Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Створка открытого окна едва заметно шевелилась.
"Марина", — шепнул ветер.
Я зажмурилась, смаргивая слезы. Снова посмотрела в окно, залитое сиянием голубоватой луны. Начала кружиться голова, по телу растекся жар.
Надо было разбудить санитарку, но я молчала. Я хотела еще раз услышать его.
Выдох ветра.
"Марина".
— Бред, бред, — прошептала я, улыбаясь и отворачивая голову от окна. Волосы прилипли ко лбу, к щекам. Начало лихорадить — верный признак высокой температуры.
Серебристый туман, истекающий из зеркала, принял форму двух огромных змей. Они были очень похожи на воздушных духов, виденных мною на Серебряном балу у Луциуса Инландера, но раз в двадцать больше тех малышей.
Я заморгала, пытаясь прийти в себя. Хвостатые видения не пропадали — наоборот, бормоча что-то, направились ко мне, поднимая головы выше койки и ругаясь, как старушки.
— Ссстара я ужссе рисссковать... рассвеяться можемссс... — сердито потрясала одна огромной башкой.
— А ветеркамиссс ты рисссковать не боишшшшься? — фыркала в ее сторону вторая. — Огненныессс все дурныессс... сожшшшет себя тоссскоюууссс... вонссс полыхает каксс...
Этот мой бред оказался очень ворчливым и потешным. Я растянула губы и начала тонко, хрипло смеяться. Санитарка распахнула глаза и ойкнула — и одна из змей неуловимой туманной полосой оказалась перед ней и зашипела:
— Спиииссс! Спиииссс до утрассс!
Девушка откинулась затылком на стену и заснула.
Спины моей коснулся воздух из окна.
"Марина".
Смех мой перешел в плач.
— Нуссс, нуссс, — добродушно зашипела ближняя змея, — шшшто тут у нассс... чрезссвычайная чувссствительноссссть к тонкимссс сссферамссс... расссбитое сссердце... а вот и высссс мои хорошшшшиесссс.... сссладкиессс... зссмеяткиссс мои...
Она, сюсюкая престарелой бабушкой, положила голову мне на живот как ужи в парке незадолго до нападения — я приподнялась на локтях и сквозь головокружение увидела, как она улыбается. Реально, змеино, улыбается. Почему-то именно это воркование заставило подумать, что это никакой не бред.
— Вы кто? — спросила я, всхлипывая, и сама поразилась, как трезво и несонно прозвучал мой голос. Да и мне больше не было жарко.
— Ссснимсся мы тебессс, — ехидно ответила вторая змея, подползая ближе. Подцепила пастью мое правое запястье, прокусила, начала слизывать кровь. Я заторможенно следила за этим, и не думая возмущаться. Боли не было. Или мне и так было слишком больно.
— Многоссс не бериссс, сссгоришшшь! — прошипела первая нервно.
— Зссснаю, — отмахнулась та. — Морковьссс ешшшь, — сказала она мне строго, тоном напомнив доктора Лео, — яблокиссс, и ссспи большшше... — она огляделась и погрозила мне хвостом. — А где огоньссс? Шшшто такоессс — крассссная и бессс огня рядомссс... шшшто делать... сссейчас тебе и ветеркамссс виты добавимссс... двое ихссс... не бывало такогоссс.... Правдусс говорят чтосс красссные всссе преумносссжаютссс...
Змея обвилась вокруг меня бесконечными кольцами и разлилась голубоватым сиянием, поднимая над койкой. И словно пухом стали мышцы, и выдернули из сердца боль, и слезы высохли, остановившись.
— Нуссс вот и хорошшшоссс, — шептала первая, не отнимая головы от моего живота. — Айссс какиессс ветеркиссс, исссстинные, крепкиессс...
Перед глазами у меня темнело, мерцало, и я уже не разбирала, где явь, где сон.
"Марина"...
Я, забыв про змей, выдохнула, рванувшись из своего тела, потекла, расправляя крылья, над замком за зовом ветра, рухнула вниз, вжалась в Люка, обхватила его руками и ногами, чувствуя, как впиваются в бок тысячи драгоценных камней, и заснула, как на лучшем ложе в мире.
* * *
И проснулась одна на койке в своей палате. За окном сияло высокое солнце. Дверь была приоткрыта, из-за нее раздавались голоса.
Колотилось сердце, дыхание было частым, нервным. Счастье уходило, заполняясь темной пустотой. И в этой пустоте полуденный ветер из открытого окна звал меня к себе.
— Где ты?!!! — зашептала я умоляюще, лихорадочно, кривя рот в попытке сдержать слезы и чувствуя накатывающий приступ удушья: слишком явным во сне было ощущение крепкого тела Люка рядом, его тепла, его дыхания, его запаха. — Что ты мучаешь меня? — грудь уже сдавливало, и в глазах темнело. — Я не могу больше, не могу, не могу! Боги, как мне тебя не хватает...
"Марина".
Я перестала дышать. В голове что-то сместилось, полыхнуло белым сиянием. Пропали мысли. Я потянулась навстречу своему имени, теперь уже наяву, я улыбнулась.
Веди меня, ветер, веди... туда, где нет боли. Я лежала — но я словно стояла, я видела белые стены палаты — но передо мной, у ног моих расстилалась пропасть, и в пропасти этой кипела тьма. Тьма моего безумия. Я чувствовала ее дыхание на своем лице и сама полной грудью дышала ею, чувствовала, как уверенно касается она моего разума, стирая реальность, насылая утешающие видения, как шепотом ввинчивается в мои уши, как воспоминаниями и чувством вины пластует мне сердце.
Во тьме этой мелькали крылья огнептиц и скорченные тела сожжённых мною людей; я знала, что они враги, что дрогни я, и меня, и обитателей замка ждала бы участь хуже смерти. Но это не спасало: они смотрели на меня пустыми глазницами, кричали обугленными ртами: "Убийца!", — а я вспоминала выгоревший листолет, который подарила Люку, ожоги на его коже, и кивала, не видя ничего перед собой: да, убийца, да, убийца...
— Марина!
Кто-то осторожно взял меня за запястье, и я недоуменно посмотрела на свою руку. А потом реальность поднялась вокруг меня фрагментами, цветами: темной рамой раскрытого окна и прохладным подоконником под ногами, белой занавеской, скользнувшей по плечу, мокрой от пота розовой сорочкой, синим небом, зеленым лугом внизу. На нем замерли раненые, санитарки, кто-то из моих гвардейцев, и молча, со страхом смотрели на меня.
Я стояла в окне, а Энтери держал меня за запястье. В дверях палаты застыли доктор Кастер и маг Тиверс — тоже молча, напряженно. И меня затрясло — я отшатнулась, я почти упала дракону в руки, я оторвалась от него и, шатаясь от слабости, поковыляла к рукомойнику умыться.
Вряд ли я бы разбилась, шагнув со второго этажа. Но я бы могла потерять детей.
В зеркале отразился мой больной взгляд, мокрое лицо. Я вспомнила двух туманных змей, вышедших отсюда, замотала головой, посмотрела на руку. Следов укусов не было. Чего и следовало ожидать.
Коллеги продолжали молчать.
— Какое сегодня число? — прошептала я, глядя в зеркало.
— Шестнадцатое апреля, — ответил кто-то. — Двое суток прошло...
И восемь со дня смерти Люка.
— Не оставляйте меня одну, — сипло попросила я, повернувшись. — Я схожу с ума. Я вижу... и слышу то, чего не существует...
Со мной говорили, меня чем-то кололи, Энтери опять качал мне виту, а я лежала на койке, глядя в потолок. Снова накатывала дрема. Но я не могла спать. Не хотела.
Ветер продолжал шептать мое имя.
Я бы никогда не решилась коснуться сигнальной нити, не ощути, что рассудок мой висит на волоске. Но я должна была жить и оставаться в здравом уме ради детей. А для этого я должна была понять, почему слышу ветер. Я обязана была убедиться, что Люк погиб, увидеть его тело, принять, понять, сжиться с этим. Иначе я сожгу себя.
"Ты ведь не веришь, что он мертв. Ты с самого начала не верила".
— Никто не верит в смерть, — пробормотала я, и вокруг меня обеспокоенно зашуршали. Я не смотрела на окружающих.
Сколько я видела таких же как я, которые не могли принять реальность.
"Но ты ведь чувствуешь его. Слышишь его".
— Я всегда бредила, когда была ослаблена, — бормотала я, — когда болела... всегда бывали видения при истощении, температуре... у нас всех они бывают....
"И иногда они сбываются".
— Это просто бред, бред...
"Ты хочешь верить. Вопреки здравому смыслу".
— Вопреки всему! — признала я упрямо и яростно.
Тьма безумия снова колыхнулась ко мне, и я, зажмурившись, дернула сигнальную нить Мартина.
Он поможет мне. Он придет. Мертвого или живого — он найдет Люка.
ГЛАВА 13
Шестнадцатое апреля, вечер, Блакория
Барон фон Съедентент, сидя у входа в палатку, размеренно зачерпывал из глубокой жестяной миски кашу с мясом. Было свежо: в Блакории в апреле ночами еще бывали заморозки. На небе уже зажглись первые звезды, сиял голубоватый полумесяц. Глаза слипались, и можно было бы использовать один из Максовых тоников, но Мартин их берег, а сегодня была редкая возможность полноценно выспаться.
При мысли о друге барон, тряхнув головой, привычно пробормотал короткую молитву всем богам, в его уставшем исполнении прозвучавшую как "Ну помогите вы ему, неужели сложно?", и начертал рукой с ложкой охранный знак. Матушка в детстве за такое святотатство отходила бы розгами, но на большее сил не было.
Война развела их четверку по разным странам и мирам, но если у тех, кто остался на Туре, хотя бы работали взаимные сигналки, то про Тротта Мартину было известно только то, что рассказывал Александр. Встречались они всего несколько раз после начала войны, чаще разговаривали по телефону, но и эта связь перестала работать — иномиряне, смекнув, что телефонные вышки и провода помогают местным быстрее обмениваться информацией, чем выходит с помощью раньяров и гонцов, взрывали оборудование по обе стороны границы. Конечно, между лагерями блакорийской армии связисты давно протянули линии, но с рудложскими союзниками приходилось общаться, отправляя радиограммы, благо радиостанций в расположении армии было несколько.
Алекс навещал Вики и Мартина около двух недель назад, и на тот момент по его словам Макс с принцессой пробирались по лесам Нижнего мира, направляясь к Черному Жрецу в сопровождении отряда крылатых потомков бога. Уже неделю как они должны были дойти до цели, и раз Тротт не вернулся на Туру, значит, не нашли они бога или не помог он им. Или вовсе случилось что-то непредвиденное.
Думать о худшем не хотелось. К Александру за информацией выбраться пока не представлялось возможным, и сам он не приходил. С другой стороны, если бы Свидерский узнал, что Макс погиб, точно бы выкроил минутку сообщить друзьям об этом.
— Так что, — невесело и поучительно сказал себе барон, — отсутствие новостей тоже хорошая новость.
Шумели листья, вовсю — словно и не гремели недавно далекие взрывы — пели птицы. Метрах в пятидесяти от палатки в темноте тускло поблескивала гладь реки Велью, что брала исток в Северных горах Рудлога, пересекала блакорийскую границу посередине и текла до Форштадта почти параллельно ей, не отдаляясь более чем на пятьдесят километров.
В эту двухсоткилометровую полоску земли, огороженную Велью, и вцепились остатки блакорийской армии. До столицы было больше трехсот километров, и неподчиненная территория могла быть захвачена иномирянами за несколько дней — но, несмотря на критическое положение с вооружением, довольствием, потери личного состава и общую измотанность, блакорийцы ухитрялись не только не пропускать врага дальше, но и отгрызать куски обратно.
Это ненадолго, конечно. Враг уже подтягивал войска со стороны Рибенштадта, чтобы одним ударом сокрушить сопротивление.
Мартин потер ноющую от перенапряжения шею, поморщился и продолжил есть. У него было еще срочное дело, но сейчас барон был не сильнее котенка, и оставалось только ждать, пока резерв придет в норму.
Вокруг шумел лагерь блакорийской армии — один из нескольких десятков, скрытых в лесах вдоль границы. Здесь находилось все командование, сюда же было прикреплено и основное подразделение боевых магов, которое возглавлял Мартин. Лагерь не спал — дымили военные кухни, повара раздавали горячий ужин; ревела техника, которую отправляли на укрепление отбитого сегодня города, где-то смеялись и плясали, со стороны полевого госпиталя, расположенного совсем близко от палатки, доносились стоны раненых.
Мартин же и руками шевелил еле-еле. И это ему еще повезло. Почтенный Гуго Въертолакнехт, маг старшей когорты, который присоединился к блакорийскому сопротивления пару недель назад вместе со своим одышливым псом Листиком, сейчас отлеживался у себя в палатке, попивая собственноручно изготовленные настои. Молоко в пайках было только концентрированное или сгущенное, и для восстановления не подходило — из-за обработки в нем совсем не оставалось виты.
— Хоть кровь начинай пить, — пробормотал Мартин, вспоминая дракона Четери и выхлебанную им банку бычьей крови. От идеи на удивление не отвратило, организм даже оживился: любая возможность пополнить резерв воспринималась им как благо, и пусть Мартин никогда этим не занимался, ради дела, которое висело над ним, он бы поставил на себе эксперимент. Но где сейчас найти хотя бы литр крови?
Барон хмуро сунул в рот еще ложку жирной каши. После эйфории боев и ощущения могущества от возросшего резерва нынешние слабость и опустошенность воспринимались крайне болезненно.
Командование с неделю назад поставило задачу зачистить от иномирян и инсектоидов небольшой город Льенпордт, расположенный на правом берегу и являющийся стратегической высотой, на которой было важно закрепиться. С той поры по ночам производилась секретная переброска войск и орудий из нескольких ближайших лагерей в лес у города, и все свободные маги, включая Мартина и Викторию, обеспечивали им прикрытие, накладывая щиты от шума, маскируя на дневное время. Льенпордт был последним городом по эту сторону реки, оставшимся под оккупацией. Захватить его — и появится небольшое преимущество: естественная водная преграда и высокий берег, с которого удобно обороняться и обстреливать врага.
А то, что враги, отступившие от неожиданности после возвращения королевы Василины и вдохновенной ей атаки блакорийской армии, вскоре ударят, чтобы отвоевать позиции обратно, и ударят страшно, было очевидным и неизбежным. И пусть у блакорийцев были сработанные и мощные отряды боевых магов, пусть Мартин и Виктория и в одиночку теперь способны были разбить с десяток армейских формирований, пусть присоединился к ним маг старшей когорты Гуго Въертолакхнет — они не могли находиться во всех местах одновременно, инсектоидов у врага оставалось много, а резерв даже сильнейших магов был не бесконечным. Да и что толку от этого резерва — враги тоже не были идиотами и превосходно научились использовать гражданских для прикрытия. Не будешь же ты выжигать одним огненным ударом целый город со своими и чужими. Иногда получалось выманить иномирян на открытое пространство — тогда Мартин или Вики могли сработать и в одиночку. А на точечной зачистке сил тратилось куда больше, чем при одном мощном ударе.
Ситуацию осложняла нежить. Массы нежити, которую приходилось уничтожать днем и ночью, на которую, несмотря на помощь местных служителей Триединого, постоянно оттягивались силы боевых магов. Мартин, как и все, работал на износ — ночами прикрывал войска, днем метался Зеркалами по фронту, тренировал отряды, наполовину состоящие из недоучившихся студентов и студенток магических академий, помогал в уничтожении нежити и участвовал в боях, а в свободные минуты — заряжал накопители для своих ребят. И иногда даже успевал поспать несколько часов в обнимку с Викторией. Когда она была на месте, конечно, а не выполняла свои боевые задачи, как сегодня.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |