Во власти небытия

— Ещё, как имеется. Ревкомовцы всяко им, что оставили. Они здесь дружно жили. Уговор у них был с теми, кто побогаче — вставил своё Козулин.

— Какой ещё уговор — изумился Резников.

— Друг друга не трогать — ответил Козулин.

— Чушь какая. Это всё до поры до времени — сказал Резников.

— Может у баб спросить с пристрастием. Точное место скажут, где мужья с братьями прячутся, тогда и решать — предложил Выдыш.

— Вон, как раз одна идёт, да ещё с младенцем — произнёс Резников, повернув голову вправо.

По дороге действительно шла молодая женщина с ребенком на руках.

— Кто это? — спросил Выдыш у Козулина.

— Вера Баластова — ответил тот, боясь дальнейшего развития событий.

— У неё, кто из дезертиров есть? — разговор продолжил Резников.

— Шестеро вместе с отцом — ответил Козулин, на этот раз, боясь соврать.

— Степа, давай поговори с ней. Пистолет к голове, сразу всё скажет — то ли приказал, то ли попросил Резников.

Вера тем временем сравнялась с вооруженной ватагой. Страх не покидал её лица, но развернуться вспять было ещё хуже. Степан перегородил женщине дорогу. Она видела в его руке пистолет, остановившись, ждала вопроса. Степан подошёл вплотную и приставил оружие к голове Веры. Не успел он задать первый вопрос, как Резников поправил Степана.

— Револьвер к голове младенца, Степа.

Степан не ожидал подобного, почувствовал неприятный холодок чуть выше живота, но выполнил указание Резникова.

— Где твои сородичи? Говори, времени у тебя нет, или жизнь твоего ребенка закончится, толком не начавшись — вместо Степана произнёс Выдыш.

Вера молчала, не зная, как быть. Скажи она, где отец и братья, убьют всех. Промолчи, тогда убьют сына, и тогда пусть убьют её.

— Говори, я сказал, времени думать нет — Выдыш подошел близко, и в этот момент Вера неожиданно закричала.

— Стреляй сволочь! Стреляй!

Степан посмотрел на Резникова. Ладонь, сжимавшая рукоятку, стала мокрой. Резников кивнул, одобрив убийство младенца. Степан повернулся к Вере, сжавшись, хотел нажать курок, но вместо Веры он увидел Соню, которая спокойно смотрела на него и смущенно улыбаясь, переводила свои глаза, то на него, то на малыша. Степан опустил руку и отошёл на шаг в сторону. Козулин облегченно выдохнул.

— Плохо Степа — безразлично произнёс Резников.

— С этой что? — спросил незнакомый Степану поручик с неприятным выражением лица, которое было покрыто глубокими оспинами.

— Пусть идёт — произнёс Резников.

Вера, прижав малыша к себе крепче, бросилась бежать. Не веря в свое неожиданное спасение.

— Возьми солдат, иди в её дом, поговори с её матерью шомполами — приказал Резников Козулину.

— Есть мать? — уточнил Резников, когда Козулин сорвался с места.

— Есть, там ещё три сестры и три невестки. Ваше благородие, банька давно готова, столы накрыты у Парамоновых — выложил и ту, и другую информацию Козулин.

— Давай, потом Зайцеву доложишь...

Степан ощутил сильное головокружение, и длинная знойная сибирская деревня пропала вместе с Козулиным, Резниковым, Выдышем, неприятным поручиком, который растворился в просторе окружающих деревню полей и исполином смотрящую на Степана огромную, одинокую лиственницу, что местной достопримечательностью, смотрела на Степана с самого въезда в деревню.

Не меньше трёх сотен казаков готовились к сокрушительной атаке. Степан видел напряжение на лицах, слышал изредка проскакивающие слова. Громко звучал голос офицера. Возбужденно фыркали лошади, предвкушая вместе с наездниками скорое действо боя. Степан мог бы ещё долго любоваться открывшейся ему панораме, но сознание увело его на противоположную сторону. Здесь сердце Степана забилось тревогой, а на коже выступил неприятный озноб.

Красная батарея, удобно расположившись, поджидала свою жертву. В стороне от неё находились два хлипких ряда окоп, с одним единственным пулеметом, сновали туда-сюда люди с винтовками, а здесь всё было готово к встрече неприятеля. Двое довольных собой разведчика, жестикулируя, помогали обветренному командиру, ещё раз убедиться в координатах казачьих сотен, а стоящий рядом командир артиллерист, довольно кивал головой на каждое слово своего обветренного товарища.

— ""Из бывших"" — кольнуло Степана, когда артиллерист быстро начал отдавать команды. Проверять наводку одного из шести орудий.

Степан вернулся к казакам, когда они уже набрав скорость и мощь, устремились лавой на позиции противника. Долго в голове Степана тикали секунды. Казалось, что очень быстро бегут лошади, но снаряды оказались быстрее. После первого столба черного дыма, с поднятой вверх землей, и перевернувшимися вперед головами двумя лошадьми, Степану захотелось закрыть глаза. Снаряды ложились один за другим. Осколки свистели, пожирая всё на своем пути. Падали лошади. Рядом с ними были живые и уже мертвые казаки. Мгновенно пропала стройность рядов, кто-то повернул назад. Напрасно, раздирая глотку, кричал бородатый подъесаул, его уже никто не слышал. Зато откликнулся беспощадный ко всему осколок железа. Лошадь упала, как подкошенная, придавила подъесаула своим весом, только ему было уже всё равно, из горла шла густая обильная кровь. Одна треть казаков всё же сумела повернуть назад. Они, стремительно набирая скорость, выходили из-под огня орудий, а те продолжали покрывать смертельным облаком землю, с которой уже обильно перемешались; кровь, крики, люди, лошади, лампасы, сапоги, награды...

Не успел Степан сообразить, зачем была представлена на его обозрения столь жестокая картина, была ли она фактом из истории или просто такой привиделась ему, в далекий от тех событий вечер...

20.

Как картина уже в третий раз изменилась, и Степан почувствовал заметное возбуждение, Соня мягко коснулась его руки, ласково улыбнулась, глядя ему в глаза.

Они снова были вместе. Она, по-прежнему, самую малость стеснялась его. Совсем близкая ночь заставляла их почувствовать свою прохладу. Стало неуютно, а глаза всё хуже видели вокруг себя. Соня несколько раз споткнулась об попавшиеся на пути кочки. Степан бросился ей помочь, но она лишь рассмеялась.

— Совсем ничего не видно.

— Придется остановиться и, как назло, ничего нет поблизости.

— Ты имеешь в виду какую-нибудь деревню.

Соня, кажется, впервые назвала Степана на ты. Её голос звучал внутри его головы, слишком ласково и очень близко. Ещё в нём была ни с чем несравнимая чистота, от этого у Степана начинала кружиться голова. Он готов был на всё и даже больше, лишь бы услужить ей, сделать всё, чего бы она ни пожелала. Только ночь не обращая внимания ни на него, ни на неё — всё плотнее окутывала засыпающую окрестность своим тёмным и сейчас совсем нетеплым одеялом. Где-то рядом тревожно вскрикнула ночная птица. Ветер появлялся наскоками, но сильно. Высокая трава, которая ещё недавно была зеленой, превратилась в серую. Темные силуэты перелеска виднелись прямо по их курсу.

— Соня, давай укроемся под защитой деревьев. Нужно как-то перетерпеть ночь, а с первыми проблесками света мы двинемся дальше. Я думаю, что очень скоро мы выйдем в расположение наших частей.

Степан говорил неуверенно, заметно стеснялся своих слов, искал глазами её глаза, а когда находил, то темнота всё одно мешала ему увидеть в её глазах такое необходимое расположение Сони к нему.

Один миг, за ним один час, дальше половина дня, и всё больше нет ничего прежнего. Пусть оно останется позади, пусть мелькает в памяти и старается напомнить о себе, при любом удобном случае, только власть вчерашних переживаний уже не имеет своей силы. От этого неописуемо легко дышится, не чувствуют усталости ноги.

Степан подумал о том, что действительно не переживает о событиях минувшего дня. Безразличным выглядит разгром полка, ненужным и мелким кажется потерянный городишко. Совсем ему нет до этого дела и если бы нетвердое понимание: что нужно найти своих, для того, чтобы просто выжить, то безразличными для него сейчас стали бы и эти свои. Тем более, найдя их, он неминуемо и пусть на какое-то время потеряет Соню. Может лучше придумать другой вариант. Множество дорог, всё одно предоставит далекое пока что утро. Тогда сказать ей об этом. Найти иную одежду, а после попытаться встретить совсем другую жизнь. Конечно, будет непросто, но появится шанс остаться с ней.

Перелесок утонул во мраке. Соня продрогла от холода.

— Придется разжечь костер — сказал Степан.

— Степан, а это не может быть опасным? — спросила его Соня.

— Конечно, опасно, но у нас с тобой нет другого выбора. Слишком уже холодные ночи.

На счастье обоих, сушняка было в изобилии, и через полчаса перед ними горел небольшой костерок. Грел он неважно и, конечно, не сгодился бы для более холодного времени, но сейчас он действовал на них успокоительным блаженством. Степан несколько раз оглядывал на всё четыре стороны окружающую их местность. Он при всём желании не мог чего-то разглядеть, и очень хорошо понимал, что рассмотреть могут именно их, только понимание не очень сильно волновало. Куда больше беспокоило желание обнять Соню за плечи. Обыденное дело в другой ситуации не давалось Степану, и он садился возле неё, затем снова вставал. Это повторилось несколько раз и, когда Степан, в очередной раз, уселся на поваленное дерево, он произнёс.

— Соня попробуй поспать. Прямо возле костра, поспи немного.

Она ответила ему неожиданно.

— Степан, обними меня.

Степан не поверил своим ушам. Не хотел представить, что Соня может читать его мысли, а просто согласился. Его рука сначала легла робко, но через несколько минут ему казалось, что он обнимает Соню не первый раз, и они много раз сидели возле костра. Много раз их окружала прохладная ночь, чем-то чужая, чем-то по родному своя, но такая важная, что нельзя представить чего-то более драгоценного, ни сейчас, ни завтра, и даже через десять лет, не должны измениться эти ощущения от того, что вряд ли судьба подарит столь волнующий, трепетный момент счастья, когда будут они один на один с целым миром, без крыши над головой, на территории смертельного врага. Только будет им совершенно всё равно, на всё обстоятельства, куда ближе, важнее будет треск сухих веточек, объятых оранжевым пламенем. Ещё уютнее от тихих еле слышных слов, которые появляются вместе с теплом дыхания. И вот они сделали паузу, — взгляды пересеклись, ни он, ни она не отвели глаз, а лица оказались на пару сантиметров ближе, — ещё ближе. Губы робко соприкоснулись. Ничто не помешало, ничто не спугнуло волшебного мгновения.

— Мы ведь неслучайно встретились — томным голосом произнесла Соня, когда они оставили позади минуту первого поцелуя.

— Мне кажется, что сам господь бог привёл нас навстречу друг другу. Только он мог создать чудо нашей встречи.

Степан снова коснулся её горячих губ.

— Я точно знаю, Степа, что это сам господь бог — прошептала Соня.

— Спасибо, ещё батюшке Павлу. Пусть земля ему будет пухом.

— Он здесь ни при чем.

— Как ни при чем? Но если ты хочешь, то пусть он будет ни при чем. Мне всё равно. Куда важнее, что я здесь, и ты рядом со мной. И теперь я тебя никуда не отпущу от себя — страстно повысив голос, произнёс Степан.

— Пути господни неисповедимы и не всегда то, что кажется нам священным, является таковым — загадочно произнесла Соня.

— Всё равно, какая разница от этого. Мне главное, что ты рядом — продолжил твердить своё Степан.

Он говорил ровно то, о чём думал. Через какое-то время Соня уснула, прислонив голову к плечу Степана. Он сидел, подбрасывал веточки в небольшой костерок. Пламя на какое-то время увеличивалось. Под ним догорая, отдавали тепло красные угольки. Соня действительно крепко заснула. Степан прекратил лишний раз двигаться. Она дышала ровно и чисто. Степан смотрел на её лицо, освещенное отблесками язычков пламени. Он не заметил, как отключился сам...

21.

Очнувшись, Степан увидел неприятную обстановку собственной кухни, где над головой горела тусклая лампочка, под абажуром из стеклянных лепестков. Было прохладно. Затекла правая рука, и сейчас переменив позу, он чувствовал, как кровь возвращается в омертвевшую конечность. Левой рукой Степан потянулся за сигаретой, когда последняя оказалась у него во рту, он взял зажигалку. Один раз чиркнув ей, он не добился от зажигалки огня, но тут же перед ним загорелся огонек, подожжённый от спички.

Степан прикурил, не поворачивая головы. Произнёс свой вопрос, сделав первую затяжку.

— Где она?

— Я тоже хотел бы это знать, но куда больше, я хотел бы знать кто она?

По голосу Резникова Степан понял, что тот находится далеко не в самом хорошем расположении духа. Сделав вторую, затем третью затяжку, Степан наконец-то повернулся. В мгновение пробуждения он не почувствовал присутствия кого-либо рядом с собой, но сейчас удивлен был только тем, что гостей было даже не двое, а трое.

— А, господин следователь — протянул Степан с интонацией, подтверждающей ожидаемое.

Калинин стоял возле печки, с наслаждением затягивался папиросой. Рядом со Степаном сидел одетый в военную форму Выдыш, от него нестерпимо несло одеколоном, который перемешивался со свежим водочным выхлопом. Напротив находился Резников. У него был глубоко расстегнут ворот. Глаза блестели от выпитого. Щеки отливали синевой тщательного бритья, а в зубах торчала в точь такая же папироса, как и у Калинина.

— Так кто она, Степа? — спросил Резников.

— Она, не знаю — промычал Степан, не от того, что боялся сказать Резникову что-то личное, а от того, что и взаправду не мог сделать для себя точное определение: кто она.

— Это плохо, Степа. Впрочем, поручик у нас есть водка? — Резников повернул голову в сторону Выдыша.

— Водка у нас есть всегда, господин капитан — засмеялся Выдыш и тут же извлек из-под стола большую бутылку с прозрачной жидкостью, по-хозяйски, поднялся с места, достал из шкафчика четыре кружки и молча наполнил их содержимым.

Резников сидел, наблюдая, как Выдыш производит нехитрые действия. Калинин по-прежнему стоял у печки. Выдыш следующим делом открыл холодильник, извлёк оттуда колбасу, холодные котлеты.

— Огурцы солёные есть? — неожиданно спросил у Степана Резников.

— Нет — ответил Степан.

— Жаль, очень люблю солёные огурцы. Мой давно покойный папенька тоже очень любил именно эту закуску. Благословенные денечки, скажу я вам, были тогда. Настоящий мир, сейчас этого нет. Слишком много наносного, неестественного. И всё же Степа, кто она?

— Я же сказал, не знаю.

На этот раз вопрос не показался простым любопытством, а сильно резанул по самолюбию Степана.

— Так я тебе скажу, кто она. Только не делай передо мной округленных глаз, не крути, как идиот головой, а слушай и запоминай. Ты Степа даже не представляешь, насколько это серьёзно.

Резников заглотил водку одним махом. Остальные проделали то же самое. Калинин при этом с удовольствием крякнул, взял в руку большой кусок колбасы, которую Выдыш порезал ровно на четыре куска. Степан же, испытывая серьезное напряжение, ждал продолжения от Резникова.