Резким рывком Инти вскочил и схватил мерзавку за запястья. Та непритворно испугалась, но почти сразу же овладела собой:
— Инти, я не хотела ничего плохого... Ты просто напился вчера настолько пьяным, что лёг в одежде, и я думала, что тебя будет лучше раздеть...
— Не лги, Лягушка. Я вижу, какой ты мне сюрприз приготовила, — глазами Инти показал на иглу. — Сейчас тебя, гадюка, под арест отведу.
Алая Лягушка поняла, что её песенка спета. Она ещё раз попыталась дёрнуться и освободиться, но Инти держал её крепко.
Через несколько минут связанную Алую Лягушку стража отводила в подвал.
Инти и Горный Ветер, оба бледные, смотрели на отравленную иглу, которая торчала в стоящей на тумбочке небольшой чашки.
— До сих пор не могу поверить, что всё обошлось, — сказал Горный Ветер. — Но если у неё был или есть сообщник, то нельзя сказать, что всё кончилось. Я думаю, надо всё-таки допросить Мастера Ядов. Даже если она взяла иглу без его ведома, то всё равно объяснить ей про яд мог только он.
— Видимо, ты прав. Но я до сих пор не могу поверить в его виновность.
— Если он не мог быть её любовником, то тогда против нас и он, и любовник. Ну а если она это делала не по любовным причинам, то дело обстоит ещё хуже. Инти, я боюсь, что враги ещё есть в нашем доме несвязанные, и потому медлить нельзя.
— Ты сам в состоянии допрашивать? Меня до сих пор трясёт.
— Да я понимаю, как тебе должно быть сейчас обидно, отец. Если бы мы её вовремя разоблачили, Жёлтая Туника была бы жива. Но хоть мёртвую не воскресить, отомстить за неё злодеям мы можем и должны.
Мастер Ядов стоял перед Инти, понурив голову. Его привели два воина, которые смотрели тоже куда-то в стороны. Мастер Ядов говорил:
— Виноват я перед тобой, благодетель мой. Очень сильно виноват. Полгода назад Алая Лягушка стала проявлять ко мне интерес. Точнее, сначала к моим ядам. Она спрашивала меня по поводу своего имени, мол, какой яд делается из таких лягушек, и я не увидел в этом никакого подвоха, думал, что ей просто интересно. Увлекшись, и про другие яды рассказал. Она также имела доступ к моей мастерской, знала, где ключ, чтобы там убирать. Знала дни, когда я ухожу в университет... Виноват перед тобою я в том, что вовремя не рассказал про один момент: однажды она попыталась соблазнить меня. Стала говорить, что тебе, Инти, всё равно на неё плевать, и что мы можем позволить себе немного удовольствия. Я отказал, рассказав о своей беде. Инти, мне было стыдно рассказать про её поцелуй, я уже тогда понимал, что скучающая страстная женщина всё равно заведёт себе любовника. И когда я возвращался из университета, я порой обнаруживал на своей постели пятна от мужского семени. Ты знаешь, что таких пятен для меня оставить просто невозможно! Но я... я побоялся поднять скандал. Тогда слишком многим пришлось бы рассказывать о моей беде, а я... я слишком боюсь позора. Я пытался сам выследить, кто её любовник, и не смог. Я догадываюсь, что случилось в тот роковой день: Желтая Туника вошла в дом, увидела там любовников, а застигнутая врасплох Алая Лягушка решила убить лишнюю свидетельницу. Эта игла — скорее всего яд одной из змей, смерть от него мгновенна, просто останавливается сердце и всё. Если бы я поднял скандал раньше... Но я сам надеялся выследить твоего оскорбителя. Увы, я так и не узнал кто это.
Инти ответил:
— Я не могу тебя обвинить. Я... я слишком понимаю тебя. Юношей, почти мальчиком, тебя искалечил Прижигатель, лишив возможности любить и иметь семью. Жестокие люди, склонные смеяться над такими, как ты, не понимают, что волею судьбы вполне могли бы оказаться на твоём месте. В утешение тебе я могу сказать, что ты всё-таки прожил жизнь не зря, принёс много пользы.
— Ты прогонишь меня из дому, Инти?
— Думаю, что после всего, что тут случилось, тебе и самому едва ли захочется оставаться в этом доме.
— Да, мне не хочется. Но ведь ты выгонишь меня из столицы?
— А вот этого я, пожалуй, делать не буду. Таково уж твоё ремесло, что к тебе неизбежно будут проявлять интерес всякие сомнительные личности. Так что лучше не облегчать им дело. Комнату в Университете тебе выделят, я похлопочу, а наказание... тебя и так будет грызть собственная совесть, что дополнительного наказания и не нужно.
В этот момент один из воинов, который привёл Мастера Ядов, не выдержал и, бросившись на колени, признался:
— Это сделал я.
— Жидкий Пламень? В чём ты винишь себя?
— Увы, это правда. Позволь, я тоже расскажу тебе, как всё получилось. Ну, спутался я около трёх месяцев назад с твоей женой. Я человек страстный, плоть моя и душа любви жаждали, а тут скучающая женщина, которая плачет от того, что муж на неё внимание раз в месяц обращает. Ну, вот я и... в конце концов, я мужчина. И хотел любви.
— Но если вы так любили друг друга, то почему не могли по-честному... я ведь её бы отпустил без скандала. И Жёлтая Туника была бы жива.
— Да понимаешь, Инти. Жениться на ней... все-таки, сколько ей лет и сколько мне. К тому же она бесплодна. И к хозяйству не очень прилежна. Да и боялся я, что мне она тоже со скуки изменять начнёт. Хотелось простой интрижки без обязательств.
— То есть ты, в общем-то, знал, что твоя возлюбленная не так уж тебя и любит, но всё-таки хотел развлечений? — спросил Горный Ветер, — От европейцев этой дряни набрался?
— Ну... да, читал я, что у них это серьёзным проступком не считается.
— Не считается, — буркнул Горный Ветер. — Потому что у них ни слуге жениться нельзя, ни замужней женщине развестись. Неужели ты не понимаешь, что ты поступал подло по отношению к моему отцу? Тебя это не смущало?
— Ну... да, нехорошо поступал. Ну, мне думалось, что Инти ничего не узнает, и мы никому не навредим. Откуда я мог предугадать, что Жёлтая Туника вернётся домой так не вовремя и увидит, что мы развлекаемся на кровати у Мастера Ядов? Она заглянула, увидела нас, а потом пошла наверх в свою спальню. Алая Лягушка вскочила и побежала за ней. А я замешкался, одеваясь. Когда я прибежал туда, я увидел, что Жёлтая Туника уже мертва, а Алая Лягушка стоит над трупом и улыбается своей змеиной улыбкой. "Что ты наделала?" — спрашиваю я в испуге. "Молчи, и всё будет хорошо", — сказала она. Потрясённый, я больше ничего не сказал, только повернулся и ушёл.
Инти с горечью сказал:
— Да, я верю, что ты не хотел становиться убийцей. Но теперь ты понял, что на твоих руках кровь Жёлтой Туники тоже? Потому что ты совершал подлый поступок, внушая себе, что он не так уж подл и вообще простителен.
— Да, я виноват. Ожидаю жесточайшей кары.
В Тавантисуйю последние слова обозначали готовность на смертную казнь. Инти сказал:
— Насчёт жесточайшей кары ты, пожалуй, переборщил. Я и сам виноват в какой-то степени в случившемся — надо мне было раньше с этой мерзавкой развестись. Я ей предлагал, впрочем... она не захотела. Видно, держала её не любовь, а мой дом и богатый паёк. Скорее всего, тебя отправят в ссылку, ну и служба твоя закончена.
— Инти, арестуй меня!
— Зачем это нужно? Разве ты собираешься сбегать?
— Ну, всё-таки, для порядка....
Горный Ветер ответил с иронией:
— Ты думаешь, тебя к Алой Лягушке в камеру посадят? И вы напоследок... порезвитесь?
— Если бы ты это сделал, я бы её там, в камере, и прибил. Но я знаю, что посадят в отдельную.
Инти сказал:
— Ладно, хорошо, пока дела сдай нашему секретарю. И у тебя в столице вроде родители живут?
— Да.
— Сходи к ним попрощаться. И заодно лучше сам расскажешь, что ты натворил. Будет лучше, если они это услышат из твоих уст.
Когда Жидкий Пламень ушёл, Горный Ветер сказал отцу:
— Что-то не нравится мне всё это...
— Кому же понравится!
— Может, зря мы его отпустили? Мне кажется, что он сказал не всё... Далеко не всё... Какое-то слишком шаблонное признание. Как в дурных европейских романах. А если на деле за этим стоит какой-то заговор?
Инти махнул рукой:
— У тебя профессиональная болезнь, везде уже заговоры мерещатся.
— Я не утверждаю наверняка, но может, лучше послать за ним слежку?
— Да куда он денется! У нас в Куско никто не пропадает. К тому же он сам не отпрашивался. Никто не мог предвидеть, что он уйдёт.
— Воля твоя, отец, но у меня нехорошие предчувствия.
— Тебе бы отдохнуть в нашем замке, сынок...
— Отдых куда больше тебе нужен, отец. Ложись и постарайся уснуть.
Когда отец послушался, Горный Ветер всё-таки дал приказ двум своим людям найти Жидкого Пламеня и следить за ним издали. За окном рассветало. Горный Ветер тоже лёг спать, сказав, чтобы его не будили в час подъёма, только по очень срочным делам. На некоторое время ему даже удалось забыться, но тут... тут его разбудили его люди. Было уже светло, и от недосыпа невыносимо болела голова: Так, нужно принять коку... и как-то въехать в то, что они говорят:
— Жидкий Пламень мёртв. Он прыгнул со здания Университета. Или его столкнули, теперь не поймёшь.
— Университета? Да что он там делал, родители у него в противоположной стороне живут... Убийство или самоубийство... похоже, ещё одна тайна ушла из-под пальцев. Но хоть Алая Лягушка обезврежена.
И всё-таки Горный Ветер встав, пошёл к Мастеру Ядов. Тот после ночного разговора так и не сомкнул глаз.
— Послушай, Панголин, давай поговорим без протокола. Я вот одного не могу понять: ты ведь больше всего на свете боялся, что кто-то разузнает твою тайну и опозорит тебя, так? Но зачем ты тогда признался Алой Лягушке? Почему не мог сказать, что просто не можешь пойти на столь предательский поступок по отношению к Инти?
— Я именно это сначала ей сказать и пытался. Но она угрожала, что про меня в Университете пустит слух, что я кого-то по приказу Инти отравил. У меня и так там отношения не со всеми гладкие, человек, связанный с Инти, у всех на подозрении, но она могла сделать так, что мне там работать вообще невозможно станет, в теплицу доступ закроют.
— Значит, вот так угрожала... Нет, тут явно нечто большее, чем просто прихоть скучающей женщины. Я чую, что за этим какой-то заговор стоит.
— Спроси на эту тему Жидкого Пламеня, я тут больше ничего не могу сказать.
— Он мёртв. Сегодня ночью его кто-то сбросил с крыши Университета.
Мастер Ядов так и присел, едва сдержав крик ужаса.
— Ты переселишься в Университет, но за тобой будут следить, а сейчас мне вот что скажи: не могла она знать или Жидкий Пламень про наш проект? Потому что если могли... придётся его закрывать.
— Нет-нет, это исключено. Я не рассказывал ей ничего такого, о чём до того не написал бы в книге, а книга так и эдак есть в доме и не под замком. Я не думал, что она меня шантажировать будет...
— А может быть так, Панголин, что кто-то хотел получить путём шантажа такого нужного человека как ты? Чтобы было легче травить своих врагов.
— Всё может быть, не знаю. Я знаю, что избрал опасное ремесло. Но ведь ты спасёшь меня?
— Только если сам глупить не будешь. А иначе не смогу просто.
— У тебя есть план?
— Как раз обдумываю. В общем, мы должны сделать вид, что поссорились. А общаться по проекту будем только через твоего ученика.
— Мне принять на себя вину Жидкого Пламеня?
— А ты сможешь?
— Это мне проще, чем признаться в моей беде. Но если суд будет открытый, то... Алая Лягушка всё испортит, ей уже точно терять нечего, за убийство её ждёт казнь.
— Да... сложная ситуация. Теоретически с ней можно поторговаться, обещав жизнь, но потом она может опять же всю жизнь шантажировать... А ты мог бы в случае нужды поступить с ней по справедливости?
— Я не отравитель...
— Но ведь она убила Жёлтую Тунику. И только чудом не убила моего отца! В конце концов, безболезненная смерть от яда даже гуманнее виселицы. Хоть позора избежим...
— Я не палач.
— Впрочем, это не значит, что я тебе что-то такое указываю сделать прямо сейчас. Нарушать закон можно только в самом крайнем случае.
Горный Ветер вошёл в камеру к Алой Лягушке. Только что закончилась торжественная похоронная церемония, и горечь потери придавала Горному Ветру решимости. Отец был совсем плох, Горному Ветру вместе с Асеро пришлось поддерживать его под руки. Горный Ветер так и не посвятил Первого Инку в подробности того, что произошло ночью, думал рассказать позже, но тот не мог остаться, срочно вызвал гонец с пакетом с алой каймой. Даже конца торжественной церемонии не дождался, сразу тут же и вручил. Ладно, пусть придётся действовать на свой страх и риск, но теперь преступница ответит за всё.
Алая Лягушка сидела, съежившись в углу, и своим видом напоминала змею, готовую совершить смертельный бросок. Загнана в угол, но ещё опасна. Горный Ветер сказал ей твёрдо:
— Вот что, ты сама знаешь, что твоя жизнь сейчас на волоске висит. Нам известно про тебя довольно много. Мы с Инти знаем теперь, что тобой руководила вовсе не ревность. Что за всем этим стоит заговор, и ты сливала заговорщикам секретную информацию. Что вы хотели затащить в свои сети Панголина. В общем, если ты будешь запираться, то ты обречена. За смерть Жёлтой Туники и покушение на жизнь Инти тебя ждёт виселица. Но если ты всё расскажешь, то Инти способен тебя помиловать даже в обход закона, дать подложные документы, и начинай новую жизнь где-нибудь на окраине Атакамы. Соглашайся, выбор невелик...
— Меня точно пощадят?
— Этого я не могу обещать клятвенно. Но ты знаешь, что Инти пощадил кухарку, которая едва не отравила его. И простил ей смерть собаки, съевшей его ужин.
— Жёлтая Туника не собака...
— Да, это верно. Всё-таки мой отец любил её, сколько бы ни говорил обратное... Впрочем, убийство человека — это в любом случае убийство человека. Но вот только мой отец ради спасения чужих жизней порой способен простить многое. Так что если твои признания помогут спасти множество жизней, то... сама понимаешь, что ты можешь рассчитывать на помилование.
— В общем, у тебя есть время на раздумья до завтрашнего дня, — сказал Горный Ветер и вышел.
На следующее утро Горного Ветра срочно вызвал Асеро, сразу дав понять, что разговор предстоит наедине, с глазу на глаз.
Асеро даже не стал приглашать племянника во внутренний сад, где была не исключена вероятность случайного подслушивания людьми из охраны, а выбрал для разговора Галерею Даров, где любого приближающегося человека можно заметить издалека.
Галерея Даров опоясывала внешнюю сторону дворца, и в ней были выставлены все символические дары первому Инке. Обычай преподносить подарки правителю шёл из глубокой древности, но со времён Манко возник обычай собирать их в одном месте, ибо Манко, до конца жизни сохранивший непритязательность в быту, в силу этого не хотел использовать по прямому назначению многочисленные драгоценные подарки, в изобилии поступавшие от из разных частей его страны. Поэтому ковры и драгоценности выставляли в особой галерее, и вскоре установился обычай, согласно которому в дни отсутствия Первого Инки во дворце туда стали пускать всех желающих. В Тавантисуйю не боялись воровства, и потому за сохранность дорогих подарков никто не беспокоился, к тому же их кража в глазах тавантисуйцев была бы сродни святотатству. Асеро даже думал сделать возможность посещения галереи ежедневной, но его отговорили по соображениям безопасности.
