Лето Эпох

Володя отказался перемещаться, а меня и не спросили, просто сгребли в охапку и вот я здесь.

Инна сидела, сжимая в дрожащих руках чашку и тихо плакала. Света не мигая смотрела на Алексея. Светы-второй и Семёнова третьего не было. Они не могли находиться рядом со своими двойниками, пока нет проводника. Но слушали его рассказ по детскому телефону, трубка которого лежала на столе.

— Им нужна помощь — донеслось из динамика трубки — Лёха, заряжай нашу дурмашину.

— Нет — встрепенулась Света первая — мы им ничем не поможем, а сами пропадём. Вова с Сашей справятся. Да и Семёнов не лыком шит.

Трубка промолчала.

— Будем ждать — через минуту донесся из трубки голос Светы второй — ты права сестрёнка, мы им сейчас ничем не поможем. А ты Семёнов лучше займись излучателем поля защиты. Сил нет сидеть здесь.

— Не понял — удивился Семёнов младший — а чего вы там сидите? Я ведь тоже теперь могу, мне почему-то так кажется, построить защиту. Давайте попробуем.

— Так чего же молчал.... — дальше шли непечатные выражения из уст Светланы Владимировны, и хохот Семёнова третьего.

Первым осторожно вошел в дом Семёнов третий, к нему также не спеша начал подходить и Семёнов младший. Тоненькая плёночка защитного поля замерцала, но не набирала силы.

— А так — сзади к Семёнову младшему подошла Света и взяла его за руку, плёночка исчезла совсем, и Семёнов-третий, покачнувшись, стал опускаться на колени. Но тут вдруг защита вспыхнула с новой силой, и её призрачный свет заполнил холл дома. Семёнов третий вновь твёрдо встал на ноги.

— Ты только не привыкни, держать чужого мужика за руку — пошутил через силу её муж — а то мне придётся вызвать его на дуэль и убить как Дантес Пушкина.

Семёнов младший расхохотался — я чужими жёнами не интересуюсь, тем более женами братьев.

— Это хорошо — улыбнулся и Семёнов третий.

А Светлана задумчиво проговорила — одного перемещения мало, чтобы дар стал сильнее, надо как минимум два, три.

— Точно — подтвердила входящая следом Света-вторая — пошли, что ли приготовим чего-нибудь, а то я от волнения готова обоих Семёновых сожрать. А ты — заметила она выглядывающую из кухни, заплаканную Инну — хватит реветь, ничего с твоим Вовой не случится, давай быстро картошку начинай чистить, а я пока мясца порежу. Пошли.

А в это время в далёком две тысячи сто шестьдесят седьмом году близ города Солнечногорска шел самый настоящий бой. Несколько сот человек сошлись в кровавой бойне. С одной стороны повстанцы в разношерстной одежде, но с самым современным оружием шли не жалея себя в полный рост на гудящие сгустки плазмы, изрыгающиеся из полицейских плазмомётов, другой стороны.

В центре этой самой другой стороны лежали четыре, неимоверно истощенных человека. Трое мужчин и женщина. Один еще подавал признаки жизни, из последних сил поддерживая тусклый щит-купол. Трое, по видимому, были без сознания. Потому как один из них, самый старший по виду, время от времени протягивал руку то к одному, то к другому и что-то говорил.

Люди гибли и с той и другой стороны. Но со стороны полиции потерь было больше. Всё же маломощное полицейское оружие было малоэффективно для таких боевых действий. Сгусток плазмы больше обжигал, чем убивал. Всё-таки, это оружие считалось не летальным и предназначалось только для полицейского, а не войскового спецназа. А вот повстанцы все как один были вооружены кинематическими винтовками последнего поколения. Стальная пуля, летящая с огромной скоростью, прошивала насквозь любые бронежилеты. Вот они-то как раз и предназначались для военных. Тем более, эти винтовки, не имели аккумуляторов и быстро перезаряжались, в отличии от полицейских плазмомётов.

Но вот перевес в живой силе и вооружении повстанцев переломил ход боя и полиция начала отступать, волоча своих павших товарищей по земле. Прекратили огонь и те и другие. Одни грузили освобождённых лежащих без сознания людей и своих попавших под сгустки плазмы друзей. К этому времени и последний из четвёрки тоже потерял сознание, и поле исчезло. Другие мрачно наблюдали за их действиями.

Первые не опуская оружия, запрыгивали в открытые машины и, контролируя небо, исчезали в клубах пыли. Вторые скрипели от бессилия зубами, и тоже с надеждой поглядывали в облака.

Первым пришел в себя еще в машине Семёнов старший. Поднял запавшие глаза на худенькую и невысокую женщину в лёгком бронежилете и серых джинсах, заправленных в высокие армейские ботинки со шнуровкой. В уголках глаз и у рта с плотно сжатыми тонкими губами поселились паутинки прожитых лет. Короткие светлые волосы сбитые ветром назад, открывали маленькие аккуратные ушки.

— ... Как похожа на Вету — пронеслось у него в голове.

Женщина почувствовала, что на нее смотрят, и перевела взгляд на Семёнова.

— Очнулся? — Холодно спросила она, склонившись — Что с моей дочерью? И кто ты такой? Этих двоих я знаю...

— Я-а? Ну, моё имя вам вряд ли, что скажет, одно могу сказать с точностью, она жива и если её накормить, как только придёт в себя, то через два, три часа будет в полном порядке. Как, впрочем, и ребята. Да и я поесть бы не отказался.

— Армейский сухпай подойдёт?

— Да...

Женщина откинула спинку бокового кресла и, просунув руку в нишу за ним, вытащила оттуда небольшой брикет в желтой промасленной бумаге. Надорвала упаковку и сунула в руки Семёнову. Тот с жадностью впился зубами в податливую мякоть сухого пайка.

Поблагодарил уже с набитым ртом.

— А вина у вас нет? — спросил он, прожевав первый укус.

Женщина протянула ему свою фляжку, обычную армейскую в матерчатом чехле грязно зелёного цвета.

— Не мне, ребятам...

И снова набросился на брикет.

Женщина склонилась над девушкой и влила в приоткрытые губы, чуть-чуть напитка. Потом то же проделала и с остальными.

Вета открыла глаза и чуть слышно простонала — мама...

И тут же получила в руку надорванный брикет сухпая, уже обильно просоленный слезами, которые она просто не смогла сдержать, как не старалась.

Один за другим открыли глаза и парни, сразу же получив по брикету.

Проглотив за минуту свою порцию и бесшабашно улыбнувшись, Вовка громко выдал — ни хрена себе, мы отходняк словили.

Через час блужданий по лесным тропам, машины плавно влетели в какую-то естественную пещеру. Повстанцы повыпрыгивали из кузовов, если так можно назвать лишенные крыш автомобили и уже не спеша, начали выгружать мёртвых и раненых, оказывая помощь, кому она еще требовалась. Вынесли и аккуратно положили в стороне от остальных и ребят. Те крепко спали.

Пещера оказалась с секретом. В её глубине, замаскированный снаружи оказался проход, перекрытый массивной тяжелой дверью-плитой, в другую, просторную, светлую и обустроенную. Шкафы, шкафчики, скамейки, столы и кровати в два яруса вдоль стен. Посредине разместился тот самый, или похожий на него, куб медицинского бокса. Что уже видели ребята в прошлое свое посещение. Вокруг суетился всё тот же доктор в грязном изгвазданном белом халате.

Женщина сидела рядом с кроватью дочери и временами проводила ладошкой по её щеке. Она уже не плакала, и крепко сжатые губы нет-нет, да и растягивались в подобие улыбки.

— Госпожа Мадара — негромко окликнул её подошедший мужчина, отвлекая её от своих мыслей.

Женщина поднялась и еще раз бросив взгляд на спящую Вету-Наташу прошла к столу, стоящему неподалёку, увлекая за собой мужчину.

— У нас восемь убитых и шестнадцать раненых, трое тяжело, но доктор сказал, что жить будут — проговорил он сквозь зубы — это стоило того? Четверо, не пойми кто...

— Девочка, моя дочь — грубо оборвала она его — остальные модификанты. И здесь у нас все добровольцы, они знали — она кивнула в сторону покрытых простынями тел — на что и за что шли на смерть. Или ты не согласен?

— Извините госпожа Мадара, я не знал — стушевался тот.

— Свободен...

На этом разговоре и отрыл глаза Семёнов, пошевелил руками и ногами, вроде всё цело, и состояние как будто ничего, только вот опять есть хочется. Сел. Нашарил снятые с него туфли и обулся, поморщившись от запаха собственных ног. Затем огляделся, отметив, что ребята рядом и спят. Облегченно выдохнул.

— Проснулся?

Семенов и не заметил, как к нему подошла всё та же женщина.

Он поднял на неё глаза.

Она подтащила к кровати колченогий табурет и присела рядом.

— Рассказывай...

— О чем? — в тон ей ответил Семёнов старший. Он не привык к такому обращению и потому принял её тон с вызовом — и почему ты? Я не помню, что бы мы были друзьями. Это во первых, а во вторых я вас на полтора века старше. За наше спасение, конечно, спасибо. Но вы спасали в первую очередь свою дочь, а не нас.

В глазах женщины промелькнули искорки удивления.

— Согласна — ответила она — простите, я немного устала. Как вас зовут?

— Алексей Алексеевич.

— Откуда вы? Нет не так, из какого вы времени? Я знаю, что вы модификанты. Мои люди видели ваши художества в городе.

— Из тысяча девятьсот семьдесят пятого.

— И Наташа была там?

— Ну-у — протянул он — в общем-то, это по её просьбе мы здесь. Она хотела вас забрать с собой в тихий, добрый двадцатый век.

— Она модификант?

— Да, теперь да... А вы как-то не особо тепло относитесь к таким как мы? И слово это ваше... Да у нас есть кое какие способности, но это дар природы и не более того, но и не менее.

— Не знаю — задумчиво проговорила женщина — я еще не поняла, как к вам относится.

— Извините меня госпожа Мадара, так, кажется, вас называют люди — Семёнов обвел глазами снующих туда-сюда людей — за мою резкость, но мы и не нуждаемся в вашем особом отношении. Как только ребята проснуться мы уйдём.

— А Наташа? — вдруг испугалась женщина.

— А это уже ей решать, как вы недавно говорили? Здесь у нас все добровольцы? Так вот, Вета девочка взрослая и, я думаю, сама сможет за себя всё решить.

Женщина кивнула и поднялась. Подхватила табурет и медленно побрела к кровати дочери.

Ту начали просыпаться и парни. Вовка скинув ноги, так же как и Семёнов стал обуваться, за ним и Сашка, а вскоре открыла глаза и девушка.

Первое, что она увидела, это печальные и уставшие глаза матери.

— Мама — прошептала она и потянулась своей ладошкой к её лицу.

Та схватила ладонь дочери и прижала к своей щеке.

— Веточка, ну как же так?

— Что, мама? — удивленно переспросила Вета.

— Ты, моя дочь, модификант...

Голос её дрожал.

— Как такое могло случиться? И почему ты беременна. Диагност показал. И отец твоего ребенка вон тот долговязый...

— Мама, да я модификант, фу какое слово... Раньше как-то не замечала в нём ущербности, что ли. А теперь... И насчет Саши... Я просто его люблю...

— А он?

— Говорит, что больше жизни — девушка улыбнулась — мам, давай уедим отсюда, из этого дурдома, от войны и чипов, от империй и исходов...

— Нет Вета, слишком много тут уже пролито крови, чтобы вот так всё взять и бросить. А ты... Я тебя не держу... Но хоть изредка подавай весточку, что ты жива, как растут внуки...

— Да мама, я знала, что ты это скажешь, но хотела услышать это от тебя и, чтобы глаза в глаза. А где отец?

— Он остался там, на поле, где мы вас отбили. Прикрывает. Но у него всё хорошо, возвращается. Недавно выходил на связь. А этот Алексей Алексеевич, он кто?

Вета снова улыбнулась — это мама и есть тот самый Семёнов из легенд. Отличный дядька.

— Не может быть???

— Может мама, может — рассмеялась девушка.

— Слушай доча, пока нас никто не слышит — она склонилась над постелью — а как ты живёшь с этой своей моди... Со своим этим даром — поправилась она — и что ты можешь?

— Мам я многое могу, например, исчезнуть и появиться в другом месте или вообще не появляться долгое время. Могу смотреть и слушать через толстую стену, могу разговаривать с животными и даже видеть их глазами, могу им приказывать. Только мне их жалко, они такие хорошие и никогда не причинят людям зла, если те им не причиняют. А еще я очень сильная, могу тебя поднять одной рукой. А еще я хочу есть... У тебя тут ничего нет? Ребята тоже голодные, вон как глазами стреляют.

Через две минуты у каждого в руках оказалось сразу по два брикета сухого пайка и по фляжке легкого вина.

Сашка с брикетами в руках подошел ко, всё еще лежащей, и уплетающей за обе щеки мягкое и вязкое содержимое этих самых брикетов, Свете. Рядом, не отходя, сидела и глядела на нее госпожа Мадара.

— Можно? — Спросил он разрешения, показывая взглядом на краешек постели.

Наташа подвинулась, а мать глухо бросила — садись уж, раз пришел.

Сашка присел, но как-то нерешительно.

— Эх-хх — вздохнула Мадара — говори, чего хотел.

— Я люблю вашу дочь, госпожа Мадара и... и, мы хотели пожениться...

— Конечно, а куда ты денешься? Или может, бросишь её с ребёнком?

— Э-э... Каким ребёнком..?

— Я беременна Саша — улыбнувшись и проглотив большой кусок, икнула Наташа.

— Беременна? — растерявшись, повторил её слова как эхо Сашка, переваривая сказанное.

И тут до него дошло.

— Наташка! — Вскричал он, вскакивая и роняя свои брикеты — Наташка, ты... ты...!! Урра — вдруг заорал он во всю глотку.

Суетящийся по пещере народ на мгновение замер от неожиданности, и все взгляды устремились на него.

— Извините — сконфуженно раскланялся он — извините...

Кто-то повертел пальцем у своего виска, кто-то выругался, а кто-то и запустил в него матом.

На его крик подошли и Вовка с Семёновым.

— Ты чего орёшь, как полоумный — проворчал Алексей Алексеевич.

— Алексееич, представляешь, я скоро буду отцом...

— И что? Я тоже. Чего орать-то — не понял тот, пожимая плечами.

— И я — вторил ему Вовка — так я же не ору, радуюсь себе тихонечко, а ты разорался, весь народ перепугал.

— А-а — махнул рукой Сашка, сетуя про себя на черствость друзей, и стал подбирать свои брикеты.

— Брось — глядя на него проговорила госпожа Мадара — ты, наверное, еще и есть это будешь? Возьми вон на столе... Зятёк, тоже мне...

— А ты почему молчишь, как воды в рот набрала? — Обратила на дочь свой взор женщина.

Вета счастливо рассмеялась — мам, ты в своем репертуаре, сними маску мам, здесь все свои.

Лицо женщины расслабилось, появилась добрая улыбка, увеличив и без того многочисленные мелкие морщинки — Эх, Саша, Саша, Веточка, ребята, как бы я хотела расслабиться и забыть про всё на свете, но нельзя, даже на минуту нельзя. Потом не соберу себя. И снова её лицо приобрело надменный и волевой вид.

— Где она — с рёвом, как раненый зверь, ворвался в пещеру господин Покольский, снова переполошив весь народ.

И теперь уже в его сторону полетели вырвавшиеся из людей маты.

Тот только отмахнулся.

— Где она — снова взревел он и бросился к кровати, рядом с которой сидела жена и стояли знакомые ему парни — что с ней?

Подбежал он, расталкивая ребят.

— Всё хорошо Серёжа, с Наташенькой всё хорошо — встала со своего табурета женщина — только не ори так, аж, уши заложило.