болезнетворных микроорганизмов мутируют. Сотни лабораторий день и ночь вырабатывают новые вакцины, чтобы защитить изнеженное человечество. Но мы забываем об информационной насыщенности пространства, о чудовищной искаженности магнитного поля Земли, об иных полях, которые генерирует человечество, и о которых мы можем только догадываться. Вполне возможно, что человечество создало "вирус", имеющий энергетическую природу. Вот он и пожирает монаду вашей дочери. Ну не верить же в самом деле в религиозные проклятия и порчу? Впрочем, я и эти теории тоже не сбрасывал бы со счета.
