Три года в Соединённых Штатах Америки - 2

Он внимательно вглядывался через оптический прицел в то, что творилось на сопредельной стороне в его секторе ответственности. Ну, как раз там ничего не творилось. Если с нашей стороны вдоль границы проезжали на машинах или проходили пешком пограничные наряды, не говоря уже о пограничниках, находящихся в секретах и внимательно наблюдающих за тем, чтобы в Советский Союз из Турции не пролезла какая-нибудь вражина, то на сопредельной стороне я, как ни старался, ни увидел ни единой души, кроме Игоря, лежащего за кустом в трёх километрах от границы и наблюдающего за поездом в мощный импортный бинокль. Буржуй!

Моя нога, обутая в мотобутсу с подошвой из прочнейшего асфальтана с резиново-поликарбоновым наполнителем, соприкоснулась с гранитной глыбой и уверено встала на неё. Я снова оттолкнулся ногой и взлетел в воздух. Как я и говорил об этом Нине, мне понадобилось всего семь длинный прыжков, чтобы я спустился с откоса под острым углом к железнодорожному полотну. Мимоходом я успел снова посмотреть на своего коллегу по палаческому ремеслу, такая уж нам выпала доля, промчался перед ним и, как только соскочил на ровную каменистую почву, вышел из ускорения.

Первыми на место вернулись привычные звуки, затем погасло моё серхзоркое зрение, а потом ко мне вернулось обоняние. Попутно я успел сделать с десяток шагов по направлению к проходу через малозаметные заграждения. Мы называли их в десантуре спираль Бруно. Тонкая стальная проволока, разложенная в траве. Не заметишь и так в ней запутаешься, что потом забодаешься резать штык-ножом, а вот она тебе мигом порежет кожу на сапогах. Когда я бросился с шестом наперевес к проходу, отмеченному маяками из веток полыни, сразу четыре автоматчика открыли по мне из поезда огонь.

Да, парни были просто снайперы. Пули ложились справа, слева и сзади меня и я слышал непрерывный треск коротких автоматных очередей, но бежал к колючке не обращая на выстрелы никакого внимания. За тридцать метров от забора из колючей проволоки я снова ускорился, выбрал место, в которое должен упереться жестом и, набегая на него, мощно и пружинисто оттолкнулся от земли ногами. Мне не нужно было штурмовать какую-то рекордную высоту, ведь высота проволочного заграждения составляла всего каких-то два с половиной метра, но я и не собирался приземляться на контрольно-следовой полосе, поэтому, перелетая через колючую проволоку, я быстро перебросил его через неё, воткнул тщательно проборонённую землю, а она тут была насыпной, и снова мощно сработал на шесте, на этот раз уже налегая на него руками и вскидывая кверху ноги. Шест мне был больше не нужен и потому, перелетая через второй ряд проволоки, я бросил его на контрольно-следовую полосу и по-кошачьи мягко приземлился на землю, но уже в Турции и тут же вышел из ускорения.

Прозвучало ещё несколько выстрелов напоследок и я, не оборачиваясь назад, стремглав рванулся вперёд. Во избежание международного скандала, как это так, советские пограничники убили человека на сопредельной территории, погранцам только и оставалось, что во весь голос материть прыгуна с шестом. Поезд при этом даже не притормозил. Не думаю, что среди его пассажиров найдётся хоть один человек, который захочет повторить то, что я только что сделал. Да, и зачем? Ведь можно же просто пойти в любое посольство, накатать заяву и пока весь западный мир пребывает в эйфории по поводу массового бегства советских людей, получить разрешение на въезд в какую-нибудь Гермундию, продать всё барахло, накупить золота или поменять рубли по коммерческому курсу на доллары, пять целковых за один зелёный бакс, и свалить из Союза тихо, мирно и культурно. Зачем рисковать головой? По этому прыгуну с шестом пограничники промазали, а ведь другого могут и изрешетить пулями. Ну, а раз так, то я был совершенно спокоен и бежал посмеиваясь.

А ещё я радовался тому, что у турок совсем по другому обустроена граница. Тот, кто думает, будто турки последние балбесы, раз их пограничники не ходят дозором вдоль своей границы, ничего не знает об их армии. В принципе та ситуация, которую описал в своей песне Высоцкий, когда пел, что на "нейтральной полосе цветы, необычайной красоты" и на ней встретились два капитана, русский и турецкий, решившие нарвать их для своих невест, совершенно нереальна. Фиг ты найдёшь вблизи границы хоть одного юзбаши.

Максимум, кого можно тут встретить, так это баскавуса — главного сержанта, командира небольшого опорного пункта с отделением солдат. Турецкая погранзона глубоко эшелонирована и настоящая граница у них начинается только на удалении в пятнадцать, двадцать километров, где на каждой дороге стоят блокпосты. Вот там можно встретить тегмена — лейтенанта турецкой армии. Всего же погранзона имеет в ширину до двухсот километров. Поэтому и турецкий город Карс, куда я должен направиться уже этим вечером, был пограничным. Для меня поднесли к границе и одежду турецкого крестьянина, и даже краску для волос на голове и физиономии, чтобы я мог полностью преобразиться и с фальшивыми турецкими документами въехать в этот город так, словно возвращаюсь в дом к своему дяди с хворостом и плавником, собранным в нескольких километром от города на берегу Карса.

Согласно легенде, на первом этапе инфильтрации я был двадцатитрёхлетним парнем по имени Яшар Мешхед, жившим в Германии, в городе Франкфурте-на-Майне с десятилетнего возраста и потому плохо говорившем по-турецки. Для того, чтобы отдать долг родине — отслужить два года в армии, закончив институт, я приехал в Турцию, в родной город отца — Трабзон. По приезду в Трабзон три дня назад, я сразу же отправился в гости к дяде Махмуду Инжеваду, человеку довольно состоятельному, владеющему тремя грузовиками "Мерседес" и имеющему свою собственную автотранспортную компанию. Ещё у моего дяди имелся старенький армейский джип "Виллис". Приехав к дяде ближе к ночи вместе с двумя друзьями отца, мы рано утром поехали на реку, чтобы заготовить дров на всю зиму. Пока нас не было, дядина жена, тоже советская разведчица, растрезвонила чуть ли не на весь Карс, какой умница её племянник Яшар, приехавший в Турцию из Германии, чтобы отслужить в армии, как это положено всякому мужчине.

Уже одного этого вполне хватало, чтобы замазать глаза любому турецкому контрразведчику. Как и в моё время, так и в семидесятые годы, в Турции считали мужчиной только того парня, который был либо женат и имел детей, либо отслужил в армии, а потому с такой легендой я мог ничего не бояться. К тому же в Карс я приехал из Трабзона на дядиной машине. Отбежав от дороги метров на триста, я остановился и посмотрел вслед уходящему в сторону Еревана поезду. До свиданья, Советский Союз, здравствуй Турция.

Глава 14.

Прибытие в Трабзон и отплытие в Марсель

Всё, я находился на вражеской территории, а тут ухо нужно держать востро. Скинув рюкзак, я достал из него просторные штаны цвета хаки и такую же куртку, снял шлем и надел их поверх мотокомбинезона. Теперь я был не так заметен с воздуха. Забросив рюкзак за спину, я побежал к тому месту, где меня поджидал Игорь и уже через несколько минут смог обнять его. Он находился в Турции вместе с Володей уже больше месяца и добирался до Трабзона морем, сначала на подводной лодке, а потом, ночью, вплавь. Этот способ инфильтрации считался одним из самых безопасных, хотя и требовал отличной физической подготовки, но для куэрна восьмой ступени проплыть пятнадцать километров — пара пустяков.

Игорь принёс мне одежду, причём не турецкую, а немецкую, а если точнее, американскую — потёртые джинсы, ковбойку и чёрную куртку-пилот на меху, причём настоящую, лётную. Мой друг был одет точно так же. Документы на имя Яшара Мешхеда, паспорт гражданина ФРГ и водительские права, лежали у меня в нагрудном кармане. Сложив вещи в две сумки, мы быстро пошли вглубь территории и вскоре добрались до "Виллиса". Только тогда, когда мы забросили в джип сумки и сели в него, я облегчённо вздохнул. Теперь нам нужно было быстро пересечь Карское плоскогорье и доехать до реки Карс. Игорь уже бывал здесь несколько раз и потому, едва только сев за руль, помчался на стареньком, но ещё крепком "Виллисе" между холмов. По пути нам пришлось объехать стороной небольшой турецкий городок и через три с половиной часа мы были на месте. Махмуд и Володя загрузили доверху хворостом и плавником большой грузовик и, поджидая нас, приготовили немудрёный ужин из жареного мяса, сыра, лепёшек и айрана. Поужинав, вы легли спать прямо под открытым небом на вязанках хвороста, накрытых брезентом и на случай дождя укрылись вторым куском брезентухи.

Благодаря помощи Махмуда, инфильтрация прошла без сучка и задоринки. Этот сорокалетний мужчина работал в Турции уже двенадцать лет. Его жена Алия, как и он сам, тоже была курдчанкой из Тбилиси. Махмуд познакомился с ней в разведшколе и они через две недели поженились, а ещё через три года въехали на территорию Турции, но уже не как курды, а как турецкая супружеская пара. Перед этим Махмуд и Алия три года прожили в Западной Германии, где он работал автомехаником и, скопив денег на покупку двух грузовиков, переехал в Турцию, в Карс, на родину предков.

Лёжа на валежнике и глядя на звёзды, мы долго разговаривали. Махмуд ещё почти год назад получил из Москвы новые директивы, в которых ему, как руководителю целой разведывательной сети, активно сотрудничавшей с молодёжными коммунистическими группировками, было приказано немедленно свести их активную политическую деятельность внутри страны к нулю с одной единственной целью — сохранить жизнь молодым революционерам. Ему предписывалось поощрять их к выезду за рубеж, особенно во Францию и Германию для того, чтобы там учиться, получать высшее образование и как можно глубже проникаться коммунистической идеологией.

На эти цели Советский Союз выделял немалые деньги и поэтому многие молодые турки, которые должны были погибнуть в семьдесят втором году, остались живы и теперь учились во Франции и Германии, создавали там студенческие коммуны и с большим интересом присматривались к тому, что происходит в Советском Союзе. Те, кому смерть не грозила, вербовали в "красные" студенты других юношей и девушек, говоря им, что Советский Союз обязательно победит капитализм его же оружием — рыночной экономикой, но только не дикой, а цивилизованной, плановой, которая не допустит финансовых и экономических кризисов и станет залогом процветания всех людей в государстве, а не будет обогащать кучку капиталистов и олигархов.

Насколько я был в курсе событий, молодые немцы и французы, тоже исповедующие левые взгляды, просто ошалели, услышав такое из уст молодых турок и турчанок. К тому же все они ратовали за светскую Турцию, только мирную, а не милитаризированную. Молодых смутьянов, особенно французов, хорошо помнящих жаркую весну шестьдесят восьмого года, тонко срежиссированную ЦРУ, больше всего поражало то, что молодые турецкие коммунисты, в основном выходцы из бедных рабочих семей, были ярыми противниками митингов и забастовок и призывали всех бороться с капитализмом в аудиториях, получая знания.

От того, что молодые турецкие коммунисты, уехав в Западную Европу заявляли, что они мечтают видеть Турцию экономически развитой страной с мощной национальной индустрией, в которой не будет бедных и при этом не призывали к борьбе против богатых, оторопели даже "Серые волки". Когда же они узнали, что молодые члены Коммунистической Партии Турции Нового Курса, называют пророка Магомета вторым коммунистом после Иисуса Христа, а ислам — религией социализма, только не прежнего, не учитывающего реалий жизни, а настоящего, с управляемой государством, социально ответственной и потому направленной на благо всех людей, рыночной экономикой, то и вовсе офанарели.

Вместе с тем "красные студенты" были хорошо организованы и к ним было невозможно подобраться просто так, на шармака. Они охотно шли на контакт с европейскими леваками и настойчиво доказывали тем, что убийствами и взрывами, капиталистов не победить и что революция может быть иной. Те к ним прислушивались. В общем иностранный отдел КПСС и внешняя разведка времени зря не теряли и теперь, когда имели доступ к материалам целых пяти вариантов будущего, один другого хуже, аналитикам будет гораздо легче выработать такие идеологические доктрины, которые окажутся посильнее, чем "Майн кампф" Гитлера. Что же, я был только рад, что у нас в Политбюро приняли именно такое решение. Полагаю, что у нас найдутся люди, которые смогут написать действительно великую книгу.

Во всяком случае, когда я рассказал Махмуду Инжеваду о том, что курдский вопрос будет благополучно разрешен только тогда, когда с политической карты Земли будут стёрты все границы и курды в местах своего компактного проживания получат все права местного самоуправления, а таких понятий, как Советский Союз, Турция и США, вообще не останется, и что именно на это нацелено Политбюро, но пока что просто не заявляет об своих планах во всеуслышание, но именно так всё и будет через двадцать, двадцать пять лет. Мухамед не выдержал, выскочил из-под брезента и что-то громко прокричал на курманджи. Не думаю, что таким образом он выражал своё неудовольствие моими словами. Снова забравшись под брезент, Махмуд возбуждённо сказал:

— Яшар, мне довелось в детстве целых одиннадцать месяцев жить в свободном Курдистане. Его после войны создал в Северном Иране Сталин, но американцы вынудили его вывести оттуда советские войска и шах Ирана учинил там резню. Наш президент Кази Мухамед был повешен на главной площади в городе Мухабаде, а моя семья была вынуждена бежать в Советский Союз. Хорошо, если бы всё случилось именно так, как ты говоришь.

Чтобы попрактиковаться в турецком, а я изучал его весь последний год, мы разговаривали именно на нём. До этой минуты размеренно сопевший Володя, громко воскликнул по-русски:

— Муха, а за каким, по-твоему, чёртом, Яша отправляется во Францию? Он как раз этим и будет заниматься! Всё, спим, мужики, а то вы так до самого утра болтать будете.

Проснувшись с восходом солнца, мы умылись в реке и поехали в Карс, до которого ехать было часа два с половиной. Впереди нас ехал Мухаммед на "Мерседесе", нагруженном хворостом, а позади мы на "Виллисе". Игорь сгорбившись сидел за рулём, джип ему был маловат, а я пристроился позади Володи, которому американская машинёнка была размера на три меньше. Он возвышался передо мной, словно утёс и опять у меня мелькнула мысль: — "Володя ведь меня от пуль собрался защитить, чёрт здоровенный." Вскоре мы подъехали к хорошо укреплённому блокпосту и солдаты стали лениво проверять наши документы. Когда я протянул одному из них свой немецкий паспорт, тот воскликнул что-то мне непонятное и Володю это почему-то возмутило так сильно, что он немедленно взорвался:

— Ах, ты ишак облезлый! Да, я тебе сейчас обе ноги вырву за такие слова! Яшар, в отличие от тебя, тупого идиота, инженер-конструктор, но вместо того, чтобы работать на заводе "Мерседес", приехал домой, служить в армии! Он уже через месяц будет офицером, устегменом, а то и вовсе юзбаши, и не дай тебе Аллах попасть в ту часть, которой он станет командовать.