Милашка

Этого и требовалось курумцам. Они двинули бронеходы. Те шли, прикрываясь щитами. Не будь у нас минных полей, они б пронизали оборону, как нож сквозь масло. Но поля и ружья были, расчеты уцелели. По рельсотронам они не стреляли — ждали приближения противника. Мы нарастили минные поля, и это помогло. Враг вступил на них, загремели взрывы. Мины рвали колеса — щиты падали, открывая бронеходы. Вступили в дело ружья. Их были сотни. Над линией обороны стояла канонада. Бронеходы приседали и валились. На миг курумцы смешались, и казалось, что они отступят. Но частями руководили решительные командиры, они скомандовали атаку.

Бронеходы рванулись вперед. Они мчались, не обращая внимания на мины. Это было моей ошибкой. Минное оружие специфическое: оно не столько убивает, сколько останавливает врага. Его боятся. Мне приходилось читать, что, наступая через минное поле, часть теряет менее 10 процентов бойцов. Это прекрасно знал маршал Жуков, потому посылал войска на поля. При таких атаках потери были намного меньше, чем при вялом наступлении. Мы заигрались в секретность, и это вылезло боком. Курумцы просто не понимали, почему на поле гремят взрывы. Бронеходы падали, бежавшие следом перескакивали через поверженных товарищей и неслись к линии обороны, чтобы через минуту погибнуть самим.

Это было жутко. Поля боя затянули пыль и дым. Гремели взрывы. Огонь ружей оглушал. Но враг рвался вперед. Самоубийственный порыв принес результат. До линии обороны добежали немногие бронеходы, но их хватило, чтобы смять и отбросить защитников. Уцелевшие отступили.

Их было немного — люди бились до конца. Расчеты стреляли в упор, получая молнии в ответ.

Я следил за боем по беспилотнику: мой тучим стоял в резерве. Я уговорил Хойю отправить нас на фронт. Она не верила в прорыв, но уступила, велев, не рисковать. Командующая обороной отправила нас тыл, запретив действовать без приказа. В напряженный момент боя я стал вызывать ее по рации. Командующая не ответила. Позже я узнал, что она и весь ее штаб погибли. Я приказал атаковать.

Сотня грузовиков вылетели к линии обороны. Развернувшись, они выстроились в цепь. Этот маневр мы отрабатывали на учениях. Звонко заколотили ружья. Курумцы попытались нас сбить, но их было мало. Мины и ружья собрали обильные жертвы. Бронеходы остановились и побежали назад. Рубеж остался за нами.

Мы подъехали к линии обороны, и я приказал собрать уцелевших. Спустя полчаса передо мной стояли все, кто выжил. Сто с небольшим человек из нескольких тысяч. Я достал клач, связался с Хойей и доложил обстановку.

— На левом фланге то же, — сказала она, помолчав. — Но там тебя не было, противник захватил линию. Отводи людей к станции и грузи в эшелоны. Приказ на дальнейшие действия последует.

Я запустил беспилотники, и они помогли оценить последствия боя. Поле перед линией обороны покрывали уничтоженные бронеходы. По ним можно было пройти, не ступая на землю. Оператор включил подсчет, на экране с бешенной скоростью плясали цифры. Тысяча, другая... Дойдя до третьей, счетчик остановился. 2748 уничтоженных бронеходов. Если и у соседей так, то это пиррова победа.

Видно, до курумцев дошло. Беспилотник показал, что они не собираются наступать. На их стороне шла суета. Бронеходчицы вылезали из машин и садились на землю. Бегали командиры. Они что-то говорили бронеходчицам, но те не реагировали. Санитары тащили раненых к грузовикам. Время у нас было, и я приказал собрать и похоронить погибших.

Их свозили на грузовиках. Нашлись экскаватор и бульдозер — работали на строительстве укреплений. Питались они от кабелей, но ток в линиях был. У холма вырыли ров, куда и сложили тела. В один ряд клали командиров и рядовых. Разбирать было некогда. "Здесь раньше вставала земля на дыбы, а нынче могильные плиты. Здесь нет ни одной персональной судьбы, все судьбы в единую слиты..."

Бульдозер засыпал траншею, сформировав гряду. Я велел построить личный состав — свой и с линии обороны и встал перед людьми. Сотни глаз смотрели на меня. Я снял кепи. В горле запершило.

— Здесь лежат герои. Каждый из них не щадил жизни в бою. Мы это запомним. После войны поставим мемориал, чтобы все помнили, какой ценой завоевана свобода.

Я умолк. Слова, которые я говорил, были холодными и не пробуждали чувств. Другие на память не приходили. По глазам людей я видел, что они ждут чего-то проникновенного. Что сказать? Внезапно мелькнуло воспоминание. Я заглянул форум по русско-японской войне 1904 года. Меня она мало интересовала, но глаз зацепился за факт, верней, песню. Стихи, посвященные гибели "Варяга", написал австрийский поэт. Слова перевели на русский язык, сочинили музыку. Песня стала популярной в России. Да так, что ее не забыли и в СССР. В 1955 году в Севастопольской бухте взорвался и перевернулся линкор "Новороссийск". В бронированной утробе корабля обреченные на смерть моряки пели "Варяга". Это слышали прибывшие к месту катастрофы спасатели, которые не могли им помочь. Они плакали. В 1989 году вследствие пожара погибла подводная лодка "Комсомолец". Оказавшись в ледяной воде, уцелевшие моряки запели "Варяг". Мы не моряки. Но чем героизм погибших защитников линии обороны уступает их мужеству? Слова сами стали складываться в голове, и я запел, дирижируя себе кулаком:

Вставайте, товарищи, каждый герой.

Последний парад наступает!

Врагу не сдается наш орх боевой,

Пощады никто не желает!

На линии нашей мы битву ведем

И мы не страшимся здесь смерти.

За Родину мы, если нужно, умрем.

Вы нам в этом, люди, поверьте...

Потому, как засверкали глаза и сжались кулаки офицеров и солдат, я понял, что поступил правильно.

Наш враг наступает, их орды темны.

Грозят своей злобой излиться.

Но мы не боимся, мы духом сильны

И их не пропустим к столице.

Пускай мы погибнем — они не пройдут.

Навечно здесь лягут костями.

Запомните все, как стояли мы тут,

И Родина была за нами...

Я смолк и надел кепи. Вскинул руку к козырьку.

— Огонь!

Грянул залп ружей.

— По машинам!..

На станции меня позвали к правительственной связи. Здесь она есть. У меня был клач с шифрованной передачей, но ей не слишком доверяли — проводная надежней. Я взял трубку. Звонила Хойя. Я приветствовал ее, но доложить не успел.

— Все знаю, — сказала она. — Дочь прислала видеозапись.

Я поручил Клейе это сделать. В столице должны знать о результатах сражения. Клейя отправила запись с линии обороны.

— Благодарю тебя! — сказал Хойя. — За то, что отбил атаку, спас уцелевших и похоронил погибших. Мы видели, как ты пел у могилы.

А вот это я снимать не поручал...

— Лейя плакала. Через час эти кадры покажут по телевизору. Поле с подбитыми бронеходами, результат их подсчета. Потом похороны. Других кадров нет, с левого фланга донесений не поступало. Полагаю, послать было некому. Потом выступит Лейя.

Понятно. "Братья и сестры!.. К вам обращаюсь я, друзья мои!" Пришло, значит, время.

— Слушай меня, Влад! У столицы возводят рубеж, к нему отводят войска. Это наша последняя надежда. Нужно время. Врага следует задержать любой ценой, и Лейя поручает это тебе.

— У меня всего лишь тучим!

— Дадим еще три. Их командиры получат приказ перейти в твое подчинение. Встретитесь на станции Ахой. Они отправляются туда.

— Они подчинятся грону?

— Ты арх. Твой заместитель стал гроном. Повышены в званиях и другие офицеры — Лейя подписала указ. Сделай, Влад! Пять дней, нам нужно всего пять дней...

Я вышел из здания станции. На перроне ждала Клейя.

— Погрузились? — спросил я.

— Да, домин грон!

— Арх, — сказал я. — С сегодняшнего дня. Ты — грон. Повышены в званиях и другие офицеры. Председатель Высшего Совета подписала указ.

— Поздравляю, домин! — заулыбалась она.

— Благодарю, — сказал я. — Но это аванс. Его нужно отработать. Следует задержать курумцев на пять дней.

Лицо ее вытянулось.

— Карты у нас есть? — спросил я.

— Да, домин.

— Тогда будем работать. Поспать, думаю, не придется...

* * *

Хойя не обманула. На перроне Ахоя нас встречали три офицерши. В одной из них я узнал арха, с которой столкнулся при отъезде из столицы. Как ее? Лойя Слиж? Другие дамы имели нашивки гронов и были мне не знакомы. Я спрыгнул на перрон.

— Приветствую вас, дому! Я арх Влад Хома. По приказу Военного Совета вы переходите в мое подчинение.

— Мы получили приказ, — сообщила Лойя.

— Возражения есть? — спросил я.

— Нет, — покачала она головой. — И не могло быть.

Я ожидал другого, готовясь к этому разговору, потому удивился.

— Правда?

— Мы знаем о вас, арх, — сказала Лойя. — Как ворвали наступление врага, уничтожили сотни бронеходов, взяли в плен орх, не потеряв при этом ни человека. Вчера вы отбили прорвавшихся курумцев и опять-таки без потерь. Мы хотим так воевать.

Стоявшие рядом гроны закивали.

— Научите?

— Затем и приехал, — сказал я. — Прошу в вагон.

В купе я расстелил на столике карту.

— У нас приказ задержать противника на пять дней.

— На сколько?! — лицо Лойи вытянулось. — У нас три тучима!

— Четыре, — поправил я. — Не забывайте про мой.

— Но их тысячи!

— Воюют не числом, а умением. Мы задержим их.

Офицерши уставились на меня.

— Я б не поверила, — произнесла Лойя и вздохнула, — но вы, домин, стоите передо мной. В эшелоне ваши люди. В резерве левого фланга обороны находился тучим бронеходов, которым командовала подруга. Когда враг прорвался, она связалась со мной. Сообщила, что ведет тучим в бой. Попрощалась. Она понимала, что погибнет, так и произошло. Мы высылали разведку: там никто не уцелел, а вы живы. Слушаю вас, домин!

— Смотрите! — я склонился над картой. — Курмцы пойдут этими путями. Тут, тут и тут.

— Почему не здесь? — Лойя указала пальцем. — Дорога короче. Зачем разделяться?

— Логистика, дому. У них тысячи бронеходов. Снабжать их сложно. Людей нужно кормить, бронеходам менять батареи. Зарядить их негде, поскольку линии обесточены. С каждым мергом плечо доставки растет. Наступление станет терять темп, а они спешат. Выход — идти вдоль железных дорог. Они их восстановили и будут использовать. На станциях снаряжение перегрузят в грузовики и доставят в войска.

— Почему не везти войска в эшелонах?

— Они пробовали, — я усмехнулся. — Потеряли три орха. Если б они ехали в эшелонах, я остановил бы их сам. Но они сделали выводы и не повторят ошибок.

— Понятно! — сказала Лойя. Офицерши кивнули.

— Где находятся ваши тучимы?

Они показали.

— Закрываете ближние дороги. Здесь, здесь и здесь. Мины и ружья имеются?

— Да, домин, — сказала Нойя. — Перебросили из столицы. По орху стрелков и минеров. Мин три грузовика.

— Закажите еще. Мин много не бывает. Железная дорога недалеко, пусть подвезут.

Они закивали.

— Теперь о тактике. Никаких линий обороны и битв до последнего бронехода. Нас раздавят. Работаем из засад. Орх ставим в заслон. Маскируем позиции стрелков, на подходах — мины. Бронеходы прикрывают засаду. Враг подошел — открываем огонь. Он идет в атаку и нарывается на мины. Что будет дальше, объяснить?

— Они отступят и развернутся в боевые порядки, — сказала Лойя.

— Правильно! После чего пойдут в наступление. А нас уже нет — сели в машины и укатили. Враг собирает колонну и идет дальше. Но через пять-десять мергов натыкается на другой заслон.

— Интересно! — улыбнулась Нойя.

— Разумеется, враг попытается нам мешать. Обходить засады, искать другие пути. Пускай! Это время, а оно играет за нас. Вот здесь, — я раздал папки, — изложение методов засад. Придерживайтесь их! Никаких атак и попыток добить! Ударили — и отошли. Я хочу, чтоб вы уцелели. Пусть гибнут курумцы.

— Откуда это? — Нойя указала на папку.

— Из страны, где я жил. Там это задержало врага.

— Ясно, домин! — Нойя прижала папку к груди. — Что будете делать вы?

— Пойдем в тыл врага и устроим хаос на железнодорожных путях. У меня лучшие минеры. Мы станем рвать рельсы и опоры линий электропередач. Их, к слову, восстановить труднее, чем пути. Будем нападать на колонны грузовиков — вряд ли они движутся под охраной. Станем жечь машины и грузы. Без снабжения продвижение курумцев замедлится.

— Это опасно, — сказала Лойя. — Вас смогут перехватить.

— Война — всегда риск, но мы будем осторожны. Например, не использовать рации. В этом случае враг не сможет нас обнаружить. Рекомендую делать это и вам.

— Ясно, домин! — сказала Лойя.

Гроны кивнули.

— Разрешите отбыть в часть?

— Удачи вам, арх! И вам, гроны!

Они отдали честь и ушли. Я позвал Клейю...

* * *

Мы шли на юг. Катили грузовики, висел в воздухе дрон. Проносились мимо деревни и поселки. Они выглядели покинутыми: не бегали по улицам дети, не ходили взрослые. Жители уехали или попрятались. Выяснять это я не стал — не было времени. К вечеру мы приблизились к железнодорожной станции. А вот здесь жизнь была. Пыхтел на путях паровоз, курумцы разгружали вагоны. Дрон облетел станцию. Охраны не наблюдалось — глубокий тыл.

Я скомандовал атаку. Грузовики вынеслись к станции, стрелки открыли огонь. Стреляли по паровозу — других целей не было. Курумцы побежали, как тараканы. Сопротивляться они не стали — тыловые части. Я зашел в здание вокзала, в кабинете начальника застал испуганного мужчину.

— Не убивайте меня, господин! — завопил он. — Я мирный человек. Меня прислали обеспечить разгрузку.

— Много разгрузил?

— Один эшелон. Движение только восстановили. Колонна с грузами ушла на Перей.

— Давно?

— После полудня.

— Живи! — сказал я и вышел.

У эшелона суетились бойцы. Минеры закладывали взрывчатку. Ко мне подбежал Тим.

— Эшелон практически пуст, домин! — доложил сходу. — Успели разгрузить.

— Поспеши! — сказал я. — Рвем паровоз и рельсы. Не забудь про стрелки. Нужно догнать колонну.

— Есть, домин! — козырнул он и убежал исполнять.

Ко мне подошла Зайка.

— Хоть бы бронеход! — сказала недовольно. — Стрелять не в кого.

— Настреляешься! — сказал я. — Следишь за подходами?

— Никого нет, — фыркнула она. — Попрятались.

— Мы научим их бояться, — подтвердил я.

Спустя полчаса мы катили в Перей. За спиной грохотали взрывы. Взлетел в воздух паровоз и вагоны, стрелки и подъездные пути — станция вышла из строя.

Колонну мы нагнали к вечеру. Курумцы остановились на ночлег, а их лагере горели костры, мелькали тени. Я рассмотрел это в бинокль, заметил бронеходы, и решил перенести нападение на утро. В темноте можно понести непредвиденные потери. Оно нам нужно? Курумцы не уйдут. Бронеходы затормозят их продвижение. У них скорость меньше, чем у грузовика.

Найдя проселок, мы обогнули лагерь курумцев, проехав пару километров, остановились у леса. Перекусив, легли отдыхать, выставив часовых. Спали крепко. На рассвете меня растолкали.