В камере было сыро и прохладно. Чувствую, если доведётся здесь спать, то придётся просить у дежурного хоть какое-то одеяло, а то чёрта с два в таких условиях заснёшь. Хотя и хуже бывало...

Ай, да кому я вру? Не бывало хуже! Не бывало такого ещё со мной, чтобы спать приходилось в плохих условиях, при этом зная, что спишь, скорее всего, последнюю ночь в своей жизни! Не бы-ва-ло! Не бывало, чтобы нас так красиво и тупо использовали, при этом капитально подставив! Не бы-ва-ло! Чёрт, и семья ничего не узнает! Хотя нет, пусть лучше и не знают! Если будет какая-то возможность передать весточку, то пусть лучше им скажут, что пропал без вести на операции. Может, уважат, последнюю просьбу выполнят...

Так, стоп! Собраться! Чего расклеился, егерь? Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Подыхать — так с музыкой, красиво. Например, расстрелом своим же покомандовать, срывая чёрную повязку с глаз. Крикнуть "Пли!" и ехидно улыбнуться. Интересно, а духу у меня хватит? Не хватит, наверное, вру себе опять. Хотя... Дух духом, а дури у нас много, хоть на гуманитарную помощь отправляй. Иначе в егеря бы не пошёл.

Так, всё, хорош. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Вдох, задержать дыхание... Выдох. Ещё раз. Ещё раз. Всё, успокоиться. А то начал в истерику и кураж впадать, как новобранец в первом бою. Сам с собой начал разговаривать... Всё, успокоиться, а то так и до шизофрении недалеко. Пока жив, а дальше видно будет.

Если размышлять объективно — то шанс у нас всего один: сдать Семёна, что мы успешно и выполним. Дальше Семёна берут под белы рученьки и тащат на допрос, на котором он расскажет всё, даже чем болел в детстве и в каком возрасте первый сексуальный опыт получил. И тогда есть шанс, что отделаемся мы только формальным внушением за мародёрку. Но как быть, если Сёма скажет: "Я не я и лошадь не моя"? Или если решит нас с собой на тот свет прихватить в качестве почётного эскорта и заявит, что мы с ним в команде давно наркоту поставляем?

Или как быть, если Сёму самого используют "втёмную"? Вряд ли, конечно, но и такой вариант возможен.

Ладно, как говорил Наполеон: "Главное — в драку ввязаться, а там видно будет".

* * *

В одиночестве я провёл около часа. Затем загромыхали ключи, грохнул тяжёлый засов и дверь распахнулась. За ней меня ожидал дежурный и два конвоира. Конвоиры были из тех, с которыми мы прокатились в грузовике — наверное, дежурное отделение какое-то. Правда, в этот раз бойцы были налегке — без брони и шлемов, но с автоматами наперевес.

Руки за спиной защёлкнули наручниками, и повели на второй этаж, мимо "приёмной", где нас оформляли, по длинному коридору с бесконечными дверями по обе стороны. Непривычно было идти, опустив голову и шлепая ботинками без шнурков по вытертому линолеуму. Хорошо, хоть штаны не спадают.

— Лицом к стене! — скомандовал конвой, когда мы дошли до очередной двери без каких-либо табличек типа "Старший следователь Пупкин", а лишь с обычным алюминиевым номерком с цифрой "18".

— Арестованный доставлен! — бодро отрапортовал конвойный кому-то, скрывающемуся за дверью.

— Заводите, — послышалось из кабинета.

Меня слегка подтолкнули за порог и дверь закрылась. Я поднял глаза.

Ну что, кабинет как кабинет. Совсем не комната для допросов с каноничными лампами, которыми светят в лицо, и злобными палачами, избивающими арестованных. Хотя что-то мне подсказывает, что и в такую, "классическую", комнату я тоже могу попасть.

Тёмный паркет на полу, причем недавно полакированный, заметно. Светлые обои на стенах, шкаф справа у стены, через стеклянные стенки шкафа виднеются папки с какими-то бумагами. К шкафу впритык стоит тяжёлый несгораемый сейф. По всем шаблонам, он должен быть старым, серым, закрывающимся на ключ. Но не тот случай — этот вполне современный, с двойным замком — кодовым и обычным.

Зарешёченное окно, через которое виднеется кусок плаца. На подоконнике — какие-то цветы. Ну а возле окна — стол, заваленный бумагами, и сидящий за столом дознаватель. Лысоватый полный дядька крестьянской внешности, лет под пятьдесят, в обычной серой рубашке с длинным рукавом. Судя по степени влажности этой самой рубашки, потеет гражданин дознаватель ощутимо. Это вроде бы показатель проблем с сердцем, если я всё правильно помню по рассказам Дока... Или с обменом веществ что-то...

— Присаживайтесь, — кивнул дознаватель на табурет, стоящий недалеко от стола. Ну да, привинчивать мебель к полу было бы сущей паранойей. Что я с закованными за спиной руками могу сделать? Разве что задницу почесать, да и то неудобно будет.

Пару минут дознаватель просто смотрел на меня, то ли играя в гляделки, то ли просто внимательно изучая. Ну ничего, мы тоже эту игру знаем. Будем смотреть тебе на переносицу, уважаемый, причем не фокусируя зрение, а глядя как бы сквозь. Этот приём я ещё с курсантских лет знаю. Оппонент обычно очень злится от того, что не может перехватить взгляд. В общем, как гласит старая пословица — "Улыбайтесь, это всех бесит".

— Я старший дознаватель ГУБ майор Кудимов, — наконец очнулся хозяин кабинета, — предупреждать вас о чем-либо бесполезно, так как статья у вас расстрельная. Мог бы долго рассказывать про ответственность за дачу ложных показаний, но ни к чему.

Я кивнул. Действительно, зачем время тратить?

— Итак, начнём с формальностей, — продолжил майор...

Опять стандартные вопросы, со стандартными же ответами: 1982 года производства, город Киев, ягд-лейтенант, женат, участвовал, в силах обороны Киева, наград нет, только благодарности, да и те устные.

— Теперь к делу, — глубоко вздохнул Кудимов, — надеюсь на то, что разговор у нас с вами сложится взаимовыгодный. Вы рассказываете мне правду, а я сделаю всё, чтобы ваше пребывание на допросе прошло без эксцессов. Идёт?

— Конечно, — честно ответил я, — но бывает так, что правда и то, что вы хотите услышать — не одно и то же.

Майор на секунду задумался и ухмыльнулся:

-Да, вы правы. Но в данном случае вам повезло. Версия, конечно, начинает понемногу складываться в мозаику, но недостающие элементы могут быть разными. Да и с другой стороны — поверьте, я в органах не первый год и ложь вижу без детектора. Это с опытом приходит. Даже если человек — весьма талантливый актёр, то обмануть он может лишь в том случае, если его допрашивают одного. Вы же — не один. А я сомневаюсь, что вся ваша группа работала в театре под руководством Станиславского. Хоть кого-то, а расколю.

Доля правды в словах Кудимова была. Петрович, например, врать совершенно не умеет. Да и из Кири с Тигрой актёры не очень.

— Хорошо, договорились, — кивнул я. — Тогда, может, вы снимете с меня наручники и дадите сигарету? А то мои забрали.

— Конечно, — неожиданно легко согласился Кудимов.

Через минуту я уже потирал набитые браслетами запястья и дымил довольно вонючей "Примой", которая в таких условиях — просто за счастье.

— Итак, рассказывайте, — приготовился записывать майор.

Я и рассказал. Всё, начиная от конфликта "братьев-борцов" в "Снежинке". Подробно, стараясь не упускать деталей. Продолжил сегодняшними похождениями на Троещине, спасением уланов и капитана Олега. Закончил собственно арестом. Весь рассказ с уточняющими вопросами и красочными описаниями занял не больше семи минут.

— Где и когда вы договорились встретиться с этим Семёном? — спросил майор, оторвавшись от бумаг.

— Вообще завтра в "Снежинке". Но, думаю, если он вам нужен очень срочно, то можно и домой к нему наведаться, если он не на смене. Адрес узнаете в кафе. Но лучше подождать до завтра, как мне кажется.

— Угу, — задумчиво произнёс майор, — ладно, с Семёном ясно. Кстати, ваша доля в этом предприятии сколько?

— Половина содержимого плюс автомобиль, — не стал скрывать я, — но про коробки с "питанием" он особо подчеркивал, что они отходят ему.

— Ну да, ну да, — задумчиво пробормотал майор,— У вас там наркоты было тысяч на пятьдесят долларов, по самому минимуму. Так что можно за такое и автомобиль отдать. Но как вы докажете, что вы с этим самым Семёном не работаете на постоянной основе, и он не является попросту вашим подельником?

Да уж, "презумпция виновности" во всей своей красе. Докажи, что не верблюд.

— Никак, — помотал головой я, — никаких доказательств у нас нет. Потому надеюсь, что завтра вы Семёна возьмёте и тогда будут доказательства в виде его слов.

— А кто сказал, что он признается? — хитро глянул на меня майор.

Наступила моя очередь улыбнуться. Под эту улыбку стырим ещё сигаретку и закурим.

— Ну я всегда считал, что ГУБ допрашивать умеет, — я прикурил от дешёвой китайской зажигалки.

— А, вон оно что, — немного разочарованно протянул майор, — ну ладно, скажу тебе правду...

Ага, внимание, приготовиться, сейчас нам будут врать нагло и цинично. Так всегда после подобных фраз бывает.

— Ты понимаешь, — продолжал Кудимов, — при большом желании я и тебя могу заставить во всем признаться. Признаешься, что это ты все организовал, что это ты главный наркокурьер и что вообще ты — террорист N1 Усама Бин Ладен и неважно, что он мёртв уже много лет. Поверь — это провернуть можно с каждым. Кто-то ломается раньше, кто-то позже, но сломать можно любого. Но вот вопрос — а что на выходе?

— А что на выходе? — меня действительно заинтересовали эти рассуждения.

— А на выходе мы ставим себе "галочку", которая в наши дни почти никак не учитывается, а наркоту как гоняли — так и будут гонять. Вот и получается, что пустили вас в расход, а конечного результата не добились. У нас сейчас ведь показатели другие совершенно. За количество раскрытых дел и прочие относительные вещи уже премий не дают, не те времена. Раньше как было? Раскрыл дело — молодец. Не раскрыл — не молодец. А сейчас не на факт раскрытого дела смотрят, а на качество и результат. Иначе какой смысл мне тут с тобой время тратить? Отдал бы тебя "костоправам", а сам бы ужинать пошёл.

Доля истины в его словах была. Конечно, всё немного не так, и пытают в ГУБ так, что аж лес шумит. Просто, видимо, наркотранзит для губарей сейчас стал главным приоритетом, вот и пытаются не разбрасываться по мелочам, а "смотреть глобально", как в том анекдоте про сову и мышей. Ну что же, нам это только на руку.

— Хорошо, на сегодня всё, — неожиданно быстро подытожил майор, — завтра утром ещё пообщаемся.

Повезло мне, однако. Пытается играть в "доброго полицейского". Правда, что будет завтра — ещё неизвестно. Но об этом я подумаю завтра. Пора в камеру. Дом, любимый дом!

Киев, 2020 год, 19 мая, вторник, 9.30, военное отделение ГУБ.

Опять загромыхали ключи о тяжёлую стальную дверь. Я поёжился, и приготовился к подъёму. Варианта сейчас два — или завтрак, или допрос. Ужин, как ни странно, накануне был. Не ресторан "Конкорд", конечно, а всего лишь ячневая каша, но и на том спасибо, а то желудок выл истошным воем.

И дежурному большое человеческое спасибо — дал кусок какой-то дерюги, укрыться на ночь, потому и удалось хоть немного нормально поспать. Нормально, конечно, относительно, потому что холодно тут в любое время года, да и даже банальным матрасом камера не укомплектована.

Вечером было слышно, как открывали соседние камеры, как кого-то приводили, уводили. Ну, тут как раз всё ясно — парней по очереди таскали к Кудимову. И если ребята ничего не напортачили, то сегодня днём губари возьмут Семёна, что меня очень радует.

— На выход, лицом к стене! — за дверью стоял вполне предполагаемый дежурный в компании конвойных.

Дали минуту на "утренний туалет", в прямом смысле этого выражения и потом начали буквально подгонять в спину.

Наручники, лестница, коридор, вчерашний кабинет.

— Доброе утро, товарищ майор, — бодро начал я, но мгновенно осёкся под взглядом Кудимова. От вчерашней мягкости и доброжелательности не осталось и следа. Передо мной был не добрый дядька-дознаватель, панибратствующий и втирающийся в доверие, а серьёзный волчара.

— Кому доброе, а кому и последнее, Еремеев, — поздоровался майор.

Я не нашёлся, что ответить.

— Присаживайся. Ну что, господин хороший, приплыли? — начало было непонятным, но не сулящим ничего хорошего. Подобное преображение и переход на "ты" — плохие симптомы.

— Не совсем понимаю, о чем речь, — отозвался я, приземлив себя на табурет.

— А сейчас поймёшь! — Кудимов, как глыба, навис над столом.

То, что я услышал далее, вызвало у меня желание закрыть лицо ладонями и причитать: "Да что же вы наделали, идиоты?!". Но мешали наручники.

* * *

Случилось то, что случается, когда кто-то начинает слишком торопиться там, где торопиться не следует. Спешка хороша при ловле блох, но не при оперативных мероприятиях.

Почему майор Кудимов, с его опытом, решил проигнорировать эту прописную истину — я так и не понял. То ли старая довоенная привычка "делать показатели", то ли ещё что — неизвестно, но факт остаётся фактом: вместо того, чтобы подождать сегодняшнего дня, прийти в "Снежинку" со взводом комендачей, оцепить здание и взять Семёна тёпленьким, наш бравый дознаватель возжелал увидеть Сёму в своём кабинете "здесь, сейчас и немедленно", причем ещё вчера, где-то около 23.00.

Свою волю он озвучил дежурному по ГУБ, который не нашёл ничего лучше, как послать патруль в "Снежинку". Патруль, которому не повезло в тот день нести службу в районе Лукьяновки, состоял из двух комендачей первого года службы и водителя — мужика чуть поопытнее, но всё же не "волкодава". В кафе Сёма обнаружен не был, зато методом опроса персонала обнаружили его домашний адрес, по которому и выдвинулся патруль, предупредив дежурного о своих намерениях.

Это был последний сеанс связи с комендачами. Через час обеспокоенный молчанием патруля дежурный выслал по домашнему адресу Сёма второй патруль. Те обнаружили то, чего я и боялся больше всего — трупы комендачей. Все трое лежали в коридоре квартиры, которую снимал Семён, а пустующая машина стояла в подъезда. Убили всех одинаково — выстрелами в голову, причем немногочисленные соседи выстрелов не слышали. Значит, был глушитель. Судя по предварительным данным, стреляли из пистолета калибром 9 мм, но это было уже неважно.

Важно то, что Сёма ушёл. И шанс найти его опустился до отметки "нулевая вероятность". Сейчас в его квартире проводили экстренный шмон губари, но надеяться на то, что они найдут оправдательные для нас улики было бы слишком оптимистично.

Если бы Кудимов немного потерпел... Если бы! А теперь нам остаётся только молиться. Улик против нас — достаточно, а оправдательных фактов — ноль. Бывшие заслуги, это, конечно, прекрасно, но кто сказал, что хорошие люди не превращаются в плохих? Еще как превращаются, сам видел не раз такие преображения. Думаю, Чикатило тоже не родился маньяком, а стал им.

Сухое резюме: комендатура получила три новых гроба, губари получили ноль информации о наркотрафике, а мы получим смертную казнь. Никто не доволен, мы — особенно. Эх, товарищ майор!

А товарищ тот самый майор сидел за столом, жутко потел, нервно стучал карандашом по столу и вопросительно смотрел на меня.