— Давай, давай, Ванюшка! — подбадривал я его. Я боялся, что двери вдруг откроются, и все окажется зря. Через полминуты, показавшейся мне вечностью, я почувствовал, что путы на руках ослабли, и рванул их. Ура! Я смог выдернуть руки, однако подняться не сумел. Осторожный дед, оказывается, привязал меня к топчану. 'Похоже, не зря он сумел выжить так долго', — мелькнуло у меня в голове.
Иван тем временем перешел к следующей веревке и через несколько секунд я смог присесть. Это оказалось не так легко. Видимо в отключке я пролежал очень долго — тело затекло, и когда начал подниматься, мышцы спины свело. Я даже закричал от пронзившей тело боли и грохнулся обратно на топчан. В этот момент за дверью загремела щеколда.
— Быстрей, — умоляюще зашептал я и задергался, пытаясь освободиться. Однако, 'леший' уже появился в дверях. Реакция у него была звериная — шагнув в избушку он сразу сообразил, что происходит. Бросил что-то, что было у него в руках, заорал, перехватил дубину и кинулся ко мне. Я дернулся изо всех сил, но ноги были еще не освобождены, и я смог только упасть с лежанки. При этом так неудобно, что ноги остались на топчане.
Страшная деревяшка падала мне на грудь. Проломит — мелькнула обреченная мысль. Я дико заорал и попробовал увернуться. И вдруг я почувствовал, что ноги свободны — Ваня успел. Реакция в этот раз у меня оказалась не хуже, чем у твари — в миллисекунды я успел крутнуться и уйти из-под удара. Дубина со страшным грохотом обрушилась на лежанку. Пока людоед опять замахивался, я попытался подняться, но не успел, 'леший' пнул меня под ребра своим громадным сапогом. Удар был так силен, что меня даже откинуло в угол. Я задохнулся.
Старик победно зарычал, опять вскинул палицу и двинулся ко мне. Теперь он не торопился — понял, что я не успею оклематься. Я действительно, был как в тумане — боль опоясывала меня. Мои глаза никак не могли поймать фокус. Вдруг я уловил, что какое-то темное пятно кинулось из-под лежанки в ноги людоеду. Победное рычание резко сменилось на злобный вой и маты. 'Леший' завалился во весь свой громадный рост. Дубина вылетела из рук, прокатилась по полу и остановилась возле меня.
Надо вставать, билось у меня в голове, надо вставать...
Держась одной рукой за горевший огнем бок, я поднялся и подобрал дубину. Страшила поднял голову, увидел меня и попробовал подняться, однако ему это не удалось. Зрение наконец вернулось ко мне, и я увидел, что возле ног верзилы блестит черная лужа. Не сразу сообразил, что это кровь. Я, шатаясь, поднял дубину и попытался попасть по лохматой голове. Нормального удара не получилось, 'леший' дергался, пытаясь отползти от меня, и я лишь вскользь задел его по голове. Тяжелая дубина перевесила, и я полетел вслед за ней. Старик хоть и истекал кровью, но сдаваться не собирался — он поймал меня своими железными лапами и, перебираясь по телу, потянулся к горлу. Я опять оказался под ним. Страшное заросшее лицо, оказавшееся совсем рядом с моим, было залито кровью — палица снесла ему большой кусок кожи вместе с волосами. Кожа болталась, закрывая ему глаз. Старик рычал и постоянно дергал головой, стараясь откинуть окровавленный лафтак.
Я тоже зарычал и начал обрабатывать его рожу кулаками. Я вкладывал в удары всю силу, но, похоже, он ничего не чувствовал. Даже не пробовал увернуться. Его рука сомкнулась на моем горле и начала сжимать словно клещи.
Мои удары начали слабеть, я задыхался. 'Вот теперь уже точно все, — понял я. — Так и не увижу Ольгу'. Я сдался, и перестал дергаться, все было бесполезно. Но, вдруг, я почувствовал, что в моей ладони что-то появилось. Затуманенный мозг еще не сообразил, что это, а тело уже сработало. Я собрал последние силы, схватил левой рукой висевшие надо мной космы, а правой воткнул нож в глаз врага. Тот забился, но я держал волосы мертвой хваткой и давил на рукоять, загоняя железо все глубже и глубже.
Потом оттолкнул бившееся в агонии тело и отполз в сторону. После этого меня вывернуло, похоже, людоед отбил мне внутренности. Лишь отдышавшись после приступа рвоты, я попробовал подняться. С третьей попытки это удалось. Я оглядел себя и меня опять чуть не вырвало — грудь, руки и лицо были в грязи, крови и блевотине. Сил не было даже пошутить по этому поводу. Мысль, что срочно надо закрыть дверь гнала меня вперед. Я дернул дверь, задвинул громадный засов и лишь тогда позволил себе расслабиться. Добрел до стола и опустился на табурет. Теперь надо прийти в себя, но было еще одно дело. Я оглядел комнату и тихо позвал:
— Ваня, вылезай. Ты где?
Тишина.
— Иван, — я забеспокоился и позвал громче. — Ты куда делся?
Я упал на колени и заглянул под топчан, больше тут спрятаться было негде. Но его не было и там.
— Ванька! — закричал я. — Выходи, не пугай меня.
Вдруг мне показалось, что из-за приткнувшейся в углу печки-буржуйки исходит едва заметное бледное сияние. Я поднялся и похромал туда — последняя схватка опять разбередила рану.
— Вот ты где, — облегченно выдохнул я. Если честно, то я теперь боялся его — ведь он явно не ребенок, а если и ребенок, то внутри его живет кто-то другой. Холодный, без капли эмоций взгляд во время резни — это было, пожалуй, самое страшное. Но я все равно был ему благодарен.
Ванька забился в самый угол между печкой и стеной. Словно самую большую драгоценность, он прижимал к себе бледно светившееся яйцо. 'Когда успел стащить его? Оно же вроде на столе лежало. Похоже, пока мы боролись. После того как подсунул мне нож'.
— Вылазь, Ванюша, — я протянул руки и аккуратно вытащил ребенка из щели. Поднял его и заглянул в глаза.
— Ну, Ваня, проси, что хочешь. Спас ты меня. И не только от смерти.
Тот, как всегда, молчал. И во взгляде равнодушных глаз не появилось ни капли эмоций. Я покачал головой.
— Ваня, Ваня, да кто же ты такой? Похоже, не зря Ольга за тебя готова жизнь положить.
Я унес младенца на топчан, аккуратно разжал ручки и забрал яйцо. Оно сразу стало тускнеть и через несколько секунд погасло. Осмотрел избушку — пеленки нигде не видно.
— Этот гад, что — оставил твою пеленку на речке?
Ответа я не ждал. На лавке у стены лежала моя куртка, которую я превратил в переноску. Я принес её и накрыл успокоившегося ребенка. Тот закрыл глаза, как будто уснул. Вот пойми — кто он такой? То убийца какой-то — перерезал людоеду сухожилия — то опять младенец. Конечно, теперь меня уже ничто не смогло бы убедить, что он не понимает, что делает. Слишком рационально он действовал в предыдущей схватке. У меня до сих пор в глазах его прыжки с пола на стол и обратно.
— Ладно, спи, герой, — прошептал я. Надо заняться телом, после того как горячка спала, находиться в одной комнате с трупом, было не очень комфортно. Но сначала надо найти оружие. Где-то тут должен был быть мой Стечкин, если, людоед не выкинул его.
Пистолет нашелся сразу — кобура с ним и оба магазина лежали на краю стола, за закопченным котелком с варевом. Меня чуть опять не вырвало, когда я представил, что там может быть. Там же, рядом с кобурой лежал мой ремень, свернутый в рулон. Видимо, решил приберечь для себя, подумал я. Я вернул ремень и кобуру себе на пояс и, вздохнув, направился к телу.
Я не знал, как тут обстоит дело с тварями, поэтому решил сначала все подготовить здесь, чтобы быстро выкинуть мертвеца. Первым делом я вытащил из глазницы нож. Обтер его и положил на табурет. 'Надо же, я хотел выкинуть его, а он вон как помог'. Хотя главный спаситель, конечно, Иван. Не будь его, мне даже меч-кладенец не помог бы.
На всякий случай похлопал по карманам мертвого людоеда. Вроде пусто. Потом подхватил тело под мышки и потащил к выходу. Он действительно был здоров, а не просто казался, килограммов сто пятьдесят. Кряхтя и ругаясь, я дотащил тело до порога, потом усадил и привалил к дверям. Отодвинул засов, взял Стечкин обеими руками и толкнул дверь ногой. Верхняя половина тела вывалилась наружу. Вскинул пистолет в темноту и подождал. Тишина. Сунул Стечкин в задний карман, подхватил ноги и заломил их, выталкивая мертвяка в ночь. Как только освободилось место, чтобы я смог закрыть дверь, я бросил все и захлопнул её. 'К черту! Утром разберусь'. Слишком крепко сидел во мне страх темноты — так и казалось, что сейчас там раздастся вой и выпрыгнут твари. Задвинул засов. Все! Добрел до лежанки, отодвинул спящего Ваньку и улегся. Я думал, что вряд ли усну сегодня — слишком много сегодня навалилось на меня. Но, выпотрошенный событиями дня, я к своему удивлению, сразу поплыл и через секунду провалился в сон.
* * *
Ольга мчалась напрямик через лес к реке, надо срочно догонять Игоря. Она уже в который раз выругала себя за то, что пошла помогать Илье. И ему не помогла, и сама чуть не пропала. Гном понял бы, почему она не вернулась, думала она, он знает, что детей обязательно надо доставить на место.
При мысли о младенцах Ольга испытала боль, они должны были уже давно быть на пути к месту, а она еще даже не нашла их. Игорь тоже там, мысли перескочили на него, и Ольга почувствовала, что опять хочет. Эта мысль уже не пугала, как в первый раз, когда она поняла, что просто не может сопротивляться желанию, уловив рядом запах Игоря. Это было похоже на тот же страшный голод, что снедал её совсем недавно. Она не могла сопротивляться этому, ничто вокруг не могло остановить её. Так было на вышке среди трупов тварей, так было и в следующие разы. Конечно, она поняла, что это связано с её 'перерождением', никогда раньше подобного у нее не было. Однако в этот раз её болезнь хоть и пугала, но она совсем не хотела, чтобы она прошла. Секс был такой яркий и мощный, что даже сейчас при воспоминании о нем, у нее заныло внизу живота.
Справа сзади появился и начал заполнять все вокруг хлопающий гул вертолета. Ольга давно ждала его, с того самого момента, как за спиной затихли выстрелы схватки Самообороны с восточниками, она все ожидала, что вот-вот появятся москвичи. Поэтому избегала открытых мест, а там, где обойти быстро было нельзя, она проскакивала поляны с ходу.
Вертушка прошла в стороне. Через несколько минут гул опять появился, но над ней вертолет так и не пролетел. 'Ну и хорошо, — решила она. Связываться опять с упертыми москвичами она не хотела. Как, в общем, и со всеми остальными. Зов гнал её — сначала к детям, потом туда, где их ждали. Её путь лежал на север, к реке. Она надеялась, что у Игоря хватит ума не уходить от нее далеко, а когда она окажется рядом с детьми, то легко найдет их. Здесь, перед атакой караванов, она просто всей кожей чувствовала их присутствие, и знала где их искать.
Несколько раз она останавливалась в удобных местах, за полянами, или редколесьем. Надо было убедиться, что Волк не преследует её. Он казался ей гораздо опаснее всех остальных. Даже диких тварей. Хотя и была надежда, что он сгинул в схватке с обозленными восточниками, но, как известно — бережёного бог бережет.
Через час, Ольга поняла, что подходит к реке — среди деревьев становилось все больше кустов и тополей — а вскоре в просветах стал появляться Ирмень. Вдоль берега, как всегда, шла не заросшая тропа. Почему это так, она объяснить не могла. Понятно, раньше были рыбаки, охотники, ягодники, да и просто отдыхающие. Кто же сейчас не дает кустам забить тропу, было непонятно. Наверное, все-таки какие-то звери сохранились. Жизнь всегда приспосабливается, вот и зверье приспособилось противостоять тварям. Да и сами твари, наверное, ходят здесь. Не всегда же они крутятся только возле поселений.
Она немного постояла на самом берегу. Сориентировалась, поправила подсумок, перевесила Калашников на грудь и, сложив на него руки, решительно зашагала вниз по реке. Игорь должен был идти именно так, а расстались они с ним гораздо ниже по течению. Так что, если все нормально, скоро она должна была выйти на его след.
Так и случилось. Не прошло и полчаса, как на сыром берегу, пересекавшего тропу мелкого ручья, Ольга увидела след солдатских ботинок. Это Игорь, она сразу узнала знакомый протектор. Но тут же рядом, был четкий след чужого ботинка. Тоже армейский — поняла Зумба, — кто же это? Выбор теперь был большой: Восточники, москвичи или Самооборона. Это было плохо, возможно тревога, которую она почувствовала, еще возле скалы, была связана с этим. 'В любом случае, пока не догоню, ничего не узнаю'.
Та связь между ней и детьми, которая появилась после подключения к той штуке в лаборатории, не давала ей ясных образов. Все было скорее на уровне эмоций. Чувства были сильнее, когда детям было плохо, когда же ничего не происходило, связь затухала. Ольга чувствовала лишь, что они есть. И только чувство, что их надо доставить на место, всегда было четким и давило на психику.
Сейчас эта команда гнала её, приглушая даже чувство голода. Доберусь до них, что-нибудь поем, — успокаивала она себя. Её ранец остался у Самообороны, а сейчас его возможно уже потрошат Восточники. К её радости, голод перестал мучить так изматывающе, как всего лишь несколько дней назад. А ведь она уже и капсулы перестала пить. Похоже, ребенок был прав, когда сказал, что уже все — теперь ей они больше не нужны. 'Наверное, я превратилась в ту, кем должна была быть — но при этом ничего из набора супермена я не приобрела. Ну стала сильнее и выносливее, так это и тренировками можно было достичь'. Так, размышляя о всякой всячине, она прошагала до того места, где они с Гномом впервые вышли на след Игоря. 'Это было так давно, сейчас он, наверное, отмахал уже много километров'.
Её очень беспокоило, как Игорь и дети провели ночь. Хоть Игорек и давно воюет, но это было на посту в укрытие, а в лес они никогда вылазки не делали. Однако, то, что она чувствовала, говорило о том, что и с детьми, и с Кислициным все в порядке.
Она остановилась. Её внимание привлекла развевающаяся на ветру белая лента. Ольга подошла ближе и сняла с куста кусок ткани, совсем недавно появившийся здесь. Она ни капли, не сомневалась, что эта лента оторвана от пеленки одного из детей. Никто, кроме Игоря здесь появиться не мог. Но вот зачем он установил этот знак? Ей лента ни о чем не говорила. Рядом не было не прохода в лес, ни тем более переправы.
Может он сделал метку для себя? Надо было отойти в лес, а потом, чтобы не заблудиться. Ольга на всякий случай, решила осмотреть место и сразу наткнулась на костер. Кто-то сегодня готовил здесь еду, но, похоже, съесть её ему помешали — среди углей она заметила нетронутые почерневшие волокна мяса. Похоже, тушенка. Ольга упала на колени и принюхалась. Точно — едва слышный запах тушенки еще угадывался над пеплом.
Она еще раз обошла все вокруг. Непонятно. Если бы Игорю пришлось убегать, вряд ли бы он забрал котелок, а еду при этом вывалил. Не верится, что время на то, чтобы упаковать котелок в рюкзак было, а на поесть не было. А может все не так? Это готовил не Игорь, он спугнул того, кто тут был, а потом оставил знак нам, чтобы мы были настороже — в лесу есть еще люди.
'Что-то я совсем замудрила, — прервала Ольга свои размышления. — К черту, я не Шерлок Холмс, чтобы по угольку и травинке восстановить всю картину. Надо шагать дальше, а то день уже за половину перевалил'.
